40

40

Посадив ракетоплан на аэродроме города Мудрости, взмыли вверх на пристяжных вертолетах и как могли быстро полетели туда, откуда далеко доносился приглушенный расстоянием гул. Он становился всё громче по мере приближения.

Наконец, с высоты стала видна многочисленная толпа, заполнившая площадь. В центре её, на свободном от неё пятачке несколько детских фигур, окруживших взрослого.

Снизившись, увидели, что творилось: они яростно избивали его. Еще один взрослый лежал рядом на траве, другой стоял на коленях.

— Остановитесь немедленно, — крикнул Конбр. Усиленный громкоговорителем голос заставил гимназистов поднять головы; избиение тоже прекратили чуть позже. Но кто-то вдруг крикнул:

— Да пошли они: кто это еще такие? — и избиение возобновилось.

— Спускайтесь сюда: вам тоже от нас достанется! — и град камней взметнулся над толпой. Пришлось включить защитные поля. Отскакивая, камни падали обратно на головы гимназистов: уже немало детских тел тоже оказалось лежащими неподвижно.

— Прекратите сейчас же! Опомнитесь! — продолжал кричать Конбр.

— Да ты кто такой, чтобы продолжать указывать нам? — ответил чей-то голос.

— Я Конбр.

— Не знаем такого. Ты мудрый? Так спускайся: мы ждем. Прикончим еще одного мудрого убийцу нас, — орали внизу, сопровождая слова непристойными жестами.

— Ты был прав: нас они не станут слушать. Наступила твоя очередь, — сказал Горгл, прикрепляя свой аппарат на пояс Маркда.

— Прошу тебя, Марик, не спускайся слишком низко: камни, летящие с большой скоростью могут пробить защитное поле, — успел сделать предупреждение Конбр, но Марк вопреки ему сделал это.

— Эй, засранцы и засранки: слушайте сюда! — обратился он к задравшим головы гимназистам на понятном им языке. — Кончайте лупить, а не то я вас сверху обдрищу.

— А слабо! — ответили снизу в тон ему. — Нас много — ты один: говна у тебя на всех нас не хватит.

— Ладно: кончайте базар — есть разговор. Усекли?

Похоже, да: потому что избиение прекратилось.

— Да ты кто такой? Вроде не гимназист уже.

— Угадали: лицеист.

— Не врёшь?

— Оно мне надо?

— Проскочил, значит, отбраковку.

— А у нас её и нет — совсем.

— Заливаешь! Где это у вас?

— На Земле: слыхали о такой.

— Ну. А чем докажешь?

— Сейчас, — и он спустился уже совсем. Открыл рот:

— Ну, что: видели?

— Правда: кусачки какие-то, а не кусачие скобки. Надо же! — удивились ближайшие к нему гимназисты. — Не врёт, оказывается, — и их слова сразу стали передаваться дальше.

— Давай, землянин, говори: послушаем.

— Меня зовут Маркд. Я прилетел с Зрыыра с другими землянами и сосланными туда гардрарцами. Конбр был координатором на Зрыыре: он узнал, что на Земле тоже была, но уже больше нет никакой отбраковки. И он захотел, чтобы и на Гардраре не стало её. Совсем. Потому что знал, что отбракованных на Гардраре потом убивают.

Все гардрарцы на Зрыыре ненавидели Децемвират, сославший их туда. Они решили вернуться сюда, чтобы свергнуть его, и лишь немногие хотели, как Конбр, уничтожить отбраковку.

Он уговорил нас доставить их на Гардрар. Я тоже знал — от него — про убийство отбракованных, и рассказал ему, — показал он на Горгла, уже стоявшего рядом с ним, — универсанту Горглу. Он другим: универсантам и студентам. А они дальше: коллегиантам, затем лицеистам. А потом уже вам. За это Конбра судили сегодня, чтобы приговорить к смерти.

Я сказал всё, и теперь хочу, чтобы вы послушали его, нашего командира в борьбе за уничтожение отбраковки.

— Хорошо, землянин: мы согласны. Послушаем, что он нам скажет.

— Ребята, гимназисты: мальчишки и девчонки.

Когда меня судили сегодня, обвинитель среди прочего сказал и такое:

«Молодые не способны к самодисциплине: кто справится с разрушительными их действиями, если они выйдут из-под контроля даже Конбра, надеющегося возглавить их? И что тогда? Не сдерживаемые никем, они нанесут всему — науке, производству, самому образованию — непоправимый ущерб».

Сегодня же это почему-то и произошло. Что вы сделали с тем, кто лежит: он жив?

— Нет. Его добили, когда он уже свалился.

— Больше никого не убили?

— Не успели. Хотели, как можно больше. Чего даром потом умирать!

— Вы уже знали про уничтожение, если вас кого-то отбракуют?

