8. Новые аспекты материалистической критики философии Фейербаха

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. Новые аспекты материалистической критики философии Фейербаха

Первая глава «Немецкой идеологии» – «Фейербах» – имеет подзаголовок: «Противоположность материалистического и идеалистического воззрений». Критика учения Фейербаха составляет лишь часть ее содержания, подчиненную изложению основ материалистического понимания истории[186]. Если в «Тезисах о Фейербахе» Маркс подверг критике созерцательность фейербаховского материализма, то здесь предметом критики является свойственное Фейербаху, впрочем, как и всем домарксовским материалистам, идеалистическое понимание истории. Это – новый шаг вперед в обосновании диалектико-материалистического мировоззрения. Одно дело критиковать спекулятивно-идеалистическую философию Гегеля и младогегельянцев, а другое – выявлять и подвергать критическому анализу идеалистическое понимание истории в… материалистической философии. Ведь до Маркса и Энгельса никто из философов не видел этого присущего метафизическому материализму противоречия.

Маркс и Энгельс пишут: «Поскольку Фейербах материалист, история лежит вне его поля зрения; поскольку же он рассматривает историю – он вовсе не материалист. Материализм и история у него полностью оторваны друг от друга…» (1, 3; 44). В чем же конкретно проявляется идеализм Фейербаха? В утверждении, что определяющую силу истории образуют человеческие чувства, страсти, влечения; следовательно, в том, что вторичные побудительные мотивы деятельности людей принимаются за первичные, определяющие. Поэтому Фейербах не ставит вопроса об объективной обусловленности идеальных побудительных мотивов, об исторически совершающемся изменении их содержания.

В противовес теологическому и спекулятивному истолкованию истории Фейербах обосновывает натуралистическую концепцию, согласно которой люди сами творят свою историю. Однако он застревает на абстракции человека, «действительного, индивидуального, телесного человека». Правда, понимание человека как «чувственного предмета», чье поведение обусловлено его специфической сущностью, составляет, по словам Маркса и Энгельса, огромное преимущество Фейербаха перед теми материалистами, для которых человек – просто тело природы, подчиненное ее законам. Но и тут Фейербах останавливается на полдороге, поскольку он рассматривает людей безотносительно к социальным условиям, которые формируют и изменяют эту специфическую сущность человека. Социальные условия создаются и изменяются самими людьми на протяжении всей истории человечества. Это-то и обусловливает относительную независимость социальных условий от сознания и воли каждого данного поколения людей, которые, изменяя эти условия, изменяют тем самым и самих себя.

Социальные условия, и этого также не видит Фейербах, качественно отличаются от тех природных условий, в которых существуют животные. Материальное производство преображает природу, изменяет тем самым условия жизни людей. Но Фейербах «не замечает, что окружающий его чувственный мир вовсе не есть некая непосредственно от века данная, всегда равная себе вещь, а что он есть продукт промышленности и общественного состояния, притом в том смысле, что это – исторический продукт, результат деятельности целого ряда поколений, каждое из которых стояло на плечах предшествующего, продолжало развивать его промышленность и его способ общения и видоизменяло в соответствии с изменившимися потребностями его социальный строй. Даже предметы простейшей „чувственной достоверности“ даны ему только благодаря общественному развитию, благодаря промышленности и торговым сношениям» (1, 3; 42)[187].

Это положение формулирует не только принципы исторического материализма, но и диалектико-материалистическое понимание природы чувственно достоверного не просто как непосредственно данного, но как становящегося таковым в процессе практического освоения мира. Наши знания, даже в их первоначальной чувственной форме, никогда не являются только непосредственными: всякое отражение внешнего мира в большей или меньшей мере является единством непосредственного и опосредованного[188]. Человек, изменяя мир, преобразует и чувственно достоверное, создает новые объекты чувственного восприятия, возможные лишь в обществе. Благодаря теоретическому познанию, раскрывающему внутренние связи явлений, человек находит новые, правда лишь косвенным образом доступные чувственным восприятиям, стороны действительности.

Полемизируя с Гегелем, Фейербах отбросил его идею о единстве непосредственного и опосредованного в познании, поставив на место учения о спекулятивной рефлексии тезис о неисчерпаемом богатстве чувственного знания. Маркс и Энгельс, ни в малейшей мере не принижая познавательной роли чувств, восстанавливают и материалистически развивают диалектическую идею Гегеля.

