38. Мир 3 или третий мир

В своей книге Wissenschftslehere Больцано говорил об «истинах в себе», или, более широко, об «утверждениях в себе», которые он противопоставлял (субъективным) мысленным процессам, с помощью которых человек мыслит или воспринимает истины, или, более широко, воспринимает утверждения, истинные или ложные.

Проведенное Больцано различение между утверждениями в себе и субъективными мыслительными процессами всегда казалось мне чрезвычайно важным. Утверждения в себе могут стоять в логических отношениях между собой: одно утверждение может следовать из другого, они могут быть логически совместимыми или несовместимыми. Субъективные мыслительные процессы, с другой стороны, могут состоять только в психологических отношениях. Они могут нас беспокоить или успокаивать, пробуждать воспоминания или вызывать определенные ожидания; они могут заставить нас предпринять какие-то действия или оставить какое-либо планировавшееся действие незавершенным.

Эти два типа отношений абсолютно различны. Мыслительные процессы одного человека не могут противоречить ни мыслительным процессам другого человека, ни его собственным в другой момент времени; но содержание его мыслей — то есть утверждения в себе — конечно, может противоречить содержанию мыслей другого человека. С другой стороны, содержания, или утверждения в себе, не могут состоять в психологических отношениях: мысли в смысле содержания или утверждений в себе и мысли в смысле мыслительных процессов принадлежат двум совершенно различным «мирам».

Если м ы называем мир «вещей» — или физических объектов — первым миром, а мир субъективного опыта (такого как мыслительные процессы) — вторым миром, то мы можем назвать мир утверждений в себе третьим миром. (Теперь[312] я предпочитаю называть эти три мира «миром 1», «миром 2» и «миром 3»; Фреге иногда называл этот последний «третьим царством».)

Кто бы что ни думал о статусе этих трех миров — я имею в виду такие вопросы, как «существуют они на самом деле» или нет и можно ли мир 3 в некотором смысле «свести» к миру 2, а мир 2 — к миру 1, - мне кажется, что в первую очередь важнее всего как можно более жестко и ясно провести между ними границы. (Если наши границы окажутся слишком жесткими, это выявит последующий критицизм.)

В настоящее время необходимо прояснить границы между миром 2 и миром 3; и в этой связи нам придется столкнуться и выступить против следующей возможной аргументации.

Когда я думаю о картине, которую очень хорошо знаю, от меня может потребоваться определенное усилие, чтобы вспомнить ее и «поставить ее перед мысленным взором». Я могу провести различия между (а) самой картиной, (b) процессом представления, требующим усилия, и (с) более или менее успешным результатом, то есть представленной картиной. Ясно, что представленная картина (с), равно как и (b), принадлежит миру 2, а не миру 3. И все же я могу сказать о ней некоторые вещи, которые весьма аналогичны логическим отношениям между утверждениями. Например, я могу сказать, что мой образ картины в момент времени t₁ несовместим с образом в момент t₂, и даже, возможно, с утверждением типа: «На картине видны только голова и плечи нарисованного человека». Более того, представленная картина может быть названа содержанием процесса представления. Все это аналогично содержанию мысли и процессу мышления. Но разве кто-нибудь будет отрицать, что представленный образ принадлежит миру 2, что он является ментальным и что он на самом деле является частью процесса представления?

Этот аргумент кажется мне основательным и довольно важным: я согласен, что в рамках мыслительного процесса можно выделить некоторые части, которые, вероятно, можно назвать его содержанием (или мыслью, или объектом мира 3), как оно было понято. Но именно поэтому я считаю таким важным различать между мыслительным процессом и мысленным содержанием (как его называл Фреге) в логическом смысле, или в смысле мира 3.

