Семья как воля и представление
Семья как воля и представление
Совет по рекламе и католический союз семьи были едины: такой наглости мы еще никогда не видели. Обе организации изготовились к бою и призвали к немедленному бойкоту. Мишенью морального эмбарго стали бензозаправочные станции компании «Джет», дочернего концерна американского нефтяного гиганта «КонокоФилипс», посмевшей покуситься на священную корову. На рекламном плакате восьмиглавое семейство — как из-под штампа: галстуки, белые воротнички, косые проборы, дебильные улыбки. Под картинкой подпись: «Правильно заправиться — сэкономить на презервативы». Ниже мелкими буквами: «Джет — остаток можете оставить себе». «Извращение!» — бушевала дама, баварский министр по делам семьи. «Жестокое издевательство», — решил председатель церкви земли Гессен-Нассау. Международное общество по правам человека тоже погрозило пальцем: «Оскорбление человеческого достоинства!» Происходило это в 2002 году. Через пару недель рекламные плакаты крамольного содержания были сняты.
Семья — это священный идеал нашего общества, еще более священный, чем был прежде. Кто выступает против семьи, тот становится на одну доску с расистами и сексистами. То, что общество Федеративной Республики Германии отнюдь не дружелюбно к детям, ничего здесь не меняет. Идея семьи — вне обсуждения. Счастливые дети и их не менее счастливые родители улыбаются не только с рекламного плаката компании «Джет». Однако лубки эти кажутся деланными. Или, быть может, они улыбаются на пари?
Для рекламы романтическая семья — такой же крепкий сюжет, как и романтическая парочка. Одиночки неохотно покупают бытовую технику. Для рекламы некоторых продуктов питания дети просто незаменимы. Прежде всего речь идет о завтраках (как будто одинокие люди не завтракают). Излюбленный сюжет: кухонный комбайн для среднего класса, изделие, предназначенное только и исключительно для семьи или для того, что имеют в виду под этим понятием. Несмотря на то, что банки более охотно дают кредиты на строительство бездетным парам, и на рекламных плакатах папа идет к врачу один с буклетом «Маленького Йонаса», сущностный образ семьи тем не менее остается неизменным. И пусть сегодня не существует никакого «семейного телевидения», потому что все смотрят что-то другое, наши дети все равно смотрят исключительно «семейную программу».
Неполные семьи, составляющие немалую долю семей в крупных городах, являются для рекламы, как и прежде, совершеннейшим табу. Разительный пример — реклама «фольксвагена Шаран»: отец забирает дочку у живущей отдельно матери. Реклама была не слишком хорошо принята целевой публикой. На следующем рекламном плакате мы уже видим мужчину, набивающего багажник «Шарана» отпускными принадлежностями. Рядом два озорных подростка, явно издевающихся над его ролью почтенного отца семейства. В это время стройная белокурая жена и три такие же белокурые дочери усаживаются в автомобиль. Отец улыбается и уезжает, оставив на месте озадаченных мальчиков. У него самая замечательная семья! Рекламный ролик имел бешеный успех, на Youtube его просматривали бессчетное число раз.
Семья расколола общество надвое. Число фанатичных поклонников семьи среди тех, кто ее не имеет, невелико. Ненавистников семьи среди тех, у кого она есть, тоже найдется весьма немного. Согласно уже цитированным мною результатам проведенного «Шпигелем» в 2008 году опроса, приблизительно половина германского населения видит счастье в том, «чтобы иметь детей». Точнее, так на вопрос о счастье ответили 56 процентов женщин и 48 процентов мужчин. Таким образом, идея семьи издавна выдерживает конъюнктуру — но только идея. Лишь треть домохозяйств Германии являются семейными. Попытка средств массовой информации повысить ценность семьи, сделанная в 1980-е годы в рамках проекта «Образ жизни», положения дел не изменила. Этой попытке был противопоставлен показ жадных до денег одиночек и алчных биржевых игроков конца 90-х годов. Поколение «гольф» заявило о себе как о поколении «бездетных». Программа «Образ жизни» оказалась в деле быстрого возрождения семьи, состоящей из папы, мамы и детей, столь же беспомощной, как и показ разорившихся биржевых маклеров.
Причину следует искать в скепсисе, который испытывает нынешняя молодежь в отношении возможности долговременной привязанности. Этот скепсис весьма велик и не поддается воздействию выдержанного в духе времени образа семьи. Мешает не сама идея семьи; повысить подходящий шанс создания семьи в каждом индивидуальном случае не могут никакие кампании по созданию имиджей. Гамбургский сексопатолог и эксперт по семейным отношениям, виднейший наряду с Зигушем германский специалист, в 2002 году выяснил, что только 60 процентов лиц в возрасте 30 лет состоят в браке. В 1960-е годы доля состоящих в браке лиц этого возраста составляла более 90 процентов. Вероятность распада брака сейчас равна 40 процентам против 13 процентов в 1960-е годы. Число детей на одну пару составляет в Германии по статистике 1,4 против прежних 2,4. Каждый год происходят два миллиона разводов, т. е. отсутствуют предпосылки для планирования семьи.
