Отрывки.

Отрывки.

Древне-Русская, православно-Христіанская образованность, лежавшая въ основаніи всего общественнаго и частнаго быта Россіи, заложившая особенный складъ Русскаго ума, стремящагося ко внутренней ц?льности мышленія, и создавшая особенный характеръ коренныхъ Русскихъ нравовъ, проникнутыхъ постоянною памятью объ отношеніи всего временнаго къ в?чному и челов?ческаго къ Божественному, — эта образованность, которой сл?ды до сихъ поръ еще сохраняются въ народ?, была остановлена въ своемъ развитіи прежде, ч?мъ могла принести прочный плодъ въ жизни или даже обнаружить свое процв?таніе въ разум?. На поверхности Русской жизни господствуетъ образованность заимствованная, возросшая на другомъ корн?. Противор?чіе основныхъ началъ двухъ спорящихъ между собою образованностей есть главн?йшая, если не единственная, причина вс?хъ золъ и недостатковъ, которые могутъ быть зам?чены въ Русской земл?. Потому, примиреніе об?ихъ образованностей въ такомъ мышленіи, котораго основаніе заключало бы въ себ? самый корень древне-Русской образованности, а развитіе состояло бы въ сознаніи всей образованности Западной и въ подчиненіи ея выводовъ господствующему духу православно-Христіанскаго любомудрія, — такое примирительное мышленіе могло бы быть началомъ новой умственной жизни въ Россіи и, — кто знаетъ? — можетъ быть, нашло бы отголоски и на Запад?, среди искреннихъ мыслителей, безпристрастно ищущихъ истины.

Чья вина была въ томъ, что древне-Русская образованность не могла развиться и господствовать надъ образованностью Запада? — Вина ли вн?шнихъ историческихъ обстоятельствъ, или внутренняго ослабленія духовной жизни Русскаго челов?ка? Р?шеніе этого вопроса не касается нашего предмета. Зам?тимъ только, что характеръ просв?щенія, стремящагося ко внутренней, духовной ц?льности, т?мъ отличается отъ просв?щенія логическаго, или чувственно-опытнаго, или вообще основаннаго на развитіи распавшихся силъ разума, что посл?днее, не им?я существеннаго отношенія къ нравственному настроенію челов?ка, не возвышается и не упадаетъ отъ его внутренней высоты или низости, но, бывъ однажды пріобр?тено, остается навсегда его собственностію, независимо отъ настроенія его духа. Просв?щеніе духовное, напротивъ того, есть знаніе живое: оно пріобр?тается по м?р? внутренняго стремленія къ нравственной высот? и ц?льности, и исчезаетъ вм?ст? съ этимъ стремленіемъ, оставляя въ ум? одну наружность своей формы. Его можно погасить въ себ?, если не поддерживать постоянно того огня, которымъ оно загор?лось.

По этой причин?, кажется, нельзя не предположить, что хотя сильныя вн?шнія причины, очевидно, противились развитію самобытной Русской образованности, однакоже упадокъ ея совершился и не безъ внутренней вины Русскаго челов?ка. Стремленіе къ вн?шней формальности, которое мы зам?чаемъ въ Русскихъ раскольникахъ, даетъ поводъ думать, что въ первоначальномъ направленіи Русской образованности произошло н?которое ослабленіе еще гораздо прежде Петровскаго переворота. Когда же мы вспомнимъ, что въ конц? 15-го и въ начал? 16-го в?ка были сильныя партіи между представителями тогдашней образованности Россіи, которыя начали см?шивать Христіанское съ Византійскимъ, и по Византійской форм? хот?ли опред?лить общественную жизнь Россіи, еще искавшую тогда своего равнов?сія; то мы поймемъ, что въ это самое время и, можетъ быть, въ этомъ самомъ стремленіи и начинался упадокъ Русской образованности. Ибо д?йствительно, какъ скоро Византійскіе законы стали вм?шиваться въ д?ло Русской общественной жизни, и для грядущаго Россіи начали брать образцы изъ прошедшаго порядка Восточно-Римской Имперіи; то въ этомъ движеніи ума уже была р?шена судьба Русской коренной образованности. Подчинивъ развитіе общества чужой форм?, Русскій челов?къ т?мъ самымъ лишилъ себя возможности живаго и правильнаго возрастанія въ самобытномъ просв?щеніи, и хотя сохранилъ святую истину въ чистомъ и неискаженномъ вид?, но ст?снилъ свободное въ ней развитіе ума и т?мъ подвергся сначала нев?жеству, потомъ, всл?дствіе нев?жества, подчинился непреодолимому вліянію чужой образованности.

