II. ПОСЛЕДОВАТЕЛИ ШИВЫ ЛЕВОЙ РУКИ — «НОСИТЕЛИ ЧЕРЕПОВ», «НОСИТЕЛИ УДА» И ПРОЧИЕ АСКЕТЫ

II. ПОСЛЕДОВАТЕЛИ ШИВЫ ЛЕВОЙ РУКИ — «НОСИТЕЛИ ЧЕРЕПОВ», «НОСИТЕЛИ УДА» И ПРОЧИЕ АСКЕТЫ

В своих поисках конечного пристанища и счастья духовные искатели Индии иногда, как случалось и в других странах, отваживались ступать на территорию, лежащую вне пределов общественных установлений. Находились и все еще встречаются одиночки и небольшие группы людей, чей образ жизни или занятий выглядят вызывающе, даже дико для обычного ума. В своей книге Садху: таинственные святые Индии голландский психолог, фотограф и путешественник Долф Хартсуйкер (Hartsuiker) запечатлел словом и снимками некоторые необычные проявления поведения индийских не от мира сего святых [373]. Фотографии изображают обнаженных аскетов, чьи тела полностью покрыты пеплом или же украшены ожерельями из бус либо цветов и разрисованы яркими красками, или же разодетых женщинами с их повадками в честь богинь Ситы и Радхи. Есть и те, что носят пояс целомудрия и стоят на одной ноге или с воздетой к небу рукой, усохшей от многолетнего небрежения.

Индусы пользуются славой исключительно терпимых в религиозных вопросах людей, и, действительно, ни одна культура на Земле не породила такого многообразия религиозных практик и представлений, как индуизм. Когда мы, представители Запада, смотрим с недоверием на некоторые выражения религиозного рвения и духовного порыва в индуизме, нам следует помнить, что наши взгляды определяются теми предубеждениями, которые явно выражены в нашей собственной высоко секуляризованной современной культуре. Особенно важно не забывать об этом при дальнейшем обсуждении наиболее необычных проявлений индийской духовности.

В эпосе Махабхарата (13.337.59) упоминается пять заметных религиозных традиций: жертвенно-обрядческая религия Вед, йога, санкхья, панчаратра и пашупата. Сейчас мы обратимся к традиции пашупатов, которая занимает особое место в становлении религиозной общины шиваизма, где Абсолют отождествляют с богом Шивой.

Традиция пашупатов

Религиозный орден пашупатов, как принято считать, был основан аскетом по имени Лакулиша, который, возможно, жил во втором веке н. э. Однако почитатели Шивы относят этого аскета еще к добуддийскому периоду, так что пашупатов можно рассматривать как сравнительно позднее течение внутри шиваизма. Мы знаем о самом Лакулише только из легенд. Его имя буквально означает «Повелитель Дубинки» и объясняется тем, что пашупаты носили дубинку (лакула) в качестве одного из знаков принадлежности к ордену. Лакулиша, или Лакулин («Носитель дубинки»), почитался как воплощение самого бога Шивы.

Согласно Каравана-махатмье, сравнительно позднему сочинению, Лакулин был родом из брахманской семьи, проживавшей на территории современного штата Гуджарат. Он был необычным ребенком, обладающим всевозможными сверхчеловеческими способностями, но умер в семь месяцев. Скорбящая мать предала его крохотное тело речной воде. Несколько черепах перенесли его к святому месту Джалешвара-линга, где жизненные силы вновь наполнили его члены. Он был воспитан одним аскетом, а позже стал прославленным наставником. Согласно некоторым преданиям, Лакулин умер после полной лишений жизни и Шива вошел в его плоть, дабы воскресить ее с тем, чтобы учение пашупаты было проповедано миру. Его последователи считали Лакулишу последним воплощением Шивы.

