40

40

Ли помог Дану сесть поудобней в единственное кресло, взятое с катера. Дан был еще слаб, но сам предложил поговорить.

— Не бойся: я смогу. Спрашивай.

— Капитан, почему мама Ева хотела, чтобы там у вас родились дети?

— Разве она тебе ни о чем подобном не говорила?

— Кажется, нет. Или очень мало. Я даже не помню. Но хотел бы понять.

— Если хочешь — поймешь. Разговор будет долгий. Но времени у нас достаточно. Но вначале я хочу узнать, отбраковывают ли еще детей?

— Да.

— Много?

— Не знаю.

— Жаль: ведь Ева боролась против отбраковки.

— И сейчас — тоже. Но я мало что знаю: я мало времени провожу на Земле. — Ли был озадачен: оказывается, он не знал многих, видимо очень важных вещей, которые мог знать.

— Так слушай.

Дан говорил — Ли слушал. Внимательно, как всегда. Напряженный, как при высоких перегрузках; совершенно ошеломленный.

Дану еще трудно было говорить помногу. И пока он отдыхал, Ли обдумывал услышанное. Но отдохнув, Дан возвращался к своему рассказу. Он как-будто вел Ли со ступеньки на ступеньку, преодолевая его обычное для всех слабое знание социальной истории, незнание и безразличие ко многому, что не связано с главным — работой. А чтобы дать Ли передышку, рассказывал о Земле-2.

Вскоре к ним парисоединились Эя и Сын.

…- А как ты сам относишьс к неполноценным?

— Я не имею с ними дела.

— Но опыты в космосе проводят на них.

— Да: подопытные неполноценные у нас есть. Только они. Космические спасатели тоже экспериментируют на них. Но я этого не делаю.

— Почему?

— Я и на животных не люблю экспериментировать. Им ведь больно. А на людях совсем не могу.

— Тебе это внушила Ева?

— Не знаю. Может быть. Не помню, чтобы она мне об этом говорила. По-моему, ей важней всего было, чтобы успешно учился. Особенно в самом начале.

— Потому что боялась.

— Чего?

— Над тобой висела страшная опасность. Слишком реальная: ты учился плохо, очень.

— Я… мог стать неполноценным? Значит — мама Ева тогда спасла меня?

— Она и ее единомышленники спасли многих.

— Но меня же — она!

…Рассказ Дана и Эи потряс его. С самого начала. Впечатление от него и дальше не проходило, не ослабевало. Было трудно. Как полет в Большом космосе. Даже намного трудней: предыдущая подготовка, учеба не давали надежных, привычных ориентиров.

Главным аргументом, подействовавшим на него, была бесчеловечность в отношении неполноценных. Безжалостность к животным — и та была ему отвратительна. А к людям… Ему казалось непонятным, как он это не понимал до сих пор.

— Разве только ты?

Да, да: в том-то и дело, что не только он. Почти все.

— Мы когда-то тоже это не понимали.

— А мама Ева?

— Даже она. Хотя и боролась против отбраковки — потому что жалела своих питомцев. Но она самой первой подсказала самый верный способ уничтожения социального неравенства.

— Кому?

— Лалу.

— Мама Ева? Что подсказала она ему?

— Вот оно, — Эя показала на Сына и Дочь.

— Мы? — удивились они.

— Да!

…- Значит, как я понял, человечество отклонилось от курса. Надо снова лечь на него, — Ли выражался в привычных для себя терминах космонавта. — Для начала: произвести торможение.

— Торможение уже началось. Твоя мама Ева имеет к нему самое прямое отношение. Но все до конца разглядел и понял первым Лал.

— Лал был настоящим спасателем.

— Почему?

— Подоспел во-время!

Веру в справедливость их слов в немалой степени подкрепляло общение с ними. Быстро привыкли друг к другу: они к нему, он — к ним. Привязался. Как это может космонавт, привыкший высоко ценить теплоту человеческого отношения. И тоже стал своим для них. Не только потому, что спас их и продолжал самоотверженно возиться с ними.

Ему было слишком хорошо возле них. Как с мамой Евой. Особенно когда девочка сидела у него на коленях.

Они еще не оправились от перенесенных лишений. Еще очень худы и слабы физически. Даже не могут есть фрукты, привезенные им, — их приходится превращать в пюре или сок. Но они уже могут двигаться, могут говорить сколько хотят. Но никогда почему-то не улыбаются. В общем-то, пока это нормально; но лучше, чтобы улыбались.

Он попытался как-то раз развеселить девочкуу, воспользовавшись, что она попросила что-нибудь рассказать.

— Что?

— Сказку. Маленькая, я их любила.

Сказок он ни одной не помнил, но решил не отступать.

— А легенду? — предложил он.

— Давай, — вяло согласилась она.

— На прекрасной зеленой планете жили-были люди, — начал Ли: неплохо! Он рассказывал, сочиняя на ходу. Как появился среди людей ученый, сделавший великое открытие: с помощью его можно было преодолеть огромные расстояни быстрей света. Как построили корабль, ущедший к звездам, где была обнаружена планета, подобная их. Про то, как отправились на новую планету ученый со своим другом и подругой. О гибели друга и оставленном им секрете счастья — детях, которых они должны сами родить и вырастить. И вот появились первые дети, родившиеся на другой планете.