Хотя просв?щеніе иноземное принадлежитъ почти исключительно высшему, такъ называемому, образованному классу Русскаго народа, а первобытное просв?щеніе Россіи хранится, не развиваясь, въ нравахъ, обычаяхъ и внутреннемъ склад? ума, такъ называемаго, простаго народа, — однакожъ, противор?чіе этихъ двухъ просв?щеній отзывается равно вредными посл?дствіями на оба класса. Ни тутъ, ни тамъ, н?тъ ничего ц?льнаго, однороднаго. Ни иноземная образованность не можетъ принести даже т?хъ плодовъ, какіе она приноситъ въ другихъ странахъ, ибо не находитъ для себя корня въ земл?; ни коренная образованность не можетъ сохранять своего значенія, потому что вся вн?шняя жизнь проникнута другимъ смысломъ. Въ нравственномъ отношеніи такое противор?чіе еще вредн?е, ч?мъ въ умственномъ, и большая часть пороковъ Русскаго челов?ка, которые приписываются разнымъ случайнымъ причинамъ, происходитъ единственно отъ этого основнаго разногласія Русской жизни.

Самый образъ распространенія вн?шней иноземной образованности посреди Русскаго народа уже опред?ляетъ характеръ ея нравственнаго вліянія. Ибо распространеніе это совершается, какъ я уже сказалъ, не силою внутренняго уб?жденія, но силою вн?шняго соблазна, или вн?шней необходимости. Въ обычаяхъ и нравахъ своихъ отцевъ Русскій челов?къ видитъ что-то святое; въ обычаяхъ и нравахъ привходящей образованности онъ видитъ только приманчивое или выгодное, или просто насильственно неразумное. Потому, обыкновенно онъ поддается образованности противъ сов?сти, какъ злу, которому противостоять не нашелъ въ себ? силы. Принимая чужіе нравы и обычаи, онъ не изм?няетъ своего образа мыслей, но ему изм?няетъ. Сначала увлекается или поддается, потомъ уже составляетъ себ? образъ мыслей, согласный съ своимъ образомъ жизни. Потому, чтобы сд?латься образованнымъ, ему прежде нужно сд?латься бол?е или мен?е отступникомъ отъ своихъ внутреннихъ уб?жденій. Какія посл?дствія должно им?ть такое начало образованности на нравственный характеръ народа, — легко отгадать заочно. Правда, до сихъ поръ, слава Богу, Русскій народъ еще не теряетъ своей чистой в?ры и многихъ драгоц?нныхъ качествъ, которыя изъ этой в?ры рождаются; но, по несчастію, нельзя не сознаться, что онъ потерялъ уже одну изъ необходимыхъ основъ общественной доброд?тели: уваженіе къ святын? правды.

Зд?сь коснулись мы такого предмета, о которомъ едва ли можетъ говорить равнодушно челов?къ, сколько нибудь любящій свое отечество. Ибо если есть какое зло въ Россіи, если есть какое либо неустройство въ ея общественныхъ отношеніяхъ, если есть вообще причины страдать Русскому челов?ку, то вс? он? первымъ корнемъ своимъ им?ютъ неуваженіе къ святости правды.

Да, къ несчастію, Русскому челов?ку легко солгать. Онъ почитаетъ ложь гр?хомъ общепринятымъ, неизб?жнымъ, почти не стыднымъ, какимъ-то вн?шнимъ гр?хомъ, происходящимъ изъ необходимости вн?шнихъ отношеній, на которыя онъ смотритъ, какъ на какую-то неразумную силу. Потому, онъ не задумавшись готовъ отдать жизнь за свое уб?жденіе, претерп?ть вс? лишенія для того, чтобы не запятнать своей сов?сти, и въ то же время лжетъ за коп?йку барыша, лжетъ за стаканъ вина, лжетъ изъ боязни, лжетъ изъ выгоды, лжетъ безъ выгоды. Такъ удивительно сложились его понятія въ посл?днее полуторастол?тіе. Онъ совершенно не дорожитъ своимъ вн?шнимъ словомъ. Его слово — это не онъ, это его вещь, которою онъ влад?етъ на прав? Римской собственности, то есть, можетъ ее употреблять и истреблять, не отв?чая ни передъ к?мъ. Онъ не дорожитъ даже своею присягою. На площади каждаго города можно вид?ть калачниковъ, которые каждый торгъ ходятъ по десяти разъ въ день присягать въ томъ, что они не видали драки, бывшей передъ ихъ глазами. При каждой покупк? земли, при каждомъ ввод? во влад?ніе собираются вс? окружные сос?ди присягать, сами не зная въ чемъ и не интересуясь узнать этого. — И это отсутствіе правды у того самаго народа, котораго древніе путешественники хвалили за правдолюбіе, который такъ дорожилъ присягою, что даже въ правомъ д?л? скор?е готовъ былъ отказаться отъ своего иска, ч?мъ произнести клятву!

