Глава 10 Совершенно нормальная невероятность Какое отношение имеет любовь к ожиданиям?

Глава 10

Совершенно нормальная невероятность

Какое отношение имеет любовь к ожиданиям?

Очень немногие бы влюблялись, если бы никогда не слыхали о любви.

Ларошфуко

Любовь как выдумка

Он был философом, историком медицины и социологом. Кроме того, он был великим любовником. Жизнь его была страстной, дикой и трагичной. Мишель Фуко родился в 1926 году во французском городе Пуатье, вторым ребенком в семье преподавателя анатомии и хирургии. Он способный ученик, но одноклассники сторонятся его. Он аутсайдер в строгой иезуитской школе, ребенок, интересующийся исключительно книгами. Ему самому приходится наслаждаться своим причудливым юмором. Фуко не похож на остальных, очень не похож. Отец хотел, чтобы он стал врачом, но сын твердо решил обмануть родительские ожидания. Вместо медицины он изучает в Париже философию и психологию. После окончания учебы посещает Швецию, Польшу и Германию. В 28 лет он публикует свою первую книгу: «Душевная болезнь и психология». Фуко интересуется всем необычным, экстремальным и патологическим — людьми, отклоняющимися от нормы, как и он сам, а также обстоятельствами и состояниями, с которыми буржуазное общество имеет большие трудности. Будучи доцентом психологии в университете Клермон-Феррана, Фуков 1961 году пишет монументальную докторскую диссертацию на тысячу страниц «Безумие и общество».

Вооружившись бесчисленными источниками и текстами, Фуко разбирает историю безумия и различные его оценки. Одновременно со Стэнли Шахтером, который в Чикаго разрабатывал двухкомпонентную психологическую теорию чувства, молодой француз разрабатывает в Клермон-Ферране своего рода двухкомпонентную теорию социологии. Согласно этой теории, психические заболевания не существуют сами по себе, они суть то, что общество расценивает как психическую болезнь. Феномен и его оценка — две разные вещи. Психические заболевания, включая бред, общество приписывало необычным людям, поведение которых выпадало за рамки его знаний и обычаев. Психические болезни — это не факты, а приписывание, атрибуция.

Университетский мир Франции встретил книгу гробовым молчанием. Но и Фуко упрям в своем честолюбии. В своей следующей работе он идет еще дальше. На этот раз у книги нет определенной темы, в своем сочинении Фуко исследует шаблоны, по которым классифицировали и классифицируют явления со времен Просвещения. Лекции его слушают всего 30 студентов, да и то только потому, что им как будущим санитарам и медицинским сестрам требуется соответствующее удостоверение и справка об образовании. Но вышедшая в 1966 году книга становится сенсацией. «Les mots et les choses» («Слова и вещи») привлекает к себе всеобщее бурное внимание. Никто и никогда еще так не рассматривал знание и науку.

Неортодоксальный взгляд Фуко на «конструкцию» знания и истины делает его звездой на небосклоне французской философии. Тем не менее университет Клермон-Феррана посылает его в пустыню, точнее в Тунис. Пока в Париже студенческие волнения сотрясают устоявшийся порядок вещей, Фуко живет на приморском холме в отеле с белыми стенами и синими ставнями и пишет трактат о своем научном методе. Но уже в конце 1968 года Фуко появляется в Париже и включается в студенческое движение. Университет Венсена, опорная и экспериментальная база французских левых, предлагает ему профессуру. Политическая позиция Фуко радикальна, временами безумна. Он велеречиво рассуждает о «врагах народа» и «народном суде», оправдывает зверства французской революции и прославляет культурную революцию в Китае. Только благодаря усилиям влиятельных сторонников Фуко удается сохранить карьеру и получить место ординарного профессора. В 1970 году он занимает кафедру, для которой сам придумал название: кафедра истории систем мышления, в престижном Коллеж де Франс.

Взгляды Фуко являют разительный контраст с взглядами эволюционной психологии на человека и мир. Эволюционная психология делала тогда первые шаги одновременно в Беркли и Оксфорде. Как у исследователя систем мышления у Фуко нет твердого и надежного фундамента. Он испытывает лишь упорядоченность человеческого духа. Понятия, вокруг которых все вертится, — это «знание», «истина» и «власть». Вслед за Сартром Фуко рассматривает человека как живое существо, лишенное естественных свойств, как «неустоявшееся животное». Скорее человек в течение всей своей жизни непрерывно интерпретирует окружающий его мир. Толкования случаев соответствуют созданными ими же правилами игры в том, как общество оценивает те или иные явления и как люди видят мир. Вооруженный такими взглядами Фуко в начале 1970-х годов приступает к изучению сексуальности.

Если Сартр был кулаком французской философии ХХ века, то Фуко стал ее Мефистофелем — духом, отрицающим то, что другим кажется незыблемым. Стройный лысый денди в белом свитере с закатанными рукавами, театральный agent provocateur[3]. Гомосексуальные связи и скандальные статьи в газетах наложили неизгладимый отпечаток на его жизнь. В начале 1970-х годов Фуко садится за свой многотомный капитальный труд «Histoire de la sexualite» («История сексуальности»).