По преданию, у Лакулина было четыре главных ученика — Кушика. Гаргья, Куруша и Майтрея; пятым порой добавляют Патанджали. Но это сомнительно, поскольку нигде в Йога-cympe или комментаторской литературе нет никакого упоминания о том, что Патанджали следовал одной из крайних практик, которыми славилась секта пашупатов. Связь между Патанджали и Лакулишей, однако, небезынтересна с исторической точки зрения, поскольку подкрепляет традиционное представление о том, что Патанджали (грамматист, которого отождествляют с наставником йоги) принадлежал к традиции шиваизма. Тот же самый Патанджали, которого относят ко второму или третьему веку до н. э., в своем комментарии на грамматику Панини Маха-бхашья упоминает бродячих аскетов, которые облачались в шкуры животных (аджина) и носили железную пику (лауха-шула) и посох (данда).

Индийская иконография обычно изображает Лакулина в позе лотоса с лимоном в правой руке и дубинкой в левой и еще вздыбившимся от жизненной силы удом. В дубинке и лимоне можно усмотреть символы, соответственного, мужского и женского проявлений Божественного, хотя несомненно и то, что они имеют другие тайные значения. Поднявшийся уд подразумевает не половую распущенность, а обуздание полового влечения и преображение семени в таинственный оджас, или тонкую жизненную энергию, которому отводится важная роль в алхимических процессах, происходящих в организме последователя йоги.

Что больше всего будоражило умы по поводу пашупатов, так это их приверженность потрясать окружающих своим необычным поведением: невнятным лепетом, фырканием, подражанием походке калеки, разыгрыванием трясучки, сумашедшими выкриками и непотребными жестами в присутствии женщин. Такими выходками они пытались навлечь на себя общественное недовольство, что испытало бы их способность к уничижению и практике по самопреодолению. В своем комментарии на Пашупата-сутру Каундинья отмечает:

Он должен был казаться сумасшедшим: подобно нищему его тело было покрыто грязью, борода, ногти и волосы без ухода росли как им вздумается. Таким способом он рвет с сословиями (варна) и стадиями жизни (ашрама), вырабатывая привычку бесстрастия. (3.1)

Но была и другая цель в таком необычном поведении. Пашупаты полагали, что навлекая проклятия, они вбирали в себя плохую карму окружающих, при этом передавая им свою благую карму, тем самым укрепляя тягу окружающих к полному преодолению мира добра и зла. Такая занимательная практика известна как пашупата-врата, или «пашупатский обет».

Как явствует из Пашупата-сутры, приписываемой Лакулише, ранние школы этой традиции были сугубо обрядовыми, и философия играла там второстепенную роль. Ритуальная йога пашупатов включала многочисленные экстатические практики наподобие пения, танцев и смеха. Но они привлекались лишь в «непроявленном» (авьякта), или потаенном, состоянии — словом, среди своих, тогда как вышеупомянутое вызывающее поведение разыгрывалось в «проявленном» (вьякта), или публичном, состоянии, когда они оставляли все знаки принадлежности к ордену и вели себя как изгои.

Пашупаты на удивление преуспели в своей деятельности, и их орден быстро рос и набирал влияние. К шестому веку храмами пашупатов была усеяна вся Индия. Возможны два объяснения такого успеха этого сектантского движения. Первое: оно предложило форму общности, которая не основывалась на господствующей кастовой иерархии. Второе — движение позволяло деятельно участвовать в простых религиозных обрядах, тем самым даруя эмоциональный опыт сопричастности сакральному.

Философская разработка секты пашупатов началась с Каундиньи, который написал свою Панча-артха-бхашью [374] («Комментарий на пять установлений [Пашупата-сутры]») в пятом веке н. э. Дальнейшая ступень философского обобщения представлена в Гана-карике, приписываемой некоему Харадатте, на которую есть чудесный комментарий под названием Ратна-тика («Драгоценность изложения») знаменитого логика десятого века Бхасарваджни.

В общем, пашупаты были теистами. Для них Господь (титра, иша) — творец, охранитель и разрушитель мира. Он имеет проявленную и непроявленную стороны и целиком независим от мира. Он обладает неограниченной силой знания (джняна-шакти) и неограниченной силой действия (крия-шакти). Одним из наиболее спорных положений пашупатов было представление о том, что господня воля полностью независима от кармического закона. Теоретически он может наградить грешника и наказать добродетельного. Полное состояние освобождения, именуемое «концом несчастья» (духкха-анта, пишется духкханта) исключительно даруется благодатью прасада). Оно истолковывается как состояние неослабного внимания (апрамада) к Реальности.