А между т?мъ, лишившись правдивости слова, какъ можетъ челов?къ над?яться вид?ть устройство правды въ его общественныхъ отношеніяхъ? Покуда не возраститъ онъ въ себ? безусловное уваженіе къ правд? слова, какимъ вн?шнимъ надзоромъ можно уберечь общество отъ т?хъ злоупотребленій, которыя только самимъ обществомъ могутъ быть зам?чены, оц?нены и исправлены?

Но это отсутствіе правды, благодаря Бога, проникло еще не въ самую глубину души Русскаго челов?ка; еще есть сферы жизни, гд? святость правды и в?рность слову для него остались священными. На этой части его сердца, уц?л?вшей отъ заразы, утверждается возможность его будущаго возрожденія. Много путей открывается передъ мыслію, по которымъ Русскій челов?къ можетъ идти къ возрожденію въ прежнюю стройность жизни. Вс? они съ большею или меньшею в?роятностію могутъ вести къ желанной ц?ли, ибо достиженіе этой ц?ли еще возможно, покуда силы Русскаго духа еще не утрачены, покуда в?ра въ немъ еще не погасла, покуда на господственномъ состояніи его духа еще лежитъ печать прежней ц?льности бытія. Но одно достов?рно и несомн?нно, что тотъ вредъ, который чужая образованность производитъ въ умственномъ и нравственномъ развитіи Русскаго народа, не можетъ быть устраненъ насильственнымъ удаленіемъ отъ этой образованности или отъ ея источника, — Европейской науки. Ибо, во первыхъ, это удаленіе невозможно. Никакіе карантины не остановятъ мысли и только могутъ придать ей силу и заманчивость тайны. Во вторыхъ, если бы и возможно было остановить входъ новыхъ мыслей, то это было бы еще вредн?е для Русской образованности, ибо въ Россіи движется уже такъ много прежде вошедшихъ понятій Запада, что новыя могли бы только ослабить вредъ прежнихъ, разлагая и разъясняя, и доводя до своего отвлеченнаго основанія, съ которымъ вм?ст? должны они или упасть, или остаться. Ибо въ настоящее время все развитіе Европейскаго ума, сознаваясь, разлагается до своего посл?дняго начала, которое само сознаетъ свою неудовлетворительность. Между т?мъ какъ, оставаясь неконченными и несознанными, но только требующими приложенія и воплощенія, прежнія понятія Запада могли бы быть т?мъ вредн?е въ Россіи, что лишились бы своего противод?йствія въ собственномъ развитіи. Если бы не узнала Россія Шеллинга и Гегеля, то какъ уничтожилось бы господство Вольтера и энциклопедистовъ надъ Русскою образованностію? Но, наконецъ, если бы даже и возможно было совершенно изгнать Западную образованность изъ Россіи, то кратковременное нев?жество подвергло бы ее опять еще сильн?йшему вліянію чужаго просв?щенія. Россія опять воротилась бы къ той эпох? Петровскаго преобразованія, когда введеніе всего Западнаго, только потому что оно не Русское, почиталось уже благомъ для Россіи, ибо влекло за собой образованность. И что же вышло бы изъ этого? Вс? плоды полуторастол?тняго ученичества Россіи были бы уничтожены для того, чтобы ей снова начать тотъ же курсъ ученія.

Одинъ изъ самыхъ прямыхъ путей къ уничтоженію вреда отъ образованности иноземной, противор?чащей духу просв?щенія Христіанскаго, былъ бы, конечно, тотъ, чтобы развитіемъ законовъ самобытнаго мышленія подчинить весь смыслъ Западной образованности господству православно-Христіанскаго уб?жденія. Ибо мы вид?ли, что Христіанское любомудріе иначе понимается Православною Церковію, ч?мъ какъ оно понимается Церковью Римскою или протестантскими испов?даніями. Затрудненія, которыя встр?чало Христіанское мышленіе на Запад?, не могутъ относиться къ мышленію православному. Для развитія же этого самобытнаго православнаго мышленія не требуется особой геніальности. Напротивъ, геніальность, предполагающая непрем?нно оригинальность, могла бы даже повредить полнот? истины. Развитіе этого мышленія должно быть общимъ д?ломъ вс?хъ людей в?рующихъ и мыслящихъ, знакомыхъ съ писаніями св. Отцевъ и съ Западною образованностію. Данныя къ нему готовы: съ одной стороны, Западное мышленіе, силою собственнаго развитія дошедшее до сознанія своей несостоятельности и требующее новаго начала, котораго еще не знаетъ; съ другой, глубокое, живое и чистое любомудріе св. Отцевъ, представляющее зародышъ этого высшаго философскаго начала. Его простое развитіе, соотв?тственное современному состоянію науки и сообразное требованіямъ и вопросамъ современнаго разума, составило бы само собой, безъ всякихъ остроумныхъ открытій, ту новую науку мышленія, которая должна уничтожить бол?зненное противор?чіе между умомъ и в?рою, между внутренними уб?жденіями и вн?шнею жизнію.

