ЭРУДИРОВАННЫЙ ИЛИ МУДРЫЙ?
ЭРУДИРОВАННЫЙ ИЛИ МУДРЫЙ?
Дожди смыли многодневную пыль и жару; листья блестели ослепительной чистотой, показались молодые листочки. Всю ночь лягушки наполняли воздух своим кваканьем; они то умолкали, то снова начинали квакать. Река быстро несла свои воды; в воздухе стояла тишина. Дожди еще не закончились. Темные тучи собирались на небе, солнца не было видно. Земля, деревья, вся природа как будто ждали нового очищения. Дороги стали темно-коричневыми. Дети играли в лужах; они делали пирожки из грязи, строили замки и дома, окруженные стенами. В воздухе ощущалась радость после стольких месяцев жары. Земля покрылась зеленой травой. Все обновилось. Это обновление есть невинность.
Он считал себя широко образованным. Для него знание составляло подлинную сущность жизни, а жизнь, лишенная знаний, была бы хуже смерти. Знания его выходили далеко за пределы двух-трех областей, они охватывали самые разнообразные стороны жизни. Он мог авторитетно говорить об атоме, о коммунизме, астрономии, годичном уровне воды в реке, о диете и перенаселенности. Удивительно, как он был горд своими знаниями и, подобно искусному хозяину аттракциона, умело использовал знания, чтобы произвести впечатление на других. Люди умолкали и преисполнялись к нему уважением. Какой страх мы испытываем перед знанием, какое благоговение и уважение мы выражаем по отношению к тому, кто знает! Довольно трудно было понимать английскую речь собеседника; он никогда не выезжал за пределы своей страны, но книги получал отовсюду. Он так предавался знанию, как другие могли предаваться алкоголю или иной страсти.
«Не есть ли мудрость то же самое, что и знание? Почему вы утверждаете, что знание должно отойти на задний план, чтобы появилось понимание? Разве знание не является существенно необходимым? Если бы не было знания, где находились бы мы сейчас? Мы остались бы на уровне первобытных людей, ничего не зная о том необыкновенном мире, в котором живем. Без знания невозможно жить, все равно на каком уровне. Почему вы так настойчиво говорите, что знание — это помеха для понимания?»
— Знание — это обусловленность. Знание не приносит свободы. Вы можете обладать знанием о том, как построить самолет или как можно за несколько часов перелететь на другой конец земного шара, но это не есть свобода. Знание не есть фактор творчества, так как оно имеет характер непрерывности; но ничто из того, что имеет непрерывность, длительность, никогда не ведет к тому, что проявляет себя лишь намеком, что неощутимо, неведомо. Знание — это препятствие, оно мешает видеть то, что щедро открыто восприятию, что неведомо. Неведомое никогда не появляется в одежде известного; известное же всегда движется к прошлому, a прошлое всегда отбрасывает тень, скрывая в ней настоящее, неведомое. Если нет свободы и нет открытого ума, то понимание невозможно. Понимание не приходит со знанием. Понимание появляется в интервале между словами, между мыслями; этот интервал — не нарушаемое мыслью безмолвие, и в нем присутствуем то открытое, неощутимое, что проявляет себя лишь намеком.
«Разве знание не является полезным, необходимым? Как возможно без знания делать открытие?»
— Открытие имеет место не тогда, когда ум перегружен знанием, но когда знание не присутствует; только тогда в уме существует спокойствие и пространство, и в этом состоянии возникает понимание или открытие. Знание, безусловно, полезно на одном уровне, но на другом оно вредно. Когда знание используется как средство возвышения личности для возведения ее на пьедестал, тогда оно приносит зло, питает разделение и вражду. Возвышение личности — это процесс разложения, будет ли это возвышение происходить во имя Бога или государства, или во имя какой-либо идеологии. На известном уровне знание необходимо, хотя оно и вносит обусловленность; например, необходимы языки, техника, прочее. Эта обусловленность есть защитная стенка, неотъемлемая часть внешней жизни; но когда обусловленность используют психологически, когда знание делается средством психологического комфорта, удовлетворения, тогда оно неизбежно питает конфликт и смятение. Но что же мы понимаем под словом «знание»? Что в действительности вы знаете?
«Я основательно знаю довольно многое».
— Вы хотите сказать, что обладаете многими сведениям и данными по различным предметам? Вы собрали определенные факты; и что же дальше? Разве сведения об ужасах войны предотвратили войны? У вас, я не сомневаюсь в этом, имеется множество данных о последствиях гнева и насилия, как в частной жизни, так и внутри общества; но разве эти сведения помогли покончить с ненавистью и антагонизмом?
«Знания о последствиях войны, возможно, не покончат сразу с войнами, но они, в конце концов, приведут к миру. Людей надо воспитывать, им надо показывать результаты войн и конфликтов».
— Люди — это вы сами и другой. Вы обладаете широкой осведомленностью, а стали ли вы менее честолюбивым, менее вспыльчивым, менее эгоистичным? Хотя вы изучили революционное движение, историю неравенства, свободны ли вы сами от чувства превосходства, важности вашей собственной личности? После того как вы приобрели обширные знания о несчастьях и страданиях людей, появилась ли у вас любовь? Но что же это такое — то, что мы знаем? О чем, собственно, мы имеем знание?
