57

57

Лейли не узнавала сына. Вместо прежнего мальчика, мечтавшего о героических приключениях, обнаружила как-то странно повзрослевшего, серьезного и не слишком веселого подростка. Что успел пережить здесь он? Явно не оставался в стороне от всех событий, предшествовавших победе, позволившей им вернуться на Гардрар. Недаром несколько мальчишек и девчонок назвали его «командир Маркд».

Но Лал, Ли и Александр, а тем более Конбр даже словом не обмолвились об опасностях, через которые прошел её Марик. Зато много обо всем другом.

Конбр, в частности, что Цангл родила девочку перед самым их отлетом с Гардрара. И в тот же день она и Лим были убиты роботом-ликвидатором, бросившись защитить от него свою дочь. Подробно рассказал о том, как это происходило.

— Теперь это моя дочь.

— И моя, — добавила Валж, забирая девочку у Лейли. — Я её мать теперь, раз Цангл больше нет. Но я её так же назвала: Конбр мой согласился. Он хороший, мой Конбр.

— Он твой?

— Мой: конечно… Это хорошо! Я его люблю. И Марыка нашего люблю: он тоже хороший. И ребята его хорошие: меня научили читать. И Сиглл хорошая. Ты тоже: ты правильно Цангл мою держала.

Эта примитива, по-видимому, действительно любит Конбра — не меньше, чем Цангл любила Лима. Ну, что ж: может быть, он последовал примеру того. И вероятно, в данном случае её слова «Я сплю с ним и грею его» уже могут значить не только это.

Почему нет: «неполноценные» роженицы, они же кормилицы и няни, и на Земле занимались, всё-таки, трудом — требовавшим многого от них. Помнила, как высоко ценила их Ева: «Они ведь для младенцев — то же, что матери. И они любят детей; а дети — их, и смутно помнят потом очень долго». А эта Валж перенесла способность любить, опекать и заботиться на всех других. В том числе и на её сына, которого называет Марыком.

Однако, Конбр не подтвердил её предположение относительно себя и Валж.

— Нет, это не так. Но кто знает: не придется ли мне повторить то, что сделал Лим? Не все считают, что примитивы такие же людхи, как они: слишком умственно вырождены. Достаточно лишь прекратить использование их: дать спокойно дожить, но не оставив после себя детей.

Единственного примера Лима и Цангл может оказаться недостаточно для доказательства, что и они должны внести свой вклад в создание нашего потомства. Совершенно необходимо повторение: а кто еще сейчас готов на подобное, чтобы потом решились и другие?

— Похоже, действительно, это придется сделать тебе первому. Кстати, повторить пример не только Лима, но и мой. Тебе, как и мне тогда, придется пойти на компромисс.

— Что поделаешь? Но, понимаешь, ни одна нынешняя мудрая не даст мне той ласки, что она: им пока это несвойственно. А мне это необходимо: привык уже. И к ласке её, и к ней самой. Она же добра, как никто — причем активно, деятельно.

— Марик мне говорил. Как приставала к нему, чтобы поел. И как его гвардейцев опекала. А теперь скажи мне честно, что мой сын делал всё это время? Я же не верю, что носа он не высовывал из убежища. Валж мне уже кое-что успела сказать про то, как он отказывался поесть, потому что куда-то спешил.

И Конбр решил, что незачем мучить её: надо сказать.

— Да, он не прятался. Умел находить общий язык с гимназистами, устраивающими погром, когда они не хотели слушать ни меня, ни Горгла — чем оказывал нам неоценимую помощь.

— Но Валж сказала, что один раз вернулся в убежище с огромным синяком на глазу.

— Пришлось единственный раз действовать кулаками: не хотели его слушать сразу. Но в последнем бою не участвовал. Я тоже.

— Это всё?

— Всё, из-за чего ты могла беспокоиться. Но помогал он очень много: в частности, рассказывая скрывавшимся в убежищах о жизни на Земле. Еще и занимаясь их физической подготовкой.

— Но где он скрывался от нас, чтобы остаться здесь?