Но любомудріе св. Отцевъ представляетъ только зародышъ этой будущей философіи, которая требуется всею совокупностію современной Русской образованности, — зародышъ живой и ясный, но нуждающійся еще въ развитіи и не составляющій еще самой науки философіи. Ибо философія не есть основное уб?жденіе, но мысленное развитіе того отношенія, которое существуетъ между этимъ основнымъ уб?жденіемъ и современною образованностію. Только изъ такого развитія своего получаетъ она силу сообщать свое направленіе вс?мъ другимъ наукамъ, будучи вм?ст? ихъ первымъ основаніемъ и посл?днимъ результатомъ. Думать же, что у насъ уже есть философія готовая, заключающаяся въ св. Отцахъ, было крайне ошибочно. Философія наша должна еще создаться, и создаться, какъ я сказалъ, не однимъ челов?комъ, но выростать на виду, сочувственнымъ сод?йствіемъ общаго единомыслія.

Можетъ быть, для того благое Провид?ніе и попустило Русскому народу перейти черезъ нев?жество къ подчиненію иноземной образованности, чтобы въ борьб? съ чужими стихіями православное просв?щеніе овлад?ло, наконецъ, вс?мъ умственнымъ развитіемъ современнаго міра, доставшимся ему въ уд?лъ отъ всей прежней умственной жизни челов?чества, и чтобы, обогатившись мірскою мудростію, истина Христіанская т?мъ полн?е и торжественн?е явила свое господство надъ относительными истинами челов?ческаго разума. Ибо, не смотря на видимое преобладаніе иноземной образованности, не смотря на тотъ вредъ, который она принесла нравственному характеру народа, поколебавъ въ одномъ класс? чувство правды, въ другомъ поколебавъ вм?ст? и правду, и истину, — не смотря на все зло, ею причиненное, еще остались въ Россіи, еще есть въ ней несомн?нные залоги возрожденія въ прежнюю православную ц?льность. Эти залоги — живая в?ра народа въ Св. Православную Церковь, память его прежней исторіи и явно уц?л?вшіе сл?ды прежней внутренней ц?льности его существованія, сохранившіеся въ обычномъ и естественномъ настроеніи его духа, — въ этомъ еще не замолкнувшемъ отголоск? прежней его жизни, воспитанной внутри однороднаго общественнаго состава, насквозь проникнутаго православнымъ ученіемъ Церкви. Такъ, разсматривая внимательно и хладнокровно отношеніе Западной философіи къ Русскому просв?щенію, кажется, безъ самообольщенія можно сказать, что время для полнаго и общаго переворота Русскаго мышленія уже не далеко. Ибо когда мы сообразимъ, какъ неудовлетворительность Западнаго любомудрія требуетъ новаго начала, котораго оно не находитъ во всемъ объем? Западнаго просв?щенія; какъ это высшее начало знанія хранится внутри Православной Церкви; какъ живительно для ума и науки могло быть развитіе мысли, сообразное этому высшему началу; какъ самое богатство современнаго вн?шняго знанія могло бы служить побужденіемъ для этого развитія и его опорою въ разум? челов?ка; какъ нест?снительно было бы оно для всего, что есть истинная въ естественныхъ пріобр?теніяхъ челов?ческаго разума,—какъ живительно для всего, что требуетъ жизни, — какъ удовлетворительно могло бы оно отв?чать на вс? вопросы ума и сердца, требующіе и не находящіе себ? разр?шенія; — когда мы сообразимъ все это, то намъ не то кажется сомнительнымъ, скоро ли разовьется, но то удивительнымъ, отъ чего до сихъ поръ еще не развилось у насъ это новое самосознаніе ума, такъ настоятельно требуемое всею совокупностью нашей умственной и нравственной образованности. Возможность такого знанія такъ близка къ уму всякаго образованнаго и в?рующаго челов?ка, что, казалось бы, достаточно одной случайной искры мысли, чтобы зажечь огонь неугасимаго стремленія къ этому новому и живительному мышленію, долженствующему согласить в?ру и разумъ, наполнить пустоту, которая раздвояетъ два міра, требующіе соединенія, утвердить въ ум? челов?ка истину духовную видимымъ ея господствомъ надъ истиною естественною, и возвысить истину естественную ея правильнымъ отношеніемъ къ духовной, и связать наконецъ об? истины въ одну живую мысль; ибо истина одна, какъ одинъ умъ челов?ка, созданный стремиться къ Единому Богу.