Предшествует освобождению достижение состояния йоги, которое определяется как «единение «я» (атман) с Господом». Как явствует из самой Пашупата-сутры (5.33), это единение не есть полное слияние «я» с конечной Реальностью подобно недвойственной веданте, а оказывается формой трансцендентной крепы, которой Лакулиша дает специальное название рудра-саюджья, «союз с Рудрой», где Рудра — это Шива. Здесь тело-ум йогина постоянно общается с Божественным, и его практика состоит в непрерывном приношении себя в жертву Шиве.

Освобожденное существо обретает большую часть запредельных способностей Господа — такие, как избавление от страха смерти и власть над вселенной. Как и в классической йоге, отношения между освобожденными существами и Господом весьма своеобразны: хотя они предстают совершенно едиными с Богом, Бог вместе с тем — нечто большее по сравнению с этими освобожденными существами, будь то в отдельности, или в совокупности. Если Патанджали отрицает деистическое представление о Господе как Творце, Лакулиша прославляет Шиву как Пашупати, «Владыку животных». «Животные» (пашу) — это не что иное, как скованные путами души, которые от рождения до рождения вечно пребывают в круговороте природы — пока на них не снизойдет благодать Шивы [375].

Пашупатизм не разделяет положительное отношение Тантры к сексуальности. Для аскета-пашупата женщины, по словам Каундиньи из его комментария (1.9), это «воплощение ужаса и заблуждения». Они могут соблазнить и ввести в заблуждение мужчину даже на расстоянии, и поэтому их необходимо всячески избегать. Такого рода женоненавистничество присуще тому, что я назвал мифической или вертикалистской йогой, которая в своем стремлении к полной трансценденции склонна рассматривать мироздание как исходно враждебное и опасное. Многие школы средиземноморского гностицизма впадают в ту же крайность и всякий раз, когда пренебрегают телесным существованием, заодно чернят и женский пол.

Орден каламукха

Лакулишу почитали также каламукхи — представители хорошо организованной секты, вышедшей из традиции пашупаты. Ни один из ее текстов не сохранился, и мы знаем об их верованиях и практиках только из сочинений их критиков. Орден каламукхов, возможно, возник в Кашмире. Он процветал вместе с орденом пашупатов на юго-востоке полуострова в период между одиннадцатым и тринадцатым веками н. э. Похоже, наблюдалось перемещение последователей Лакулиши с севера на юг в начале одиннадцатого века, возможно, из-за утраты покровительства в Кашмире.

Название каламукха, означающее «темнолицый» [376], вероятно, вызвано тем обстоятельством, что эти аскеты ходили с черной отметиной на лбу, говорящей об их отрешении от мира. У этого ордена было два крыла, известных как «собрание силы» (шакти-паришад) и «собрание львов» (синха-паришад), каждое из которых имело свои собственные подразделения. Мы можем предположить, что первые в своей практике и теории ориентировались более на женское или силовое проявление Божественного, тогда как последние тяготели к мужскому, в облике Шивы, проявлению трансцендентной Реальности.

Каламукхи почитали знание, и у них сложились особые отношения со школой мысли ньяя, традиционной системой логики. Так, согласно одной эпиграфической надписи, Сомешвара — прославленный учитель ордена каламукха — получил в 1094 г. щедрый дар от своего родного города в знак признательности за его великие йогические свершения и столь же великие познания в науках и искусствах. Как видно из многих других храмовых надписей, каламукхи большое значение придавали тщательному соблюдению нравственных правил, отнесенных Патанджали к категориям нравственного самоконтроля (яма) и соблюдения предписаний (нияма).

Эпиграфические свидетельства не подтверждают широко распространенного мнения, что каламукхи практиковали отвратительные и непристойные обряды. Похоже, их просто путали с другим шиваитским орденом — пользующимися дурной славой капаликами (иначе капалины), который, разумеется, не принадлежал основному течению шиваизма, а носил тантрические черты.