Мои собственные визуальные представления очень смутны; мне обычно нелегко припомнить и поставить себе перед мысленным взором ясную, подробную и живую картину. (С музыкой дело обстоит по-другому.) Скорее я мыслю при помощи схем, желания следовать определенной «линии» мысли и очень часто при помощи слов, особенно когда я записываю все эти идеи на бумагу. И мне нередко приходится обнаруживать, что я ошибался, когда решил, что я «сделал это», что я отчетливо ухватил мысль: пытаясь перенести ее на бумагу, я нередко понимаю, что это не так. Это «это», это нечто, что я, возможно, еще не ухватил, то, в правильном смысле чего я не могу быть уверен, пока не перенесу это на бумагу или, по крайней мере, не сформулирую в языке так ясно, чтобы я смог критически рассмотреть его со всех сторон, это «это» и является мыслью в объективном смысле, объектом мира 3, который я пытаюсь понять.

Решающая вещь состоит, по-моему, в том, чтобы ставить перед собой объективные мысли — то есть теории — таким образом, который делает возможным их критику и обсуждение. Для того, чтобы сделать это, нам необходимо сформулировать их в некоторой более или менее непрерывной (особенно лингвистической) форме. Форма записи лучше речевой, а форма печати, наверное, еще лучше. И еще очень важно то, чтобы мы были способны отличать критику простой формулировки мысли — мысль может быть сформулирована хорошо и не очень — от логических аспектов мысли в себе, ее истинности, или ее правдоподобия в сравнении с некоторыми из ее конкурентов, или ее совместимости с определенными другими теориями.

Дойдя до этой стадии своих рассуждений, я обнаружил, что должен населить мой мир 3 не только одними утверждениями; и я поместил туда, вдобавок к утверждениям или теориям, проблемы и аргументы, особенно критические аргументы. Потому что теории следует обсуждать только в свете проблем, которые они могут решить.

Типичными объектами мира 3 можно назвать книги и журналы, особенно если в них развиваются и обсуждаются теории.

Конечно, физическая форма книги не имеет значения, и даже ее физическое не-существование не может повлиять на ее существование в мире 3; вспомните о всех «потерянных» книгах, их влиянии и их поисках. И часто даже формулировка аргументации не имеет большого значения. Значение имеет именно содержание в логическом смысле, или смысле мира 3.

Ясно, что всякий, кто интересуется наукой, должен интересоваться и объектами мира 3. Начнем с того, что физик может интересоваться, главным образом, объектами мира 1 — скажем, кристаллами или рентгеновскими лучами. Но очень скоро он должен осознать, сколь многое зависит от нашей интерпретации фактов, то есть от наших теорий, а потому и от объектов мира 3. Сходным образом, историк науки или философ, интересующийся наукой, могут быть исследователями большей частью объектов мира 3. Отметим, что кроме этого их должно интересовать взаимоотношение между миром 3 теорий и миром 2 мыслительных процессов; но эти последние будут интересовать их, главным образом, только в их отношениях к теориям, то есть к объектам, принадлежащим миру 3.

Каков онтологический статус объектов мира 3? Или, обходясь без такого высокопарного языка, «реальны» ли проблемы, теории и аргументы, подобно столам и стульям? Когда около сорока четырех лет назад Генрих Гомперц предупредил меня, что потенциально я реалист не только в смысле веры в реальность столов и стульев, но и в смысле Платона, который верил в реальность Форм или Идей — понятий, их смыслов и сущностей, — мне это предположение не понравилось, и я до сих пор не включаю левую часть таблицы идей (см. главу 7 выше) в число обитателей мира 3. Но я стал реалистом по отношению к миру 3, населив его проблемами, теориями и критическими аргументами.

Больцано, мне кажется, сомневался по поводу онтологического статуса его утверждений в себе, а Фреге, по-видимому, был идеалистом или очень близко к этому. Подобно Больцано, я тоже долгое время сомневался и ничего не публиковал о мире 3 до тех пор, пока не пришел к выводу, что его обитатели реальны; на самом деле, реальны более или менее, как физические столы или стулья.

Никто в этом не будет сомневаться, пока дело касается книг или других написанных материалов. Подобно столам или стульям, они были созданы нами, хотя и не для того, чтобы на них сидели, а для того, чтобы их читали.