Указанія Св. Отцевъ приметъ в?рующее любомудріе за первыя данныя для своего разум?нія, т?мъ бол?е, что указанія эти не могутъ быть отгаданы отвлеченнымъ мышленіемъ. Ибо истины, ими выражаемыя, были добыты ими изъ внутренняго непосредственнаго опыта и передаются намъ, не какъ логическій выводъ, который и нашъ разумъ могъ бы сд?лать, но какъ изв?стія очевидца о стран?, въ которой онъ былъ.

Если не на вс? вопросы ума найдетъ в?рующая философія готовые отв?ты въ писаніяхъ Св. Отцевъ, то, основываясь на истинахъ, ими выраженныхъ, и на своемъ верховномъ уб?жденіи, она будетъ искать въ совокупности этихъ двухъ указаній прямаго пути къ разум?нію другихъ предметовъ знанія. И во всякомъ случа? способъ мышленія разума в?рующаго будетъ отличенъ отъ разума, ищущаго уб?жденія или опирающагося на уб?жденіе отвлеченное. Особенность эту, кром? твердости коренной истины, будутъ составлять т? данныя, которыя разумъ получитъ отъ святыхъ мыслителей, просв?щенныхъ высшимъ зр?ніемъ, и то стремленіе къ внутренней ц?льности, которое не позволяетъ уму принять истину мертвую за живую, и наконецъ та крайняя сов?стливость, съ которою искренняя в?ра отличаетъ истину в?чную и Божественную отъ той, которая можетъ быть (добыта) мн?ніемъ челов?ка или народа или времени.

Задача: Разработываніе общественнаго самосознанія.

Истинныя уб?жденія благод?тельны и сильны только въ совокупности своей.

Добрыя силы въ одиночеств? не ростутъ. Рожь заглохнетъ между сорныхъ травъ.

Распаденіе единства Богопознанія на разнообразныя влеченія къ частнымъ благамъ и на разнор?чащіе признаки частныхъ истинъ.

Слово должно быть не ящикъ, въ который заключается мысль, но проводникъ, который передаетъ его другимъ; не подвалъ, куда складываются сокровища ума и знанія, но дверь, черезъ которую они выносятся. И странный законъ этихъ сокровищъ: ч?мъ бол?е ихъ выносится, наружу, т?мъ бол?е ихъ остается въ хранилищ?. Дающая рука не оскуд?етъ.

Слово, какъ прозрачное т?ло духа, должно соотв?тствовать вс?мъ его движеніямъ. Потому, оно безпрестанно должно м?нять свою краску, сообразно безпрестанно изм?няющемуся сц?пленію и разр?шенію мыслей. Въ его переливчатомъ смысл? должно трепетать и отзываться каждое дыханье ума. Оно должно дышать свободою внутренней жизни. Потому слово, окостен?лое въ школьныхъ формулахъ, не можетъ выражать духа, какъ трупъ не выражаетъ жизни. Однакожъ, изм?няясь въ отт?нкахъ своихъ, оно не должно переиначиваться въ внутреннемъ состав?.

Для одного отвлеченнаго мышленія существенное вообще недоступно. Только существенность можетъ прикасаться существенному. Отвлеченное мышленіе им?етъ д?ло только съ границами и отношеніями понятій. Законы разума и вещества, которые составляютъ его содержаніе, сами по себ? не им?ютъ существенности, но являются только совокупностью отношеній. Ибо существеннаго въ мір? есть только разумно-свободная личность. Она одна им?етъ самобытное значеніе. Все остальное им?етъ значеніе только относительное. Но для раціональнаго мышленія живая личность разлагается на отвлеченные законы саморазвитія, или является произведеніемъ постороннихъ началъ, и въ обоихъ случаяхъ теряетъ свой настоящій смыслъ.

Потому отвлеченное мышленіе, касаясь предметовъ в?ры, по наружности можетъ быть весьма сходно съ ея ученіемъ; но въ сущности им?етъ совершенно отличное значеніе, именно потому, что въ немъ недостаетъ смысла существенности, который возникаетъ изъ внутренняго развитія смысла ц?льной личности.

Весьма во многихъ системахъ раціональной философіи видимъ мы, что догматы о единств? Божества, о Его всемогуществ?, о Его премудрости, о Его духовности и везд?сущіи, даже о Его троичности, — возможны и доступны уму нев?рующему. Онъ можетъ даже допустить и объяснить вс? чудеса, принимаемыя в?рою, подводя ихъ подъ какую нибудь особую формулу. Но все это не им?етъ религіознаго значенія, только потому, что раціональному мышленію невм?стимо сознаніе о живой личности Божества и о Ея живыхъ отношеніяхъ къ личности челов?ка.