— Мы как раз дослушивали то, что было на данном нам чипе.

— Не понял.

— Ну, когда появился вот он, — показали на того, который стоял рядом с избиваемым: лицо его было куском кровавого мяса. — Он наш педагог: доставалось нам от него так еще! А тут: мы не успели выключить компьютер, когда он ворвался — услышал последние слова. Заорал, как бешенный, потом бить нас начал — хуже, чем всегда.

Ну, и мы решили: раз нас, всё равно, не всех в живых оставят, то чего его дальше бояться — прикончим гада. Стали сами бить его. Убили бы, но он спросил «За что меня-то: что я один только виноват?». И кто-то еще спросил: а правда, почему только его? Сказали ему тогда, что не убьем, если вызовет ракетопланы, чтобы сюда прилететь да расплатиться с мудрыми гадами за всё.

Он был рад и такому: согласился сразу. А здесь, только успели начать, как вы появились.

— И кого вы били? Почему именно их?

— Другие мудрые при нас на пристяжках улетели: может, только в кого-нибудь смогли попасть камнями. А эти их и одеть не успели: мы их окружили. Начали со страху заправлять мозги, что, мол, тоже против отбраковки и что про ликвидацию после неё и не знали. Ну, да: так мы и поверили!

— И расправились с ними: с одним насмерть. А если они вам правду говорили? Ведь действительно, не все мудрые знали это. Эти двое, скорей всего, как и вы, только сегодня узнали о ликвидации отбракованных: слушая трансляцию суда надо мной. Дайте мне разобраться и с ними, и с вашим педагогом. Помогите отвести их туда, — показал он на один из полуразрушенных домов с края площади. — Труп тоже туда отнесите.

— Землянин только пусть тут с нами останется.

— А не тронете его?

— Ты что: он свой. Хотим поговорить с ним: верим ему.

Они полупонесли, полуповолокли труп убитого следом за Конбром и Горглом. За ними, уже бережно поддерживая, вели второго мудрого. Педагога — подталкивая пинками.

— Ты явно спровоцировал ребят на то, что они натворили. Кто поручил тебе сделать это? — сразу начал допрос с педагога: в свете имевшихся подозрений произошедшее — именно сегодня — не могло быть случайным.

— Что ты, достопочтенный: и в мыслях того у меня не было, что такое начнется. Ну, погорячился я, когда узнал, чем они занимались. И только: больше ж ничего.

— Откуда узнал?

— От одной гимназистки моей: из тех, на кого я мог положиться.

— Ябедников?

— Можно и так. Спешно пришел, а они смотрят в зале компьютер: про то, что им знать не положено. Рассердился, конечно: стукнул в воспитательных целях того, другого. А они вдруг на меня набросились.

— А ты своим вопросом подтолкнул ребят на то, что надо убить всех мудрых. Так?

— Да нет же, достопочтенный. Только чтобы не убили меня совсем.

— Хочешь жить?

— А как же: кто не хочет?

— А они не должны хотеть?

— Так это ж разве я придумал?

— Короче: хочешь жить — выложишь правду. Нет: отдам обратно ребятам — а дальше их дело. Выбирай — сразу: я ждать не стану. Считаю до трёх. Раз…

И педагог-провокатор не стал дожидаться и счета «два» — закричал:

— Скажу, скажу: всё, всё скажу — только не отдавай им, зверёнышам. Не отдавай!

— Признаешь, что спровоцировал их?

— Признаю: делал, как велели.

— Кто?

— Он: Грой сам. Сказал: если сделаю, стану даже не полумудрым, а полным им. А если откажусь, то уж придется сделать со мной то, что с детьми, которых отбраковываю.

— А ты не знал, что?

— Нам про это не говорят.

— Ну, да: для вашего спокойствия. Лишь мудрые имеют право знать: если только их оно интересует. И ты, конечно, с радостью согласился. Как же: из всего лишь четверть мудрого вдруг стать полным. Такая редчайшая возможность может быть только раз.

— Так жить ведь хотелось. А тут хоть какая-то надежда, что не убьют меня соп… мальчики и девочки. А тогда…

— Вот теперь верю. Живи. Но только потом придется тебе повторить, что сказал, всем. Будем беречь тебя только для этого.

Горгл, периодически выходивший проверить, не грозит ли что Маркду, вернулся и сообщил, что там всё в полном порядке. Гимназисты сидят кольцом на траве, а в середине Маркд вправляет им мозги, объясняя, что только сдуру можно было натворить такое. И они не обижаются: соглашаются с ним.

— Он был прав: без него мы бы тут не обошлись.

— Наверно, — вынужден был согласиться Конбр.