Это кажется достаточно просто, но как насчет самих теорий в себе? Я согласен, что они «реальны» не совсем так, как столы или стулья. В качестве начального пункта я готов принять что-то вроде материализма, гласящего, что в первую очередь «реальными» следует называть только физические вещи, типа столов и стульев, камней и апельсинов. Но это только начальный пункт; во вторую очередь мы готовы расширить это понятие почти радикально: газы и электрический ток могут убить нас, разве нельзя называть их реальными? Магнитное поле может быть сделано видимым при помощи металлических стружек. И, когда телевидение так всем знакомо, кто может сомневаться в том, что некоторый вид реальности может быть приписан волнам Герца (или Максвелла)?

Можем ли мы называть телевизионные картинки реальными? Я думаю, что можем, потому что при помощи нескольких фотоаппаратов мы способны заснять их, и снимки совпадут, как показания независимых свидетелей[313]. Но телевизионные картинки являются результатом процесса, с помощью которого аппарат декодирует сложное и «абстрактное» сообщение, передаваемое посредством волн, и поэтому, как мне кажется, мы можем называть эти «абстрактные» закодированные сообщения «реальными». Их можно декодировать, и результат такого декодирования будет «реальным».

Теперь мы уже очень недалеко от теории в себе — абстрактного сообщения, закодированного в книге, скажем, и декодируемого нами в процессе чтения. Однако здесь может понадобиться более общая аргументация.

Все приведенные здесь примеры имеют между собой одну общую вещь. Мы, кажется, готовы назвать реальным все, что может воздействовать на физические предметы вроде столов и стульев (и фотопленку можно добавить), и все, что может испытать воздействие физических вещей[314]. Но наш мир физических вещей был сильно изменен содержанием теорий, таких как теория Максвелла или Герца, то есть объектами мира 3. Поэтому эти объекты следует называть «реальными».

Здесь можно сделать два возражения. (1) Наш физический мир был изменен не теориями в себе, а скорее их физическим воплощением в книгах и т. п.; а книги принадлежат миру 1. (2) Он был изменен не теориями в себе, а нашим их пониманием, нашим их схватыванием, то есть ментальными состояниями, объектами мира 2.

Я принимаю оба возражения, но в ответ на (1) скажу, что изменения были привнесены не физическими аспектами книг, а единственно тем фактом, что они каким-то образом «несли» сообщения, информационное содержание, теорию в себе. В ответ на (2), которое я считаю гораздо более важным возражением, я отмечу даже то, что только мир 2, в качестве посредника между миром 1 и миром 3, делает возможным взаимодействие мира 1 и мира 3.

Это важный пункт, что будет видно, когда я перейду к проблеме тела и разума. Он означает, что мир 1 и мир 2 могут взаимодействовать между собой; то же можно сказать о мире 2 и мире 3; но мир 1 и мир 3 непосредственно взаимодействовать не могут без некоторой посреднической функции, выполняемой миром 2. Таким образом, хотя на мир 1 непосредственно может действовать только мир 2, мир 3 может воздействовать на мир 1 косвенным образом, благодаря его влиянию на мир 2.

На самом деле, примером этого является «воплощение» теории в книге, то есть в физическом объекте. Чтобы быть прочитанной, книга требует вмешательства человеческого ума, мира 2. Но, кроме этого, она требует еще и наличия теории в себе. Например, я могу сделать ошибку: мой разум не может усвоить некую теорию правильно. Но теория в себе всегда есть, и кто-нибудь другой может понять ее и поправить меня. Это вполне может быть не случаем несовпадения мнений, а случаем настоящей, безошибочной ошибки — неудачей понимания теории в себе. И это может случиться даже с родоначальником теории. (Как это не раз случалось, даже с Эйнштейном.)[315]

Я здесь коснулся одного аспекта, который я описывал в некоторых моих работах, посвященных этой и связанным с ней проблемам, как (частичную) автономию мира З[316].