Сознаніе объ отношеніи живой Божественной личности къ личности челов?ческой служитъ основаніемъ для в?ры, или, правильн?е, в?ра есть то самое сознаніе, бол?е или мен?е ясное, бол?е или мен?е непосредственное. Она не составляетъ чисто челов?ческаго знанія, не составляетъ особаго понятія въ ум? или сердц?, не вм?щается въ одной какой либо познавательной способности, не относится къ одному логическому разуму, или сердечному чувству, или внушенію сов?сти; но обнимаетъ всю ц?льность челов?ка, и является только въ минуты этой ц?льности и соразм?рно ея полнот?. Потому главный характеръ в?рующаго мышленія заключается въ стремленіи собрать вс? отд?льныя части души въ одну силу, отыскать то внутреннее средоточіе бытія, гд? разумъ и воля, и чувство, и сов?сть, и прекрасное, и истинное, и удивительное, и желанное, и справедливое, и милосердное, и весь объемъ ума сливается въ одно живое единство, и такимъ образомъ возстановляется существенная личность челов?ка въ ея первозданной нед?лимости.

Не форма мысли, предстоящей уму, производитъ въ немъ это сосредоточеніе силъ; но изъ умственной ц?льности исходитъ тотъ смыслъ, который даетъ настоящее разум?ніе мысли.

Это стремленіе къ умственной ц?льности, какъ необходимое условіе разум?нія высшей истины, всегда было неотъемлемою принадлежностію Христіанскаго любомудрія. Со временъ Апостоловъ до нашихъ временъ оно составляетъ его исключительное свойство. Но съ отпаденія Западной Церкви оно осталось преимущественно въ Церкви Православной. Другія Христіанскія испов?данія хотя не отвергаютъ его законности, но и не почитаютъ его необходимымъ условіемъ для разум?нія Божественной истины. По мн?нію Римскихъ богослововъ и философовъ, кажется, было достаточно, чтобъ авторитетъ Божественныхъ истинъ былъ однажды признанъ, для того, чтобъ дальн?йшее разум?ніе и развитіе этихъ истинъ могло уже совершаться посредствомъ мышленія отвлеченно логическаго. Можетъ быть, по особому пристрастію къ Аристотелю, богословскія сочиненія ихъ носятъ характеръ логическаго изложенія. Самый ходъ мышленія совершался наружнымъ оц?пленіемъ понятій. Подъ догматъ в?ры искали они подвести логическое оправданіе. Въ этомъ логическомъ изложеніи, изъ отвлеченно-разсудочнаго разум?нія догматовъ, тоже, какъ отвлеченный выводъ, раздались требованія нравственныя. Странное рожденіе живаго изъ мертваго! Мудреное требованіе силы во имя мысли, которая сама не им?етъ ея!

Отд?ленное отъ другихъ познавательныхъ силъ, логическое мышленіе составляетъ естественный характеръ ума, отпадшаго отъ своей ц?льности. Весь порядокъ вещей, происшедшій всл?дствіе этого раздвоеннаго состоянія челов?ка, самъ собою влечетъ его мышленіе къ этой логической отд?ленности. Потому-то в?ра и превышаетъ естественный разумъ, что онъ опустился ниже своего первоестественнаго уровня. Потому, и не необходимо для него возвыситься къ первообразному единству, чтобъ проникнуться в?рою.

Не для вс?хъ возможны, не для вс?хъ необходимы занятія богословскія; не для вс?хъ доступно занятіе любомудріемъ; не для вс?хъ возможно постоянное и особое упражненіе въ томъ внутреннемъ вниманіи, которое очищаетъ и собираетъ умъ къ высшему единству; но для всякаго возможно и необходимо связать направленіе своей жизни съ своимъ кореннымъ уб?жденіемъ в?ры, согласить съ нимъ главное занятіе и каждое особое д?ло, чтобъ всякое д?йствіе было выраженіемъ одного стремленія, каждая мысль искала одного основанія, каждый шагъ велъ къ одной ц?ли. Безъ того жизнь челов?ка не будетъ им?ть никакого смысла, умъ его будетъ счетною машиной, сердце — собраніемъ бездушныхъ струнъ, въ которыхъ свищетъ случайный в?теръ; никакое д?йствіе не будетъ им?ть нравственнаго характера, и челов?ка собственно не будетъ. Ибо челов?къ — это его в?ра.