— В горах. Не бойся: не один. Горгл и Сиглл были с ним. И втроем прилетели на космодром перед самым вашим отлетом.

— А потом?

— Потом… Потом было страшно.

Это страшное тоже пришлось рассказать ей. Не упуская ни одной подробности, потому что она, как бы догадываясь, что он что-то не договаривает, начинала вопросительно смотреть ему в глаза.

— Кажется, Цангл сыграла слишком немаловажную роль, первой родив собственного ребенка. И она не ушла бесследно: ты же сказал мне, что того же захотела Сиглл.

— Да: и она это решила, если помнишь, сделать сама — без Лима. Я не дал Сиглл взять себе их ребенка, и тогда она сама захотела родить. А Марик рассказал о земной свадьбе, и они произнесли свои клятвы друг другу над телами Цангл и Лима. Уже одна семья на Гардраре есть: очередь за появлением других. Возможно, уже кто-то из скрывавшихся решит последовать их примеру. Но…

— Но пока еще никто? Так почему же вы не занимаетесь пропагандой этого?

— Руки не доходили до сих пор. А теперь займемся и этим.

— Думали, как?

— Создать книгу: пусть читают все. Потом предложить им книги Ларлда Старшего. Ты могла бы предложить что-то еще?

— Свое: театральную постановку. Должно подействовать быстрей. Помнишь, как подействовал показ вам «Девы рая»?

— Еще бы! И ты готова написать пьесу? И подготовить тех, кто будет в ней играть?

— Пьесу — вместе осилим. А с актерами сделаем так: если не получится с гардрарцами, используем землян. Сперва попробуем, конечно, с гардрарцами.

Погребение Лима и Цангл, которое Конбр откладывал до прилета Лейрлинд, транслировалось, но произошло в присутствии ограниченного числа пришедших. Прозрачный ящик не открывали до самого последнего момента.

Прощальную речь сказал Конбр:

— Людхи Гардрара! Все: вы все людхи теперь.

Сегодня хороним мы двух замечательных людхов, не доживших до победы, в которую вклад их неоценим. Это Лим и Цангл — самый прозорливый философ нашего времени и бывшая примитива. Он первый обнаружил начало неизбежного общего регресса, обусловленного социальным устройством общества Гардрара. Она — первая поняла необходимость для себя родить самой ребенка, кормить его своей грудью, любить и оберегать его. Они стали первыми, любившими друг друга и родивших собственного ребенка, который стал для обоих дороже собственной жизни. Что и доказали, не задумываясь пожертвовав ею, когда своими телами заслонили его от робота-ликвидатора.

Вот лежат они мертвые, и вот он их ребенок: живой, — он протянул руки и взял у Валж маленькую Цангл, которая обняла его за шею.

… - А теперь каждый может подойти перед тем, как мы погребем их, и мысленно попрощаться с ними.

Все подходили для прощания. Лейли стояла дольше всех: смотрела на Цангл, которую полюбила еще на Земле-2. У которой собиралась принять роды, но никак не ожидала снова увидеть её уже неживой.

С удивлением обнаружила, что уже все, кроме неё, отошли от ящика с их телами. Посмотрела на Конбра — тот сказал:

— Сейчас мы все вместе еще раз попрощаемся с ними.

И Лейли запела. В том, что пела, не было надрывного чувства прощальной музыки при погребении павших в последнем бою. Лишь тихая грусть колыбельной спящим последним сном. Спите спокойно, милая добрая Цангл и замечательный, как Лал Старший, Лим: мы не забудем вас.

Все слушали, и у многих катились слезы из глаз. У неё самой, у Валж, у Сиглл. Даже у Конбра, крепко прижавшего к себе маленькую Цангл.

Потом роботы вскрыли ящик, завернули оба тела в один большой кусок белой ткани и опустили в могилу. Конбр отдал Цангл Валж и первый бросил в неё горсть земли. А когда подошла её очередь, она сунула маленькую горсть в ручку девочки и сказала:

— Брось тоже: там твой папа и твоя мама.

И девочка тоже бросила свою горсточку туда, а потом пролепетала:

— Ма-ма.