Рекламный образ семьи соответствует жизненным ощущениям и чаемому образу жизни, но он — этот образ — все в большей степени отрывается от реальности. Семья в Германии 2009 года не есть нечто само собой разумеющееся, напротив — это идеал, абстрактное представление, романтическая греза, не в последнюю очередь придуманная рекламой. В реальной жизни идеальная семья — такая же редкость, как идеальный брак. Этот факт не меняется оттого, что многие новоиспеченные семьи наравне с другими предаются коллективным семейным фантазиям, тем самым и дальше питая их. Представление о любовных, гармоничных, теплых отношениях, об уютной и защищающей от бед и невзгод общности всегда присутствует при зарождении семьи и во время беременности. Люди хотят своими руками творить то, чего нет у других.
В повседневной семейной жизни со всеми ее компромиссами и столкновениями интересов этот идеал подвергается суровым испытаниям. Супруги оказываются зажатыми между двумя полюсами. Либо они коррегируют свои идеальные представления о семье, либо продолжают твердо держаться за свои идеалы и все больше и больше отчуждаются от супруга, не желающего играть предписанную ему этим идеалом роль. Молодые семьи, расходящиеся по инициативе жены, часто распадаются не вопреки идее о семейной жизни, а как раз благодаря ей. При этом чем выше и чище идеал семьи, тем горше бывает разочарование. Однако социологи часто недооценивают тот факт, что эта же проблема касается и мужчин, которые, вступая в брак, совершенно по-иному представляли себе партнершу в роли жены и матери. Согласно популярному клише, уходящий из семьи отец — это всегда генетический эгоист, а не разочарованный семейный идеалист.
Не важно, разводятся супруги или нет, важно, что в таких случаях оба крепко держатся за идеал семьи. По этой причине в наши дни распадается много семей именно потому, что никогда в истории идеал семьи не предъявлял супругам столь высоких требований. Недостижимый идеал «семьи» разрушает реальную связь. Собственно, даже супруги, ставящие семью на грань развода изменами, невнимательностью, неумением думать и безответственностью, тоже по большей части несвободны от своих проекций относительно идеальной семьи, которую они хотели бы иметь. И чем реже встречаются хорошие семьи, тем более ценными становятся они в коллективной фантазии народа.
Самым верным признаком этой фантазии является «игра в семью» покупками всяческих семейных аксессуаров. Если раньше на заднем сиденье «жука» умещались трое детей, то теперь продавцы «комби» для среднего класса живут продажами машин, предназначенных для семей с одним ребенком. Тот, кто живет на Пренцлауэр-Берг в Берлине или в кёльнском квартале Агнесфиртель, имеет возможность ходить по старинным, вымощенным булыжником тротуарам, но ребенка он возит в снабженной механической тягой гоночной детской коляске стоимостью 400 евро. Эта изобретательская гонка не в последнюю очередь обусловлена тем, что в наше время малышей в колясках катают не только мамы, но и папы. Собственный дом непременно должен быть обставлен в соответствии с последним писком мещанского вкуса, здесь не до потребностей маленького Макса или маленькой Софии.
Семьи с детьми держатся сегодня скорее не на партнерстве, а на всеобщей идее семьи. Если для прежних поколений семья была неоспоримым долгом, то сегодня это произвольный выбор, спектакль по ностальгической пьесе и ставшая рутиной фантазия. Так называемые «таун-хаусы» (городские дома) являются в действительности рядами типовых построек в пригороде, подстегивающие буржуазную манию величия. Они стали эталоном нормального семейного жилища. Готовые дома для индивидуалистов задают меру и масштаб фантазий о совместном проживании с детьми.
Но все это нельзя назвать реальным возрождением семьи. По статистике, число долгое время живущих совместно пар не увеличивается, а уменьшается. Реальные семьи встречаются все реже, но все крепче внедряется в умы патетическая и романтическая идея семьи, воспетая рекламными плакатами и роликами, фильмами и песнями Рейнгарда Мея. Можно сказать: хорошая семья ныне встречается редко, а в ближайшем будущем, видимо, станет, вообще невозможной, и именно поэтому ее превращают в недостижимый, но манящий идеал.
Сегодня мы любим наши идеалы сильнее, чем прежде, но не готовы ради них хоть что-то делать. То, что справедливо для нашей любовной романтики, в полной мере относится и к романтике семейной. Многообразие чувств и ожиданий сделало семью зыбкой, она перестала быть чем-то само собой разумеющимся. Романтические представления, поиски смысла и надежды на счастье — плохие составляющие надежного фундамента семьи. В повседневной жизни эти представления и чувства изнашиваются и тускнеют в борьбе любви и долга, в бесчисленных препирательствах по поводу свободы и обязанностей, личного пространства и области ответственности. Наш эгоистический интерес опрокидывает страсти, ставит их с ног на голову как в любви, так и в семье. То, что Ева Иллоуз говорит о браке и любви, в равной степени относится и к семье. Она тоже «подчинена трезвому рассудку экономических действий и рационального стремления к самоудовлетворению и равноправию, т. е. не аморальному релятивизму, который якобы разрушил наши семейные ценности» (117). Но что же это такое — семейные ценности?