И н?тъ такого неразвитаго сознанія, которому бы не подъ силу было проникнуться основнымъ уб?жденіемъ Христіанской в?ры. Ибо н?тъ такого тупаго ума, который бы не могъ понять своей ничтожности и необходимости высшаго откровенія; н?тъ такого ограниченнаго сердца, которое бы не могло разум?ть возможность другой любви, выше той, которую возбуждаютъ въ немъ предметы земные; н?тъ такой сов?сти, которая бы не чувствовала невидимаго существованія высшаго нравственнаго порядка; н?тъ такой слабой воли, которая бы не могла р?шиться на полное самопожертвованіе за высшую любовь своего сердца. А изъ такихъ силъ слагается в?ра. Она есть живая потребность искупленія и безусловная за него благодарность. Въ этомъ вся его сущность. Отсюда получаетъ свой св?тъ и смыслъ все посл?дующее развитіе в?рующаго ума и жизни.

Духовное общеніе каждаго Христіанина съ полнотою всей Церкви.

Онъ знаетъ, что во всемъ мір? идетъ та же борьба, какая совершается въ его внутреннемъ самосознаніи, борьба между св?томъ и тьмою, между стремленіемъ къ высшей гармоніи и ц?льности бытія, и пребываніемъ въ естественномъ разногласіи и разъединенности, между свободою воли челов?ка, созидающею духовную личность, и покорностью вн?шнимъ влеченіямъ, обращающимъ его въ орудіе чужихъ силъ; между великодушнымъ самоотверженіемъ и боязливымъ себялюбіемъ, однимъ словомъ, между д?ломъ искупленія и свободы и насильственною властію естественнаго, разстроеннаго порядка вещей.

Какъ бы ни мало было развито это сознаніе, но онъ знаетъ, что во внутреннемъ устройств? души своей онъ д?йствуетъ не одинъ, и не для одного себя; что онъ д?лаетъ общее д?ло всей Церкви, всего рода челов?ческаго, для котораго совершилось искупленіе и котораго онъ только н?которая часть. Только вм?ст? со всею Церковью и въ живомъ общеніи съ нею можетъ онъ спастись.

Каждая нравственная поб?да въ тайн? одной Христіанской души есть уже духовное торжество для всего Христіанскаго міра. Каждая сила духовная, создавшаяся внутри одного челов?ка, невидимо влечетъ къ себ? и подвигаетъ силы всего нравственнаго міра. Ибо какъ въ мір? физическомъ небесныя св?тила притягиваются другъ къ другу безъ всякаго вещественнаго посредства, такъ и въ мір? духовномъ каждая личность духовная, даже безъ видимаго д?йствія, уже однимъ пребываніемъ своимъ на нравственной высот?, подымаетъ, привлекаетъ къ себ? все сродное въ душахъ челов?ческихъ. Но въ физическомъ мір? каждое существо живетъ и поддерживается только разрушеніемъ другихъ; въ духовномъ мір? созиданіе каждой личности созидаетъ вс?хъ, и жизнію вс?хъ дышетъ каждая.

Во вс? времена были и есть люди, проникнутые высшимъ св?томъ и силою в?ры. Отъ нихъ, какъ лучи отъ зв?здъ, расходится истинное ученіе в?ры по всему Христіанскому міру. Въ исторіи Церкви можно вид?ть часто видимые способы этого св?та, какъ онъ проникаетъ изъ м?стъ, озаренныхъ высшимъ ученіемъ, въ страны, гд? оно затемнялось волею челов?ка; какъ погасалъ этотъ св?тъ въ м?стахъ, которыя прежде всего бол?е освящались имъ, и какъ опять зажигается онъ, принесенный изъ другихъ странъ, прежде лежавшихъ во тьм?. Ибо благодать истины никогда не оскуд?ваетъ въ царств? Божіемъ.

Исторія А?она.

Духовная Іерархія. — Л?стница Іакова. — Живыя истины — не т?, которыя составляютъ мертвый капиталъ въ ум? челов?ка, которыя лежатъ на поверхности его ума и могутъ пріобр?таться вн?шнимъ ученіемъ, но т?, которыя зажигаютъ душу, которыя могутъ гор?ть и погаснуть, которыя даютъ жизнь жизни, которыя сохраняются въ тайн? сердечной и, по природ? своей, не могутъ быть явными и общими для вс?хъ; ибо, выражаясь въ словахъ, остаются незам?ченными, выражаясь въ д?лахъ, остаются непонятными для т?хъ, кто не испыталъ ихъ непосредственнаго прикосновенія. По этой-то причин? особенно драгоц?нны для каждаго Христіанина писанія Св. Отцевъ. Они говорятъ о стран?, въ которой были.

Отношеніе в?ры къ разуму, или какую степень знанія составляетъ в?ра?

