30

30

К четырем годам характер у Сына начал портиться: он становился раздражительным и упрямым и, в то же время, скучным, вялым. Часто, включая экран, когда оставляли его одного, они видели, что он, вместо того чтобы играть, неподвижно сидит на полу, обняв руками колени и положив на них голову. И молчит. О чем он думал? Что с ним?

Он как-то задал Ему вопрос:

— Тата, почему в картинках много людей?

— Потому, что так на самом деле.

— Нет! Людей трое: я, мама и ты. А Пес — не человек, и Нянька — тоже.

— Нет, сынок: людей очень много.

— Разве есть еще люди на свете? Не только в картинках?

Стараясь не перевозбудить его, они стали рассказывать ему понемногу о людях, о Земле.

Однажды они увидели на экране, как он отгонял от себя Пса и няньку.

— Ты, Пес, говорить не умеешь, а ты, Нянечка, не живая — потому что вы не люди. А на Земле есть еще люди, и маленькие тоже — дети, как я, и они друг с другом разговаривают и играют. Вот! А вы не можете. Ну вас!

Пес вильнул хвостом с виноватым видом, а робот откатился в угол.

Стало ясно, что ему не хватает общения с другими детьми: прошел возраст, когда ребенок может играеть один.

И они решили, что нужен еще ребенок.

Вновь началось ожидание, вновь он видел, как наливалась, полнела фигура Мамы, снова подгонял ей бандаж и скафандр.

И вот он держит на руках еще одно крошечное существо: девочку.

…Когда Сыну сказали, что у него теперь есть маленькая сестренка, он очень удивился:

— Ее же не было!

— Тебя тоже раньше не было.

— Да? А откуда она взялась?

— Из маминого живота.

— Она вылезла?

— Ну да.

— А почему не вместе со мной? Или я не был у мамы в животе?

— Был тоже. Только раньше.

— А она какая?

— Хочешь посмотреть?

— Хочу, конечно.

Увидев ее, он снова страшно удивился:

— Ой, какая маленькая! Как же она будет играть со мной?

— Ей надо будет вначале подрасти.

— А говорить она может?

— Нет, что ты! Она потом научится.

— А как?

— Мы ее научим.

— И я?

— Конечно! Она твоя сестра, младшая, а ты — ее брат, старший. Ты будешь помогать нам заботиться о ней. Ладно?

Значит, ему надо будет что-то делать: это его весьма устраивало.

— Буду, буду!

…Скучать Сын перестал — у него теперь была уйма занятий: смотреть, как Сестра спит, зевает; бежать к ней, когда она начинает плакать.

Потом она начала подрастать и с каждым днем становиться все забавней. Брат помогал ей учиться ходить, поднимал, когда она падала; играл с ней.

Но все же она была очень маленькой и еще не могла стать его товарищем. К тому же он иногда чувствовал себя обиженным: он больше не пользовался исключительным вниманием Мамы и Его. По сути, он сам еще был маленьким.

До того дня.

Когда Он подумал об этом дне, Лал снова возник в нем.

— Мама пообещала ему самое первое яблоко, которое созреет в саду. Плодовые деревья долго не распускались, а потом не плодоносили: саженцы плохо перенесли космическую консервацию. Наконец, одна из яблонь дала завязи. Радости Сына не было предела:

— Я скоро съем первое яблоко!

…Оно казалось самым красивым среди остальных, еще совсем зеленых. Мама сделала анализ, подтвердивший его съедобность.

Мы приплыли втроем из «леса», где находился сад. Когда сняли скафандры, Сын убежал за Сестренкой и Псом, чтобы они увидели яблоко перед тем, как он съест его.

Мама вымыла яблоко, положила его на стол. Оно и нам казалось замечательным. Крупное, красное. И пахло чудесно.

Сын вбежал в комнату, за ним влетел Пес. Дочка споткнулась у двери, встала на четвереньки. А он схватил яблоко, показывая им.

— Вот какое!

Потом он поднес яблоко к лицу, чтобы еще раз полюбоваться им перед тем, как съесть.

— Дай! Мне! — вдруг сказала Дочка: она уцепилась одной рукой за его штаны, другую тянула к яблоку.

Он не ожидал этого, с удивлением смотрел на нее. Потом повернулся к нам. В его вопросительном взгляде было недоумение: ведь яблоко было ему обещано давно, когда Сестры у него еще не было.

Но мы молчали: что-то удерживало нас от того, чтобы вмешаться. Я только чувствовал, что сердце у меня бешенно колотится; Мама была страшно бледная.

— Ну! Дай! Мне! Хочу! — она сморщила носик, готовая разреветься.

— На! На! — поспешно сказал он, опустившись на колени, и поднес ей яблоко ко рту. Она с трудом прокусила кожицу.

— Ешь! Ешь, маленька. Нянь, дай ножик. Надо срезать кожу.

— Отрежь половину. Ей хватит.

— Не, пусть все. Нравится?

Она закивала.

— Потом вырастут еще яблочки. Видела, сколько их на дереве?

Она кивала, рот у нее был набит. Он резал яблоко на кусочки и давал ей. Только когда она съела все, он стал пробовать счищенную кожуру.

— Вкусно! И вы тоже попробуйте — берите же!

— Ешь сам, сынок!

— Да что вы: я же не маленький.

Как он сумел сам, без подсказки, так поступить? Мы об этом никогда ничего не говорили. Зачем? Ведь в наше время это не требуется: всем всего хватает. Сами мы никогда в жизни не сталкивались с подобными ситуациями и не могли подозревать о возможности их существования.

— Но он видел — как вы относитесь друг к другу.

— Ты так думаешь?

— Да — поверь!

— Видимо, Ты прав.

— Вы его похвалили?

— Нет: не сказали ничего. Мама и говорить не могла: разволновалась, слезы на глазах.

— Это важно для всех: для Них, для Вас — и тех, кто на Земле.

— Я думал об этом. Мы, действительно можем стать много лучше, сами растя наших детей.

— И счастливей.

— Да. Это был один из самых лучших наших дней.