Гердер и историцизм
Гердер и историцизм
В 1770-е годы произошел решающий поворот в духовной жизни немецкого общества. Более конкретно, речь идет о переходе от рационалистического Просвещения к антирационалистическому [Здесь авторы имеют в виду не иррационализм, а коррекцию универсальных претензий рассудка гуманистической сферой чувств. — С.Б.] пред-Романтизму (так называемый период «бури и натиска» — Sturm und Drang, который представлен, помимо прочих, именами Гете, Goethe, Johann Wolfgang von, 1749–1832, и Шиллера, Schiller, Friedrich von, 1759–1805). Одной из центральных фигур этого переходного периода являлся Иоганн Готфрид Гердер (Johann Gottfried Herder, 1744–1803). Он был ярким представителем нового исторического сознания, которое придало новый смысл индивидуальности и историческому изменению. Этот смысл определяет ядро того, что позже будет называться историцизмом. Корни гердеровского историцизма восходят к мыслителям, которые по разным причинам находились на периферии Просвещения. От Юма Гердер унаследовал скептическое отношение к способностям разума. Он отвергает понятия общезначимого человеческого разума и вневременных универсальных стандартов. В критике Руссо культуры и его идеализации счастливого «природного человека» Гердер черпал вдохновение для собственной критики как самосознания Просвещения, так и оптимизма последнего в отношении прогресса. На критические взгляды Гердера также сильно повлиял пиетический иррационализм Иоганна Георга Гамана (Johann Georg Hamann, 1730–1788) [Специалист по этому периоду Бек (L.Beck) рассматривает и Гердера и Гамана как представителей философии «контр-Просвещения» (Early German Philosophy. — Cambridge, 1969. — P. 361 ff.). Эта характеристика верна по отношению к Гаману, но позиция Гердера более сложна. В связи с ней мы можем говорить о «синтезе» элементов и рационалистического Просвещения, и немецкого контр-Просвещения (anti-Aufkarung).].
Мы сказали, что Гердер может рассматриваться как основатель историцизма. Прежде всего, историцизм — это специфические установка и подход к истории. Историцизм пробудил так называемое «историческое чувство», согласно которому история становится контекстом и основным предусловием философии и человеческого мышления. Далее, история как дисциплина превращается в доминирующую науку, которая накладывает свой отпечаток на все гуманитарные дисциплины. Они как бы «историцизируются», то есть становятся исторически ориентированными дисциплинами [ср. история литературы, история искусства, история религии, история языка и т. д.]. Итак, можно сказать, что историцизм является и точкой зрения на реальность, и исследовательской программой для гуманитарных наук [Немецкий историк Фридрих Мейнекке (Friedrich Meinecke, 1862–1954) подчеркивал, что историцизм — это прежде всего принцип жизни, новый способ видения жизни. Реализация этого принципа становится исследовательской программой [см. F.Meinecke. Entstehung des Historismus, [1936]. — Munchen, 1965].].
Во-первых, историцизм характеризуется его интересом к историческим явлениям как исключительным, уникальным и специфическим феноменам. Индивидуальность не ограничивается человеческими личностями или отдельными явлениями. Она может также быть найдена в коллективном и «супериндивидуальном». Эпоха, культура или народ также уникальны и специфичны. В этом состоит суть историцистского принципа индивидуализации. С методической точки зрения, историческое понимание должно базироваться на собственных предпосылках эпохи и все ее оценки должны проистекать из внутренних, а не внешних критериев. Историцизм стремится к имманентному пониманию, а не пониманию, которое основано на критериях суждений более поздней эпохи. В этой исследовательской программе чрезвычайно важным становится проникновение в исторический контекст и исторические связи. Явление приобретает смысл в свете присущего ему контекста. В новом контексте (например, нашем собственном) явление получает иной смысл. Итак, историческое понимание — это контекстное понимание [ср. с понятиями «языковая игра» и «парадигма» в современной философии науки].
