Блок познания

Познание как социосистемный процесс требует мышления как базовой формы когнитивной активности и подразумевает наличие не только членораздельного, но и содержательного, абстрактного языка.

Познание, как и производство, сразу же приводит к возникновению баланса необходимого, прибавочного и неутилитарного, причем первое характеризует устойчивость общества, второе – его способность к развитию и третье – содержание общества, смысл его существования (Рис. 42).

Данный баланс должен устойчиво воспроизводиться во всех формах познания на всех этапах существования социосистемы. Его конкретно-историческое и конкретно-географическое нарушение указывает на существование серьезного кризиса, развившегося до уровня социосистемных процессов.

Рис. 42. Социопиктографическая схема познания в ментограмме Человечества

Познание, первоначально единое, быстро разделяется на онтологическое познание, познание сущего, и экзистенциальное познание, познание несущего, то есть на свою базовую и иллюзорную форму. Интересно отметить, что баланс «необходимое – прибавочное – неутилитарное» должен выполняться и порознь для обеих форм познания и для их прямой суммы.

Бытие социосистемы в трех «мирах», или «планах», – материальном, информационном и социальном – порождает соответствующий баланс объекта познания. Этот баланс также должен выполняться для обеих форм познания.

Базовая идея познания далее в своем развитии порождает ряд конкретных форм познания. Иными словами, этот блок ментограммы Человечества генерирует разнообразные когнитивные социопиктограммы, в том числе Знаниевые.

Обратим внимание, что познание является базовым социосистемным процессом, в то время как война представляет собой иллюзорный процесс. Иными словами, ментограмма Человечества требует, чтобы интересы войны были подчинены интересам познания. Или, другими словами, следует выбирать такие стратегические решения, при которых война способствует познанию, а не мешает ему. Так что, прав был и Архимед: «Не трогай моих чертежей!» и Бонапарт: «Ослов и ученых – в середину!».

«Карибский кризис… и Марс…

Часа два назад все военные получили приказ прекратить работы с марсианским носителем, немедленно готовить к вывозу на старт пакет дежурной боевой машины.

Пока я соображал, что предпринять, в монтажном зале появился Кириллов. Вместо обычной при встрече приветливой улыбки он поздоровался с мрачно-тоскливым видом, как на похоронах. Не отпуская протянутую для пожатия руку, тихо сказал:

- Борис Евсеевич, я должен срочно вам сообщить нечто важное.

Мы с Кириллович уже давно перешли на «ты», и это его столь формальное обращение на «вы» сразу отбило у меня охоту предъявлять претензии по поводу прекращения испытательных работ в МИГе.

Мы зашли в его кабинет на втором этаже. Здесь Кириллов, заметно волнуясь, рассказал:

- Ночью я был вызван в штаб к начальнику полигона. Там были собраны начальники управлений и командиры воинских частей. Нам было сказано, что полигон должен быть приведен в готовность по расписанию военного времени. В связи с кубинскими событиями возможны воздушные налеты, бомбардировка и даже высадка американского воздушного десанта. Все средства ПВО уже приведены в боевую готовность. Полеты наших транспортных самолетов запрещены. Все объекты и площадки взяты под усиленную охрану. Передвижение транспорта по дорогам резко ограничено. Но самое главное – я получил приказ вскрыть конверт, который хранился в особом сейфе, и действовать в соответствии с его содержанием. Согласно приказу, я обязан обеспечить немедленную подготовку на технической позиции дежурной боевой ракеты и пристыковать боевую головную часть, находящуюся в особом хранилище, вывезти ракету на старт, установить, испытать, заправить, прицелить и ждать особой команды на пуск. Все это уже выполнено на 31-й площадке. Я дал все необходимые команды и здесь, по второй площадке. Поэтому расчеты сняты с марсианской и переброшены на подготовку боевой ракеты. Через два часа сюда будет доставлена головная часть с боезарядом. Тогда все, не занятые стыковкой боевой части с ракетой, будут удалены. ‹…› Теперь о самом неприятном. Со старта марсианскую ракету снимаем, освобождаем место. Все это я уже доложил председателю Госкомиссии и просил дать указание, чтобы по всем службам объявили об отмене готовности к пуску на 29 октября. Председатель не согласился и сказал, что такую команду можно передать и завтра. Он пытался звонить в Москву, но все линии связи с Москвой сейчас под особым контролем и никаких разговоров, кроме приказов и указаний штаба ракетных войск и докладов о нашей готовности, вести нельзя.

- Анатолий Семенович, – взмолился я, – а можно не спешить снимать машину со старта? Вдруг пуск по Вашингтону или Нью-Йорку будет отменен, зачем же срывать пуск по Марсу ! Можно всегда доказать, что снятие такой сложной ракеты требует многих часов. Все же есть надежда за это время дозвониться до Москвы, до Королева, Устинова или самого Хрущева и уговорить не срывать нашу работу. Кириллов широко заулыбался: -

Не ожидал, что вы такой наивный человек. За невыполнение приказа я буду отдан под суд военного трибунала, это. во-первых, а во-вторых, повторяю, дозвониться до Москвы, тем более до Королева, Устинова и даже Хрущева. невозможно. ‹…›

Когда-то, под большим секретом, мне была выдана тайна, как звонить в Москву через множество всевозможных коммутаторов в обход всех режимных линий связи. Даже в обычное время этой связью с полигона пользоваться было «не положено». В такой обстановке, как сегодня, она и подавно должна быть закрыта. Но чем черт не шутит?

Я покинул хорошую компанию, зашел в соседний королевский домик, сел у телефона и начал экспериментировать. Сейчас уже не вспомню, сколько пришлось называть условных паролей, пока услышал московскую телефонистку, которой продиктовал телефон Королева. Пока ждал, почувствовал, что по спине бегут струйки холодного пота. Снимет трубку секретарь, что ей сказать? И как вообще объясняться в такой обстановке? Неужели эту линию никто не прослушивает?

Долгие гудки. Только бы не разъединили. Ура!

- Антонина Алексеевна! Я Черток, срочно Сергея Павловича!

И вдруг спокойный голос, как будто мы только что разговаривали:

- Борис! Я все знаю. Не делайте глупостей, мы работаем и устраняем замечания. Передавай привет. Ты понял?

- Понял! Пошли частые гудки отбоя. ‹…›

Ракетный кризис закончился. Пуски по Марсу продолжались. Очередной пуск 1 ноября 1962 года все же вошел в историю мировой космонавтики под названием «Марс-1»[86].