Капалины

Начало становления ордена капалинов («носителей черепа»), именуемых также махавратинами («последователями великого обета»), неизвестно. Они получили свое название от тайного обычая носить человеческий череп, который служил им в качестве ритуального средства и посуды для еды. Ссылки на ношение черепов уже встречаются в произведениях, относящихся к периоду до нашей эры, но похоже, что сам орден капалинов возник лишь к середине первого тысячелетия на юге Индии. Уже к шестому веку н. э. капалины часто упоминаются в санскритской литературе.

Как и в случае с каламукхами, ни одно из произведений капалинов не дошло до нас, и то немногое, что нам известно, большей частью исходит от противников подобной крайней формы аскезы, хотя и с нашей стороны тоже мало положительных (или, по меньшей мере, нейтральных) оценок. В своей основе эти описания представляются точными, поскольку до сегодняшнего дня немногие оставшиеся капалины в Ассаме и Бенгалии заняты практикой, благодаря которой они и известны уже многие столетия.

В своей Харша-чарите («Жизнь Харши»), прекрасной, но незаконченной санскритской биографии ларя седьмого века Харши, прославленный поэт Бана описывает встречу царя Пушпабхути и последователя ордена капалинов Бхайравы. Аскет согласился взять царя себе в ученики и вскоре попросил его принять участие в одном из точных ритуалов, которые и прославили капалинов. После смазывания трупа красным сандаловым маслом Бхайрава, выкрашенный черным цветом и облаченный в черные одежды и украшения, уселся на грудь мертвецу. Затем он развел огонь во рту трупа и всыпал туда черные кунжутные зерна в качестве подношения, распевая при этом магические заклинания. Внезапно земля перед ними разверзлась и возник ужасный дух, который бросился на Бхайраву, царя и троих учеников. Бхайраве удалось совладать с духом, но он отказался убивать его, и позже был вознагражден за свое милосердие богиней Лакшми. Тем не менее обряд прошел успешно, и Бхайрава обрел положение видья-дхары, иначе «обладателя мудрости».

То, что не все капалины были столь милостивы, показывает нам другая история, поведанная в Даша-кумара-чарите («Приключения десяти царевичей») знаменитого писателя седьмого века Дандина[377].

Согласно этой истории, Мантрагупта, один из десяти царевичей, подслушал, как одна супружеская пара жаловалась на то, что им постоянно приходится убираться в доме их учителя и не остается времени друг для друга. Они называли своего гуру черным колдуном (дагдха-сиддха) — что буквально означает "обугленный маг". Заинтересовавшись этим, царевич последовал за ними в место затворничества их учителя.

Вскоре Мантрагупта заметил мага, сидящего у огня. Он был умащен пеплом, на шее красовалось ожерелье из человеческих костей, и весь его облик вселял ужас. Затем царевич услышал, как колдун грозно приказал своим несчастным слугам проникнуть во дворец и выкрасть царскую дочь, что те и исполнили. Царевич же так и оставался в укрытии. Затем, к своему ужасу, он заметил, как колдун замахнулся мечом, чтобы обезглавить царевну. Не мешкая, Мантрагупта бросился вперед, выхватил меч и отрубил колдуну голову.

В Шанкара-диг-виджае («Сущность завоевания мира Шанкарой») Мадхвы, жизнеописания четырнадцатого века Шанкары, великого учителя недвойственной веданты, изложена другая удивительная история. Однажды, как гласит предание, к почтенному Шанкаре приблизился жестокосердный капалин, прославляя того как истинного подвижника, что познал Я, и прося о милости. Шанкара слушал его всем сердцем, но с совершенным бесстрастием. Капалин объяснил, что уже сотни лет предается крайностям аскезы, дабы заслужить милость Шивы. Он желает вознестись в небесную обитель Шивы в физическом теле, и Шива пообещал исполнить его желание, если он принесет ему царскую голову или голову всеведущего мудреца. Не сумев добыть царской головы, капалин теперь просит голову Шанкары. Тот верно оценил великого подвижника, ибо Шанкара, не колеблясь, согласился. Они условились о времени и месте, где должна состояться сделка, без ведома учеников Шанкары, которые, естественно, попытались бы помешать его обезглавливанию. В назначенный час Шанкара погрузился в состояние внеобразного экстаза (нирвикальпа-самадхи), спокойно ожидая, как меч пройдется по его шее.