Под этим я понимаю, что хотя мы и способны сами изобрести теорию, она всегда может иметь (а хорошая теория всегда будет иметь) неожиданные и непредвиденные следствия. Например, люди могли изобрести натуральные числа или, скажем, метод бесконечного продолжения ряда натуральных чисел. Но существование простых чисел (и истинность теоремы Евклида о не-существовании наибольшего простого числа) — это то, что мы открываем. Оно здесь, и мы этого не можем изменить. Это неожиданное и непредвиденное следствие нашего изобретения. И это необходимое следствие — мы не можем его обойти. Таким образом, вещи, подобные простым числам, квадратам числа и многому другому, «производятся» самим миром 3, без нашей дальнейшей помощи. В этих пределах он может быть описан в качестве «автономного».

До некоторой степени связанной с проблемой автономии, но, по-моему, менее важной является проблема отсутствия времени в мире 3. Если недвусмысленно сформулированное утверждение истинно сейчас, то оно будет истинным всегда и всегда было истинным — истина вне времени (как и ложь). Логические отношения, такие как противоречивость или совместимость, также безвременны, даже с еще большей очевидностью.

По этой причине можно было бы легко посчитать безвременным весь мир 3, что предлагалось Платоном для мира Форм или Идей. Нам только нужно будет предположить, что мы никогда не изобретаем теории, а всегда только открываем их. Таким образом, у нас будет безвременный мир 3, существующий до появления жизни и после того, как вся жизнь исчезнет, мир, маленькие кусочки которого человеку удалось кое-где открыть.

Это возможная точка зрения, но она мне не нравится. Она не только не решает проблему онтологического статуса мира 3, но и делает эту проблему неразрешимой с рациональной точки зрения. Потому что хотя она и позволяет нам «открывать» объекты мира 3, она не дает ответа на вопрос, взаимодействуем ли мы с этими объектами, открывая их, или они только воздействуют на нас; и как они могут воздействовать на нас — особенно, если мы не можем воздействовать на них. Она ведет, как мне кажется, к платоновскому или неоплатоновскому интуиционизму и плодит гору трудностей. Потому что она основана, по-моему, на неправильном понимании того, что статус логических отношений между объектами мира 3 должен распространяться и на сами эти объекты.

Я предлагаю другую точку зрения — ту, которая, как я обнаружил, оказалась удивительно плодотворной. Я считаю мир 3 по сути продуктом человеческого разума. Именно мы творим объекты мира 3. То, что эти объекты имеют свои собственные внутренние и автономные законы, создающие неожиданные и непредвиденные следствия, является только примером (хотя и очень интересным) более общего правила, говорящего, что все наши действия имеют такие следствия.

Таким образом, я рассматриваю мир 3 как продукт человеческой деятельности, чье воздействие на нас столь же велико или даже больше, чем воздействие нашего физического окружения. Во всей человеческой деятельности имеется род обратной связи: действуя, мы всегда косвенно действуем и на себя самих.

Точнее говоря, я считаю мир 3 проблем, теорий и критических аргументов одним из результатов эволюции человеческого языка, обратно воздействующим на эту эволюцию.

Эта точка зрения совершенно совместима с безвременностью истины и логических отношений, и она же делает понятной реальность мира 3. Он так же реален, как реальны другие человеческие продукты; так же реален, как реальна система кодировки — язык; так же реален (или даже реальнее), как любой общественный институт вроде университета или полиции.

И мир 3 имеет историю. Это история наших идей; не только история их открытия, но и история того, как мы их изобретали: как мы их производили, как они воздействовали на нас и как мы, в свою очередь, воздействовали на них.

Такая точка зрения на мир 3 позволяет нам также подвести ее под сферу действия эволюционной теории, рассматривающей человека как животное. Существуют продукты животных (такие, как гнезда), которые мы можем рассматривать в качестве предшественников человеческого мира 3.

И, в конечном счете, она позволяет произвести обобщение в другом направлении. Мы можем рассматривать мир проблем, теорий и критических аргументов как частный случай, как мир 3 в узком смысле слова или как логический или интеллектуальный регион мира 3. Мир 3 в более широком смысле слова включает в себя все продукты человеческого разума, такие как инструменты, институты и произведения искусства.

Впервые я прочитал лекцию об этом взгляде на мир 3 и его историю в 1960 году на моем семинаре в ЛШЭ. (Первая публикация: 1968(s)).