Во-вторых, историцизм подчеркивает важность исторического изменения и эволюции. Статическая точка зрения на реальность заменена на динамическую. Все подвержено потоку истории. Это акцентирование на изменении интерпретируется как решающая «революция» в западном мышлении [См. F.Meinecke. Entstehung des Historismus. — S. 1.]. Одним из следствий истори-цистекой революции явилось то, что гуманитарные науки XIX в. разработали историко-генетический взгляд на картину мира человеческой жизни за счет структурированного систематического подхода. Понятие историцистской индивидуализации и акцент на историческом изменении отрицают некоторые основные представления Просвещения: претензии на всеобщность, концепцию разума, идею неизменной человеческой природы и понятие общезначимых человеческих прав. Это отрицание придает историцизму определенные релятивистские черты («исторический релятивизм»), которые становятся все более и более заметными и проблематичными в наше время [Первые представители историдизма (Гердер и Юстус Мозер, Justus Moser, 1720–1794, и другие) были глубоко убеждены в существовании метафизической реальности, скрывающейся за историческим миром. Различные культуры и исторические явления рассматривались ими как выражения этой транс-исторической реальности (Бог). С такой точки зрения история может истолковываться как осмысленный и разумный процесс [см. также Гегель]. Когда эта позиция утратила доверие, историцизм столкнулся с однозначно релятивистскими следствиями. Поэтому с начала XX столетия ситуацию в нем часто трактуют как «кризис», затрагивающий принципиальную применимость историцизма вообще.].
Первый вклад Гердера в философию истории работа И еще одна философия истории человечества (Auch eine Philosophic der Geschichte zur Bildung der Menschheit, 1774) часто рассматривается в качестве историцистской программы. У Монтескье Гердер заимствует идею, согласно которой природно данные условия оказывают влияние на индивидуальность народов. Климат, географические условия и среда обитания определяет характер различных исторических явлений [См. J.Herder. Auch eine Philosophie der Geschichte zur Bildung der Menschheit (1774), — Frankfurt am Main, 1967. — S. 40.]. Для Гердера эти физические и материальные факторы обусловливают культурный рост и развитие и задают внешнюю рамку, в которой формируется основа любой индивидуальности.
Согласно Гердеру, каждая историческая эпоха является неповторимой и тем самым уникальной (einmalig). Дух или менталитет эпохи отпечатан на всех ее отдельных проявлениях и придает им определенную объединяющую характерную особенность. Например, дух греческой античности IV столетия до Р.Х. проникает не только в философию, но и в искусство, поэзию и интеллектуальную жизнь. Благодаря этому все эти феномены являются типичными именно для этой эпохи. То же самое можно сказать и о национальном духе (Geist eines Volkes). Каждый народ и каждая национальная культура сформированы их национальным духом. Для Гердера язык и сказки — хорошие примеры индивидуальности и уникальности народа. Если две нации могут быть отмечены одним и тем же духом времени, то национальный дух (Volkesgeist) играет роль принципа индивидуализации внутри данной культурной эпохи.
Идеалы различных народов, их нормативные представления о том, что является добрым и злым, уродливым и красивым, отмечены их национальным духом. Все критерии связаны со специфическим духом народа. Не существует какого-либо сверхнационального или сверхисторического критерия оценки счастья и красоты. «Каждая нация, — говорит Гердер, — содержит центр своего счастья внутри самой себя, точно так же, как шар содержит внутри себя свой центр тяжести» [J.Herder. — S. 44 f.]. Все критерии обусловлены историческими и географическими обстоятельствами. Когда «дистанция» между двумя нациями достаточно велика, они взаимно оценивают идеалы друг друга как предрассудки. Но такие предрассудки не обязательно являются отрицательными. Согласно Гердеру, «предрассудок хорош на своем месте и в свое время, так как он делает нас счастливыми» [J.Herder. — S. 46 f.].
Но как мы можем прийти к подлинному историческому пониманию других уникальных наций и культур? По мнению Гердера, это понимание или оценка не могут быть основаны на общих или универсальных стандартах. Он также отвергает представление о том, что одна эпоха или нация может служить нормой или идеалом для других. Историческое знание приобретается только с помощью эмпатии по отношению к историческим явлениям. Этот тип понимания не начинает с универсальных принципов разума или универсальных законов. Задача историка состоит в том, чтобы вообразить себе, на что могла бы быть похожей жизнь в отдаленном прошлом: «погрузите себя в эпоху, в небеса, в целую историю, чувствуйте себя во всем (fuhle dich in alles hinein)» [J.Herder. — S. 37 f.]. Другими словами, исторический подход должен быть «герменевтически эмпа-тическим». Историк должен адаптироваться к уникальности явлений.