Капалин приблизился к нему с дико вращающимися от воздействия спиртного глазами. Он поднял свой трезубец, готовясь отрубить голову Шанкары. В эту минуту Падмапада, один из главных учеников Шанкары, увидел своим третьим, умственным оком то, что должно было вот-вот случиться. Он возвал к своему избранному божеству, Нри-Симхе — воплощению бога Вишну в виде человекольва. В тот же миг верный ученик принял львиный облик бога, взмыл вверх и оказался в том самом месте. Как только капалин стал опускать свой трезубец, Падмапада прыгнул на него и разорвал ему грудь. Шанкара вернулся в свое обычное состояние сознания, и, видя растерзанное тело капали-на и обагренный кровью облик Нри-Симхи перед собой, попросил бога избавиться от своего устрашающего вида и явить милостивый лик. После этого Падмапада обрел свое обычное сознание и форму и тотчас простерся у ног своего учителя.

Несомненно, среди капалинов встречались и злодеи и душевнобольные, но большинство, по всей видимости, довольствовалось ношением черепов, украденных с погостов, где они проводили свои странные магические ритуалы. И там было несколько истинных наставников — например, буддийский подвижник одиннадцатого века Канхи, который в своих песнях называл себя носителем черепа (капалин). Он рассказывает о совокуплении с распутными прачками (домби) с последующим их умерщвлением. Эти прачки олицетворяли собой женскую сторону трансцендентной Реальности, а убийство Шакти означало ее трансценденцию.

Утверждение Канхи также содержит ссылку на сексуальную практику капалинов. Хотя это и отрицается ими, каждую весну и осень они собирались для проведения большой дикой церемонии. Во время церемонии они осуществляли «Пять М» — ритуальную практику совокупления, принесшую известность тантризму: вкушение рыбы (матсья), мяса (маиса), вина (мадья) и жареных зерен (мудра), что, как считают, возбуждает половое влечение [такие вещества называются афродизиаки], а также настоящее соитие (майтхуна) с особо подготовленными для этого женщинами.

Капалины, подобно пашупатам и каламукхам поклонялись Шиве, но Шиве в его устрашающем обличьи в виде Бхайравы. Цель всех обрядов капалинов — единение с богом, посредством чего они получали и сверхчеловеческие способности (сиддхи), и освобождение. Они подносили человеческое мясо в качестве жертвы на своих церемониях и обвинялись — вероятно, справедливо — в человеческих жертвоприношениях. Практика человеческого жертвоприношения (пуруша-медха) была известна еще в ведийской Индии, но для провидцев (риши) это был чисто символический обряд. Они понимали, что настоящая жертва пуруши является первичным самопожертвованием космического Человека, без чего вселенная не могла бы возникнуть. Однако долгие века реальное человеческое жертвоприношение практиковалось некоторыми крайними сектами и не в меру ревностными царями, чтобы умилостивить богов. В 1832 г. Британское королевство наконец законодательно запретило этот обычай.

С позиции эволюции человеческого сознания подобную чудовищную практику капалинов следует рассматривать как ужасающий отход от высокой нравственной чуткости, обретенной в буддийских и джайнских сообществах, где прославлялись добродетели ненасилия и сострадания. С позиции йоги ее можно рассматривать как отступление в сторону плачевного буквализма, поскольку уже упанишадские мудрецы понимали, что жертвоприношение заключалось в отрешении от эго, а не в заклании животных либо умерщвлении человека. К четырнадцатому веку орден капалинов практически переслал существовать, возможно, его погубила карма тех, кто не сумел постичь, что йога состоит в символическом жертвоприношении самого себя.

Орден агхори

На смену капаликам пришел орден агхори. Слово Агхори происходит от агхора, что означает «нестрашный» и является одним из имен бога Шивы в его устрашающем обличьи. Возможно, лишь посвященный — знающий, как умилостивить Шиву — не боится вселяющего ужас гневного лика бога. Агхори, которых одновременно почитают и страшатся по сей день крестьяне Индии, стремятся разрушить, преступить своим образом жизни все человеческие установления. Так, они обитают на местах кремации или на навозных кучах, пьют спиртное или мочу так же запросто, как воду, и отбрасывают всякие общественные нормы, поедая человеческие трупы.