Педагог уже валялся на полу. Плечи его вздрагивали: он беззвучно рыдал. Лопнула затаенная мечта его: стать полным, настоящим мудрым. Заняться научным трудом, заслужить номер: перестать всю жизнь чувствовать себя неудачником. Ради этого согласился он на неожиданное предложение, даже сознавая опасность быть не только избитым, что и пришлось вытерпеть, но даже убитым. Тем более, Грой наверняка ликвидировал бы, если б отказался: с таким не шутят.

Не обращая больше на него внимания, Конбр подошел к бессильно полулежащеему тоже на полу мудрому, которого ему, а вернее Маркду, удалось спасти. Наклонился над ним:

— Многоуважаемый, ты в состоянии со мной говорить?

Тот ответил, прерывая слова тяжелыми стонами:

— Если надо.

— Необходимо. Но если тебе слишком трудно…

— Даже если трудно.

— Тогда скажи, кто тот, кого убили.

— Грикх… Он математик…гениальный… по настоящему… не дутый… как некоторые… даже в первой… элитной группе. Но мы… и он, и я… были в последней… потому что… у нас похищали авторство… кто только мог. Подожди… помоги мне сесть… будет легче говорить.

Конбр вместе с Горглом усадили его, и он смог заговорить почти без перерывов.

— Вы, действительно, не успели улететь с другими?

— Мы не собирались улетать в отличие от них.

— Почему?

— Смотрели трансляцию суда сегодня, слушали ваши речи. Узнали, к стыду своему только сегодня, про постоянные убийства отбракованных учащихся. После этого Грикх отказался бежать отсюда, когда всех предупредили о несущейся с аэродрома толпе гимназистов, крушащих по дороге всё, что можно.

Смог и меня уговорить, что мы скажем, что тоже возмущены тем, что творится. Что мы с ними — кого так безжалостно убивают: вместе присоединимся к тебе, чтобы бороться за то, чтобы отбраковки этой не стало. А они, конечно, нас слушать не стали: никакой веры мудрым — все они такие. И вот: Грикха убили, меня — если бы не вы — тоже едва не успели. А ведь мы… Мы собирались… а теперь он… Какими же мы оказались наивными!

— И теперь ты уже это не сделаешь никогда? А их возненавидел?

— Кого? Этих несчастных детей, обезумевших от страшного известия, что их жизнь ничего не стоит? Можно ли было ожидать, что они смогут сразу понять, что и мудрые могут быть разными? Тем более, когда их умышленно спровоцировали?

— Как: ты не винишь их?

— А мы не виноваты? Именно тем, что никогда и не думали, куда исчезали постепенно многие, с кем мы учились — а их тем временем убивали и убивали. Ведь мы же не насекомые общественные — мирмексы или аписы — где ставших ненужными особей убивают для пользы сообщества. Поэтому я, всё-таки, присоединюсь к тебе: даже в память Грикха. Будут и другие: вот увидишь. Не все мудрые такие, какими их считают несчастные учащиеся.

— Ты…

Он не смог дальше договорить: в дом влетела гимназистка — с криком:

— Землянин вас зовет немедленно: какие-то роботы появились со всех сторон. — И Конбр, а за ним Горгл спешно выскочили из дома.

Гимназисты уже стояли на ногах, глядя на стремительно приближающихся роботов. Маркд висел на вертолете над их толпой.

Конбр и Горгл уселись в сёдла и прицепили свои. Взлетели тоже и сразу поняли, что это не те роботы, которые должен был срочно прислать Варлх.

— Не наши: присланные против гимназистов. Срочно забирай у Маркда аппарат: надо успеть их парализовать.

Но роботы уже приблизились, и толпа начала отступать перед ними, давя друг друга и тех, кто ранее лежал на земле, оглушенных упавшими вниз камнями, которыми они швыряли вверх в Конбра. Конбр ударил излучением, Горгл присоединился почти тут же, но пока они поражали одного за другим уже приблизившихся вплотную роботов, некоторые из них успели врезать в сбившуюся толпу, поражая попадавшихся на своем пути лучем лазера, оставляя за собой просеку, покрытую детскими трупами.

Из дома высунулся педагог, с надеждой смотря на смертоносную работу их. И тут же скрылся, когда Конбр парализовал последнего.

Картина была страшная: почти половина детей недвижимо лежали на земле — подавленные в панике или раздавленные ногами отступавшими перед роботами, убитые лазерным лучем, насмерть сбитые. А в небе появились летящие с аэродрома вертолеты седьмой патрульной группы: от четыреста пятой гимназии на острове Ваардар путь был слишком далеким.

Зато роботы, которые должен был срочно выслать Варлх, могли появиться уже давно: раньше присланных Комитетом координации или кем-то еще для подавления ими же спровоцированного бунта гимназистов. И тогда исход сейчас был другим. Но они так и не появились. Почему?