Как засадив планету лесами и насытив ее атмосферу кислородом, ученый, его подруга и их дети улетели домой, а в пути вступили в Контакт с другими разумными существами, потратив на это почти всю энергию, и чуть не погибли.

— Но их ждали на родной планете. Космический дозор принял их сигнал о помощи, и спасатели, посланные им навстречу, успели во-время.

— И потом?

— Они вернулись домой, на родную планету, и принесли людям великие вести.

— Они вернулись…

Да: не очень-то похоже на легенду. Коротко, слишком. И слова, фразы какие-то топорные: не получилось. Только первая фраза ничего. М-да! Но девочка, к его удивлению, слушала внимательно, сидя напротив, — только почему-то не глядела на него.

— Я не очень-то могу рассказывать легенды, да?

Она повернула к нему голову, и выражение ее глаз испугало его.

— Просто, это страшная легенда — ты не всю ее знаешь: вот как!

— Не надо, Сестра! — сказал юноша.

— Надо. Слушай! Когда они улетели на Землю, у них в космосе родился Малыш. Маленький-маленький, с крошечными пальчиками. И все радовались, глядя на него и беря его на руки. Когда корабль подошел к точке старта переноса, ему было уже три месяца, и он умел улыбаться.

Тогда-то произошло настоящее сказочное чудо: приняли сигнал Тех и вступили с ними в Контакт. А после гиперпереноса обнаружили, что почти вся энергия израсходована.

Чтобы добраться до Земли, все кроме Отца погрузились в анабиоз и пробыли в нем больше года; но не успели добраться туда, где их должны были встретить, как отказали приборы анабиокамеры, и Отец начал срочно выводить их из анабиоза. Но Малыш не вышел из него. Малыш! О-о-о! Малыш! Родненький мой! — закричала она, забилась в рыданиях. Брат бросился к ней, прижал к себе.

«Что я наделал!» — с ужасом думал Ли. — «Вот почему они так мало говорили о том, что с ними произошло. Да как же это?» Он посмотрел на Дана, будто моля о прощении — за свою невольную вину. Дан, казалось, окаменел.

— Капитан! — тихо сказал Ли. — Я не знал, Капитан.

— Да, да! — как-будто издалека отозвался Дан. — Ты должен все знать: я покажу.

— Отец, не надо! — попыталась остановить его Эя.

— Надо! — как Дочь произнес он. — Пойдем, пойдем со мной.

Они прошли через весь жилой блок — голый, разоренный, страшный. По длинному коридору дошли до дальнего конца его, где Ли еще ни разу не был.

Там находилась анабиокамера, и в ней, под единственным не брошенным в аннигилятор колпаком — крошечная неподвижная фигурка. Темная прядка волос на белом-белом лобике. Ребенок спит сном, от которого не пробуждаются.

Потрясенный, подавленный увиденным, Ли долго смотрел на ребенка. Ком стоял в горле. Он боялся поднять голову, вновь взглнуть на Дана. Тот молчал, казалось, забыв о присутствии Ли.

— Прости меня, Малыш! — наконец еле слышно произнес Дан.

— Капитан! Прости. Я не хотел.

Дан поднял голову:

— Тебе я могу это сказать. Там, на Земле, нас считают героями — а мне сейчас хочется кричать и выть.

— Ваше горе — и мое горе, Капитан.

Но Дан не слышал. Положив руки на колпак, он опустил на них голову и застыл так.

Появилась Эя, и Ли поспешил уйти. В рубке Дочь все еще билась в рыданиях, и Брат даже не пытался ее сдерживать; у него самого лицо было мокрым.

Слезы текли из глаз и у Ли, и он не стыдился их.

— Как я мог! Маленький мой!

— Не надо. Отец, родной, ну не надо же! — Мама крепко сжала его.

— Что я упустил? Почему это произошло? — Она в первый раз видела его в таком отчаянии.

— Сделано было все, абсолютно все! Говорю тебе это — я знаю!

— Нет! Если бы все — он бы не умер!

— Камера работала нормально — отказали только приборы. Иначе ни один из нас не вышел бы из анабиоза.

— Я что-то не учел!

— Ты не мог учесть. Так же, как и невероятный перерасход энергии. Мы слишком не все еще знаем о гиперпространстве.

— Будь оно проклято — это гиперпространство! И я — что открыл его!

— Перестань! — закричала она. — Перестань сейчас же!!! Ты — не имеешь право так раскисать! Кто поверит тебе, что собственные дети — счастье? Кто? Если увидят тебя таким — сломленным, бессильным! — Но ничего не действовало на него: он не слышал ее — только глухо мычал от боли.

И Маме пришлось ждать, когда он чуть-чуть успокоится, чтобы снова заговорить с ним. В этот раз быть сильной досталось ей.

Ли знал: лишь время поможет им справиться — никакие попытки с его стороны ничего не дадут. Обстановка была тягостной, и он с нетерпением ждал встречи с крейсером. Тогда они начнут торможение и передадут предварительный отчет на Минерву. И наконец-то смогут как следует вымыться — в ванне.

Крейсер был отчетливо виден на экране локатора. Ли хотел устроить сеанс связи с ним, но ему не дали: это требовало затрат энергии.

— А если что-то случится?

Ему был понятен их страх, и он не стал настаивать.