Недавно была опубликована блестящая книга, где представлены жизнь и учение современного наставника агхори Вималананды (умер в 1983 г.), который говорил о себе: «Либо сумасшедший я, либо остальные; третьего не дано» [378]. Автор книги, близкий ученик Вималананды, так освещает крайний подход своего учителя:

Агхора никакое ни потворство; это насильственное преображение тьмы в свет, мрака ограниченной человеческой личности в свечение Абсолюта. Отрешение исчезает, лишь когда приходите к Абсолюту, поскольку тогда не от чего будет отрекаться. Агхори так глубоко погружается во мрак, во все немыслимые для простого смертного вещи, что пробивается к свету [379].

Агхори занят не только своей темной стороной, как это можно выразить на языке Юнга. Он сталкивается с темной стороной своего общества, возможно, человечества как такового, поскольку ставит себя на самый край человеческого существования. Поступая таким образом, он, естественно, подходит к порогу безумия, и многие последователи этого пути отрицания теряли рассудок. Агхори обратили в крайнюю практику философию оспаривания всех ценностей, благодаря которой обрел славу немецкий философ девятнадцатого века Фридрих Ницше. Кстати, сам Ницше, всего лишь теоретизировавший в этом плане, умер в доме скорби. Образ жизни агхори требует редкой твердости и того уровня отрешения, который свойственен очень немногим.

Секта лингаятов

Другой шиваитской сектой, которая приобрела большую известность после заката капаликов, была традиция лингаятов, названная так потому, что ее последователи поклонялись Шиве в виде фаллического символа (линга(м)), символизирующего процесс творения в Божественном. Они носят миниатюрное каменное изваяние лингама в небольшом ларце, прикрепленном к ожерелью на шее. Дважды в день верующий усаживается для тихого созерцания с лингамом в левой руке, совершая различные обряды. Лингаяты известны также как вира-шайвы («Героические последователи Шивы»). Эта секта возникла в двенадцатом веке н. э., хотя ее сторонники полагают, что истоки их веры уходят в далекое прошлое и что подвижник Басава («Бык»), или Басаванна (1106–1167), лишь реорганизовал саму традицию.

Здесь различают шесть ступеней (стхала) созерцания:

1. Бхакти, или любовь-преданность, которая выражается в ритуальном поклонении в храме

или дома.

2. Maxeшa, «Великий Господь» (от маха и иша), — фаза дисциплинирования ума со всеми относящимися сюда испытаниями.

3. Просади, или милость, есть этап успокоения, когда верующий распознает Божественное, присутствующее во всем и через все проявляющееся.

4. Прана-линга, или «жизненный знак», этап, когда верующий убежден в господней милости и начинает воспринимать Божественное в освященном храме своего собственного тела-ума.

5. Шарана, или «[поиски] убежища», этап, на котором верующий становится безрассудным: он больше не отождествляет себя с телом-умом, но еще не полностью сливается единым с Божественным; он тоскует по Шиве, как тоскует женщина по возлюбленному.

6. Айкья, или «единство» с Божественным: здесь заканчивается

обычное поклонение, поскольку верующий стал Господом; паломник добрался до своей цели и обнаружил, что никогда и не был от нее отдален.

Благочестивые лингаяты жаждут увидеть Шиву во всем и вся. Как прекрасно выразил это в одном из своих стихотворений Басава:

Горшок это Бог.

Крыло ветряной мельницы

это Бог. Камень мостовой

это Бог. Гребень для волос

это Бог. Тетива это тоже

Бог. Мера это Бог и сам сосуд Бог.

Боги, Боги, их так много, Что некуда поставить ногу.

Есть только один Бог. Он наш Господь Стекающихся Рек [380].

Популярность лингаятов в большей мере обусловлена тем, что они были поборниками большего социального равенства — ратовали, например, за отмену кастовых различий, повторное замужество вдов и поздний брак. Эта более умеренная секта позволяет перебросить мосты к агамическому шиваизму — другому консервативному религиозному движению, которое будет рассмотрено ниже.