Гердеровское учение критически относится к слепому этноцентризму и тем самым делает возможной культурную толерантность. Национализм Гердера не имеет ничего общего с шовинизмом. Все нации уникальны и равны. Гердер бережно относится к реалиям культурного и национального разнообразия. Похожие убеждения характерны и для его точки зрения на различные исторические эпохи. В свете своей концепции индивидуальности Гердер вынужден переоценить отрицательное отношение эпохи Просвещения к Средневековью. Если каждая эпоха имеет свою собственную ценность и свой «центр» внутри себя, то это, конечно, относится и к Средневековью [ср. положительную оценку средних веков со стороны романтиков]. В принципе, Средневековье не может быть помещено ни выше, ни ниже любой другой эпохи. Как и все исторические эпохи, оно само для себя является самоцелью.
Нетрудно понять, что принцип индивидуализации может легко войти в конфликт с идеей исторического прогресса и развития. Если история имеет более глубокий смысл или движется к специфической цели, то трудно утверждать, что любая эпоха имеет собственную абсолютную самоценность. Если все эпохи развиваются в направлении к некоторой общей цели (telos), то тогда естественно вводятся внешние критерии для их оценивания. В этом случае любая эпоха получает смысл в свете общей цели. Эта проблема неоднократно возникает в гердеровской философии истории. В работе И еще одна философия истории человечества Гердер полемизирует с поверхностным тезисом Просвещения о прогрессе. Поддерживая идею Руссо об историческом упадке после счастливого золотого века, он рассматривает эпоху Просвещения в качестве периода упадка. Но все эти оценки предполагают критерии, не принадлежащие определенной эпохе. Для Гердера, как и для Вико, нации и культуры проходят через различные «жизненные циклы» [J.Herder. — S. 48.]. Хотя в этой работе Гердер использует такие слова, как «развитие» и «прогресс», он все же не придерживается идеи беспрерывного прогресса или идеи движения всех культур к одной и той же цели. Культура развивается аналогично отдельной человеческой личности, и это в определенном смысле подразумевает, что они проходят одни и те же жизненные этапы. Культуры и нации рождаются и умирают, как и живые организмы. Поэтому Гердер оперирует с нормативными понятиями типа «период расцвета» и «период упадка» [ср. его трактовку Просвещения как периода «упадка» и «старости»]. В целом в своей философии истории Гердеру не удается избежать конфликта между внутренними и внешними критериями оценивания.
В таких поздних работах, как Идеи к философии истории человечества (Ideen zur Philosophic der Geschichte der Menschheit, 1784–1791) и Письма для поощрения гуманности (Briefe zur Beforderung der Humanifot, 1793–1797) исторический процесс находит свою однозначную цель, а именно, гуманность. Для Гердера собирание народного поэтического творчества и развитие новых гуманитарных наук оказались связанными со «строительством нации», что было актуально для Германии его времени. Таким образом, он легитимирует значимость и предназначение гуманитарных наук. Однако Гердер может быть рассмотрен и как пророк национализма и тем самым культурного релятивизма.
Резюмируя, скажем, что оригинальный вклад Гердера заключается в его принципе индивидуализации. Все исторические явления обусловлены духом времени и особым народным духом (Volkesgeist), который, в свою очередь, определяется внешними физическими и материальными условиями. Аналогично всеохватывающий менталитет эпохи и народа (Volk) задает понимание индивидом его самого и мира. С этой идеей мы снова встретимся в учении Гегеля.
Для Гердера исторические явления обладают собственной самоценностью и должны оцениваться на основе их собственных предпосылок. Очевидно, это создает определенную напряженность между легитимной толерантностью и историческим релятивизмом. Возможно, он сказал бы, что проводит различие между пониманием явления (например, кровной мести) и его одобрением (на основе наших моральных критериев). Его идея гуманности как цели истории в определенном смысле является антирелятивистской, но, по-видимому, несовместима с радикальной версией принципа индивидуализации. Во многом историцизм XIX века так и не смог разрешить эту дилемму.