Цель Фуко — выяснить, как общество определяет наши представления о сексуальности и наше понимание похоти и эротики. Для этого он возвращается к истокам христианского мировоззрения. В отличие от почти всех историков Фуко рассматривает христианство не просто как авторитарную власть, которая запретами и законами ограничивает сексуальность человека. Фуко понимает мораль раннего христианства как новую форму «самоорганизации» и как руководство по новой «технике жизни». «Les aveux de la chair» («Признания плоти») хронологически стала заключительной частью четырехтомного труда, но так и не была опубликована. В 1976 году выходит в свет «La volonte de savoir» («Воля к знанию»), своего рода введение, поясняющее всю программу автора. Подзаголовок: «Исследование человеческой сексуальности в условиях господствующих властных структур». Каким образом из фикции новой христианской организации людей могла возникнуть новая форма опыта? Ведь не опыт же определяет фикцию. Согласно Фуко, все обстоит как раз наоборот. Общественные концепции придают форму нашим опытам. Мы такие, какими представляем себя в своей вере, а то, во что мы верим, в значительной степени зависит от общества, в котором мы живем.

«Воля к знанию» впоследствии составила первый том. Вместо того чтобы — как можно было предположить — двигаться дальше, ближе к современности, Фуко, обращается к временам, предшествовавшим христианству. «L’Usage de plaisirs» («Употребление удовольствий») и «Le souci de soi» («Забота о себе») посвящены исследованию половых отношений в античной Греции. Каким образом древние греки сочетали сексуальность и мораль? Как создавали они свои представления и правила допустимого интимного поведения?

Последнюю корректуру обоих томов Фуко делал, страдая от болей и слабости, как он говорил, «от какого-то несчастного гриппа». Когда тома были в начале лета 1984 года опубликованы, Фуко находился в больнице. 25 июня того же года он умер от СПИДа.

Что сделал Фуко в научном плане? Фактически он представил совершенно новый взгляд на вещи. Он исследовал правила игры общества — «игры с истиной», как он сам это называл. Все, что я считаю добрым и правильным, уместным или красивым, я нахожу не в глубинах собственной души. Свои представления я перенимаю извне. Общество предлагает мне список мыслей и чувств, из которого я могу — более или менее свободно — выбирать. Но дело в том, что и сами критерии выбора я изобретаю не сам, а перенимаю.

Игры общества с истинами влияют не только на суждения человека, они в широком смысле определяют также и то, как человек себя ощущает. Любое восприятие человеком себя самого, любое самоощущение происходит по составленному извне плану и согласно предписанным извне чувствам. Вопросы, которыми больше всего занимался Фуко — в приложении к «играм с истиной», — были следующие: «Пользуясь какими играми с истиной, человек обдумывает свое бытие, когда он ощущает свои ошибки, когда он видит свою болезнь, когда он сознает и судит себя, как преступника?» И, наконец: «Пользуясь какими играми с истиной, человек познает и признает себя вожделеющим живым существом?» (82).

Сам Фуко очень много писал о сексуальности, но поразительно мало о любви. Однако его вопросы можно приложить и к исследованию любви: пользуясь какими играми с истиной, человек воспринимает себя любящим и любимым? Способ рассмотрения может быть почти таким же: если верно, что общество само создает то, о чем говорит, то, значит, «любовь» — это общественная программа. «Любви в себе» не существует. То, что понимают под любовью, как ее видят, оценивают, отграничивают и вводят в отношение с другими людьми, есть продукт упорядочивающего процесса.

С такой точки зрения надо рассматривать любовь как результат общественного влияния. Это полная противоположность тому, что утверждал Дэвид Басс в своем учебнике по эволюционной психологии: «Люди всех культур мира переживают мысли, чувства и поступки любви — от зулусов южной оконечности Африки до эскимосов ледяных пустынь Аляски». Структурно этот феномен любви везде одинаков — его распознают по песням о влюбленных, соединяющихся против воли родителей, по стихам, а также по «народным балладам о романтических любовных союзах» (83).

Для того чтобы верно оценить общественное измерение нашей человеческой любви, нам придется перейти в область между двумя непримиримыми позициями. Какой взгляд на вещи правилен? Действительно ли любовь всегда и везде одинакова? Правда ли, что она есть текучий и изменчивый результат общественных «игр с истиной»?

Если следовать Дэвиду Бассу, то выходит, что все люди во все времена любили и любят одинаково и что культурная разница касается только правил свидания, свадебных ритуалов и образа совместной жизни в браке. Если же следовать философу Фуко, то любовь вообще не существует, есть только ее различные общественные концепции.

Коротко говоря: есть ли любовь часть нашей природы или часть нашей культуры. Есть ли она вневременной опыт или преходящая фикция?