Различныя отношенія внутренняго самосознанія къ Богопознанію.

Сознаніе всепроникающей связности и единства вселенной предшествуетъ понятію о единой причин? бытія и возбуждаетъ разумное сознаніе единства Творца.

Неизм?римость, гармонія и премудрость мірозданія наводятъ разумъ на сознаніе всемогущества и премудрости Создателя.

Но единство, всемогущество, премудрость и вс? другія понятія о Божественности первой причины, которыя разумъ можетъ извлечь изъ созерцанія вн?шняго мірозданія, еще не внушаютъ ему того сознанія о живой и личной самосущности Создателя, которое даетъ существенность нашимъ умственнымъ къ Нему отношеніямъ, перелагая самое внутреннее движеніе нашихъ мыслей и чувствъ къ Нему изъ сферы умозрительной отвлеченности въ сферу живой, отв?тственной д?ятельности.

Это сознаніе, совершенно изм?няющее характеръ нашего Богомыслія, и которое мы не можемъ извлечь прямо изъ одного созерцанія вн?шняго мірозданія, возникаетъ въ душ? нашей тогда, когда къ созерцанію міра вн?шняго присоединится самостоятельное и неуклонное созерцаніе міра внутренняго и нравственнаго, раскрывающаго предъ зр?ніемъ ума сторону высшей жизненности въ самыхъ высшихъ соображеніяхъ разума.

В?ра — не дов?ренность къ чужому ув?ренію, но д?йствительное событіе внутренней жизни, чрезъ которое челов?къ входитъ въ существенное общеніе съ Божественными вещами (съ высшимъ міромъ, съ небомъ, съ Божествомъ).

Главная причина заблужденія челов?ка заключается въ томъ, что онъ не знаетъ, чт? любитъ и чего хочетъ.

Потребность счастія, потребность любви, потребность гармоніи, потребность правды, потребность сочувствія, потребность умиленія, потребность д?ятельности, потребность самозабвенія, потребность саморазум?нія, — вс? эти законныя и существенныя потребности челов?ческаго сердца происходятъ изъ одного общаго корня жизни, до котораго немногіе доводятъ свое самосознаніе.

Справедливость, правда р?же любви, потому что она трудн?е, ст?итъ бол?е пожертвованій и мен?е усладительна.

Мы охотно удвоили бы наши пожертвованія, только бы уменьшить наши обязанности. Какъ часто встр?чается челов?къ великодушный и вм?ст? несправедливый, благотворительный и неблагодарный, щедрый и скупой, расточительный на то, что не должно тратить, и скупой на то, что обязанъ давать; преданный по прихоти, жесткій съ т?ми, кто им?етъ право на его преданность, ненавистный, можетъ быть, въ томъ кругу, куда поставило его Провид?ніе, и достойный любви и удивленія, какъ скоро выходитъ изъ него; охотникъ въ д?лахъ челов?колюбія и б?глецъ изъ рядовъ обязанностей, и воображающій, что можетъ произвольнымъ и часто безполезнымъ пожертвованіемъ уплатить нарушеніе самыхъ существенныхъ, самыхъ близкихъ обязанностей. Не труды, не пожертвованія, не опасности, ему противна правильность порядка. Ему легче быть возвышеннымъ, нежели честнымъ. Но не скажу: ему легче быть милосерднымъ, нежели справедливымъ, ибо милосердіе несправедливаго — не милосердіе.

Въ добр? и зл? все связано. Добро одно, какъ истина одна. Справедливость къ милосердію, какъ стволъ дерева къ его верхушк?.

Мышленіе, отд?ленное отъ сердечнаго стремленія, есть также развлеченіе для души, какъ и безсознательная веселость. Ч?мъ глубже такое мышленіе, ч?мъ оно важн?е по видимому, т?мъ въ сущности д?лаетъ оно челов?ка легкомысленн?е. Потому, серьезное и сильное занятіе науками принадлежитъ также къ числу средствъ развлеченія, средствъ для того, чтобы разс?яться, чтобы отд?латься отъ самого себя. Эта мнимая серьезность, мнимая д?льность разгоняетъ истинную. Удовольствія св?тскія д?йствуютъ не такъ усп?шно и не такъ быстро.

Чувство возстановленія (исц?ленія) нашего внутренняго единства и гармоніи.

В?ровать — это получать изъ сердца то свид?тельство, которое Самъ Богъ даль своему Сыну.

В?ра — взоръ сердца къ Богу.

Справедливость, нравственность, духъ народа, достоинство челов?ка, святость законности могутъ сознаваться только въ совокупности съ сознаніемъ в?чныхъ религіозныхъ отношеній челов?ка.

Міръ свободной воли им?етъ свою правду въ мір? в?чной нравственности.