«Знание есть опыт, собранный в веках. Одна из форм его — традиция, другая — инстинкт, сознательный и подсознательный. Скрытые воспоминания и переживания, будут ли они унаследованы или вновь приобретены, действуют в роли руководителя и формируют наши действия. Эти проявления памяти, расовые и индивидуальные, весьма существенны, так как они помогают людям и защищают их. Не считаете ли вы необходимым устранить и эти знания?»
— Действие, которому придана форма и которое руководимо страхом, — совсем не действие. Действие, являющееся результатом расовых предрассудков, страхов, надежд, иллюзий, — такое действие является обусловленным. А все то, что обусловлено, как мы уже говорили, только питает дальнейший конфликт и скорбь. Являясь брамином, вы обусловлены традициями веков; как брамин вы отвечаете на стимулы, на социальные изменения и конфликты. Вы отвечаете в полном соответствии с вашей обусловленностью, в соответствии с прошлым опытом, знанием; поэтому новый опыт лишь обусловливает последующие переживания. Опыт, который вы получаете соответственно вашей вере или какой-либо идеологии, есть продление этой веры, увековечение идеи. Такой опыт лишь усиливает веру. Идея разделяет, а ваш опыт, который протекает в соответствии с идеей, с образцом, еще более отделяет вас от других. Опыт, взятый как знание, как психологическое накопление, только создает обусловленность; тогда опыт — это другой путь к самовозвеличению. Знание, взятое как опыт на психологическом уровне, есть препятствие для понимания.
«Разве мы получаем опыт в соответствии с нашей верой?»
— Это совершенно очевидно, не правда ли? Вы связаны условностями определенного круга людей; они — это вы сами, но на ином уровне. Эти условности касаются веры в Бога, веры в социальные разделения. Кто-либо другой связан иными условностями; он верит, что не существует никакого Бога, он — последователь совсем другой идеологии. И вы, и он будете иметь опыт в соответствии с вашими верованиями. Но этот опыт есть препятствие на пути к неведомому. Опыт, знание, которое есть память, полезны на известных уровнях; опыт же, который усиливает психологическое «я», эго, — такой опыт ведет лишь к иллюзии и скорби. И что можем мы знать, если наш ум заполнен прошлыми переживаниями, воспоминаниями, знаниями? Возможно ли переживание, если мы обладаем знанием? Не препятствует ли знание переживанию? Вы можете знать название вот этого цветка, но разве благодаря этому вы делаете цветок предметом переживания? Сначала происходит переживание, а наименование уже придает силу тому, что вы пережили. Наименование устраняет дальнейший процесс переживания. Для того чтобы появилось состояние переживания, разве не следует освободиться от наименований, от ассоциаций, от процессов памяти?
Знание поверхностно; но может ли то, что находится на поверхности, повести к глубине? Может ли ум, которой есть результат известного, прошлого, когда-либо подняться и выйти за пределы своих собственных проекций? Для того чтобы наступило открытие, надо прекратить создание проекций. Лишенный своих проекций, ум не существует. Знание, прошлое могут проецировать лишь то, что известно. Инструмент известного никогда не может открывать новое. Известное должно прекратиться ради открытия; опыт должен уступить место истинному переживанию. Знание есть препятствие для понимания.
«Что мы оставили бы после себя, если бы у нас не было знаний, опыта, памяти? Тогда мы — просто ничто».
— А разве теперь вы представляете собой нечто большее? Когда вы говорите: «Без знаний мы — ничто», — вы лишь даете словесную формулировку, но вы не переживаете это состояние, ведь так? Когда вы так говорите, в ваших словах чувствуется страх, страх оказаться открытым. Без этих накоплений вы — ничто, и это истина. А почему не может быть так? Откуда все эти претензии и самомнение? Мы облачаем это ничто в одежды, сотканные из фантазий, надежд, разных утешительных идей; но, будучи лишены этих покровов, мы — ничто; не как философская абстракция, а в действительности — ничто. Переживание этого «ничто» есть начало мудрости.
Как мы стыдимся сказать, что не знаем! Мы прикрываем факт незнания словами и информацией, В действительности вы не знаете вашей жены, вашего соседа; каким образом вы могли бы их знать, если вы не знаете самого себя? У вас имеется множество разных сведений, выводов, объяснений по поводу самого себя, но вы не осознаете то, что есть, то, что дано непосредственно. Объяснения, выводы, называемые знанием, мешают переживанию того, что есть. Разве возможна мудрость, если отсутствует состояние, чистоты и невинности? Если не умереть по отношению к прошлому, разве возможно обновление чистоты? Процесс умирания происходит в каждый данный момент; умереть означает перестать накапливать; переживающий должен умереть по отношению к опыту. Без опыта, без знаний переживающий не существует. Знать — это пребывать и неведении, не знать — вот начало мудрости.