ПЛАМЯ И ДЫМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПЛАМЯ И ДЫМ

Весь день стояла жара. Находиться вне дома было сущей пыткой. Ослепительный свет, который исходил от дороги и воды, и без того резкий и пронизывающий, был еще более ярким благодаря отражению от белых стен. Земля, когда-то покрытая зеленью, теперь приобрела ярко-золотистый и пепельный оттенок. Уже много месяцев не было дождя. Небольшой поток высох и тянулся извилистой песчаной лентой. В тени деревьев укрылось стадо; пастушок сидел в стороне, бросая камни и напевая песню. Деревня находилась в нескольких милях отсюда, и мальчик был предоставлен самому себе; он был слабый и тощий, но был весел, и его песня не была слишком печальной.

Позади холма стоял дом. Мы дошли до него, когда солнце уже садилось. С крыши дома были видны зеленые верхушки пальм, которые бесконечной волной простирались вплоть до желтых песков. Пальмы бросали желтую тень, а их зеленые шапки отливали золотом. За желтым песком было видно серо-зеленое море. Белые волны теснились к берегу, глубинные же воды оставались тихими. На облаках появились розоватые оттенки, хотя солнце садилось далеко от них; показалась вечерняя звезда. Подул прохладный ветер, но крыша была еще горячая. В доме собралась небольшая группа, которая ожидала здесь уже некоторое время.

«Я замужем, у меня несколько детей, но я никогда не чувствовала любви. Я начинаю сомневаться, существует ли она вообще. Нам известны чувства, страсти, волнение и удовлетворение желаний, но я сомневаюсь, чтобы мы знали, что такое любовь. Мы часто говорим, что любим, но при этом всегда что-то удерживаем. Физически, может быть, мы ничего не удерживаем для себя; мы можем вначале отдать себя полностью, но даже и тогда мы что-то удерживаем. Давая, мы дарим чувство, но то, что единственно может дарить, — не пробуждено, далеко. Мы встречаемся и теряем себя в дыму, но это дым, это не пламя. Почему у нас нет этого пламени? Почему это пламя не пылает без дыма? Я сомневаюсь, что мы становимся такими разумными, слишком понимающими, чтобы уловить этот аромат. Мне кажется, что сама я слишком много читала, чересчур современна и до нелепого поверхностна. Несмотря на то, что я могу умно говорить, мне кажется, что я по-настоящему глупа».

— В глупости ли дело? Является ли любовь неким светлым идеалом, чем-то недосягаемым, что становится достижимым лишь при соблюдении определенных условий? Располагаем ли мы временем, чтобы выполнить эти условия? Мы говорим о красоте, мы пишем о ней, изображаем ее на полотне, в танце, мы читаем о ней проповеди, но сами мы лишены красоты так же, как мы не знаем любви. Мы знаем одни слова. Быть открытым и незащищенным означает обладать чувствительностью. Но там, где есть припрятывание для себя, там чувствительность отсутствует. То, что уязвимо, не обладает прочностью, свободно от завтрашнего дня. То, что открыто, — является основным, это — неизвестное. То, что открыто и уязвимо, — прекрасно; то, что замкнуто в себе, — ограничено и лишено чувствительности. Неповоротливость ума, так же как и острый ум, — это форма самозащиты. Мы открываем вот эту дверь, но оставляем закрытой ту, так как хотим, чтобы свежий воздух проходил только по определенному пути. Мы никогда не открываем всех дверей и окон одновременно, мы никогда не выходим за пределы себя. Чувствительность — это не то, что приобретается с ходом времени. Тупой ум никогда не может сделаться чувствительным. Тупое всегда остается тупым. Тупость никогда не может стать разумной. Сама попытка обрести понимание есть тупость. В этом одна из наших трудностей, не правда ли? Мы всегда стремимся стать чем-то, поэтому тупость остается.

«Но что же тогда делать?»

— Не надо ничего делать, оставайтесь тем, что вы есть, не чувствительной. Делать что-либо — значит избегать то, что есть, и устранение от того, что есть, — наиболее явный знак тупости. Какова бы она ни была, тупость остается тупостью. Тот, кто лишен чувствительности, не может сделаться чувствительным. Все, что он может, это осознать то, что он есть, дать развернуться картине того, что он есть. Не вмешивайтесь, так как то, что вмешивается, не чувствительно и глупо. Прислушайтесь, и ваша нечувствительность сама расскажет свою историю; не истолковывайте, не действуйте, но слушайте, не прерывая и не интерпретируя, до самого конца. Тогда только появится действие. Но не действие важно, а слушание. По-настоящему давать можно только из неисчерпаемого. Удерживать что-то, когда вы даете, значит страшиться, что это нечто закончится, иссякнет, но лишь в завершении есть неисчерпаемое. Давать — не имеет конца. Давать можно от многого или от малого; и многое и малое ограничены, это дым, это значит давать, чтобы получать. Дым — это желание, как ревность, гнев, как разочарование; дым — это страх времени, дым — это память, опыт. Давать невозможно, можно лишь распространять дым. Удерживание неизбежно, так как давать, по существу, нечего. Когда вы разделяете что-то с другим, вы не даете; само сознание того, что вы что-то делите с другим или даете другому, ставит предел общению. Дым — это не пламя, но мы ошибочно принимаем его за пламя. Осознайте дым, тот дым, который есть; не старайтесь разогнать дым, чтобы увидеть пламя.

«Возможно ли иметь это пламя, или оно существует только для немногих?»

— Существует ли оно для немногих или для многих, вопрос не в том, не правда ли? Если мы пойдем по этому пути, он приведет к неведению и иллюзии. Ваш вопрос касается пламени. Можете ли вы иметь это пламя, в котором нет дыма? Ищите, наблюдайте дым безмолвно и терпеливо. Вы не можете разогнать дым, так как сами вы и есть этот дым. Когда дым разойдется, появится пламя. Это пламя и есть то, что неисчерпаемо. Все, что имеет начало и конец, быстро исчерпывается, изнашивается. Когда сердце становится пустым, освобождаясь от предметов ума, а ум от мыслей, тогда появляется любовь. То, что есть пустота, и есть неисчерпаемое.

Борьба происходит не между пламенем и дымом, а между различными ответами внутри самого дыма. Пламя и дым никогда не могут находиться в конфликте друг с другом. Для того чтобы они находились в конфликте, между ними должны существовать какие-то отношения; но как возможно, чтобы между ними были отношения? Когда присутствует одно, тогда нет другого.