Таким образом, критический анализ философии Фейербаха в «Немецкой идеологии» вскрывает органическую связь между созерцательностью фейербаховского материализма, антропологическим толкованием природы человека и идеалистическим пониманием истории. Антропологическая интерпретация общественной жизни исходит из свойственного созерцательному материализму метафизического представления об отдельном индивиде и постоянно возвращается к этому изолированно взятому субъекту, игнорируя роль материального производства в развитии всех общественных отношений, что в свою очередь влечет за собой идеалистическое понимание истории, с одной стороны, и идеализацию буржуазно-демократических порядков – с другой. Последние рассматриваются Фейербахом сугубо неисторически, просто как человеческие порядки, обусловленные природой вне нас и самой человеческой природой. «Он не дает критики теперешних жизненных отношений. Таким образом, Фейербах никогда не достигает понимания чувственного мира как совокупной, живой, чувственной деятельности составляющих его индивидов и вынужден поэтому, увидев, например, вместо здоровых людей толпу золотушных, надорванных работой и чахоточных бедняков, прибегать к „высшему созерцанию“ и к идеальному „выравниванию в роде“, т.е. снова впадать в идеализм как раз там, где коммунистический материалист видит необходимость и вместе с тем условие преобразования как промышленности, так и общественного строя» (1, 3; 44).

Не трудно понять, что это «высшее созерцание» и идеальное «выравнивание в роде» являются идеалистической капитуляцией перед фактом эксплуатации человека человеком, объективной исторической неизбежности которой Фейербах не сознает. Как гуманист, он не может игнорировать этот факт, но, как буржуазный демократ, он не видит ни действительных причин этой ситуации, ни закономерного выхода из нее.

Маркс и Энгельс показывают, что антропологический принцип Фейербаха, исторически прогрессивный в борьбе за буржуазную демократию в условиях утвердившегося капитализма, начинает играть охранительную роль, поскольку он исходит из признания «естественных» социальных условий человеческой жизни, которые Фейербах стремится обнаружить в существующем, т.е. буржуазном, обществе[189]. Фейербах не видит, что единство человека и условий его существования не есть нечто непосредственно данное и неизменное; оно носит противоречивый характер, изменяется на протяжении истории человечества. Разумеется, субъективно Фейербах был чужд апологетике капитализма.

Фейербах, указывают Маркс и Энгельс, называет себя коммунистом, но он не является таковым. Они отвергают претензию Фейербаха рассматривать антропологический материализм и основанные на нем выводы о природном равенстве людей, о необходимости общения между ними как философскую основу коммунизма. Коммунизм превращается Фейербахом из учения «определенной революционной партии» в абстрактную категорию, дедуцируемую из понятия «общественный человек», которое в свою очередь определяется как предикат истинного человека и т.д. «Вся дедукция Фейербаха по вопросу об отношении людей друг к другу направлена лишь к тому, чтобы доказать, что люди нуждаются и всегда нуждались друг в друге. Он хочет укрепить сознание этого факта, хочет, следовательно, как и прочие теоретики, добиться только правильного осознания существующего факта, тогда как задача действительного коммуниста состоит в том, чтобы низвергнуть это существующее» (1, 3; 41)[190].

Маркс и Энгельс показывают, что натуралистическая интерпретация идей коммунизма тесно связана с антиисторизмом. Необходимость коммунизма выводится Фейербахом не из отрицания капиталистического строя, а из осознания существующих, т.е. капиталистических, общественных отношений. Следовательно, «коммунизм» Фейербаха не заключает в себе ничего коммунистического. Речь идет лишь о том, что в обществе имеет место всесторонняя зависимость людей друг от друга. Осознание этого факта Фейербах называет реализацией человеческой сущности, коммунизмом и т.п. Между тем капитализм создает лишь предпосылки коммунизма, которые могут развиться в действительную экономическую основу бесклассового общества лишь посредством революционного отрицания капиталистического строя. Маркс и Энгельс отмечают, что «для практических материалистов, т.е. для коммунистов, все дело заключается в том, чтобы революционизировать существующий мир, чтобы практически выступить против существующего положения вещей и изменить его. Если у Фейербаха и встречаются подчас подобные взгляды, то все же они никогда не выходят за пределы разрозненных догадок и оказывают на его общее мировоззрение слишком ничтожное влияние, чтобы можно было усмотреть в них нечто большее, чем только способные к развитию зародыши» (1, 3; 42).

Как мы видим, подвергая критике идеализм Фейербаха в области социологии, вскрывая его теоретические и классовые корни, основоположники марксизма отмечают в учении этого мыслителя способные к развитию зародыши более высокой и глубокой точки зрения. Отказываясь от той преувеличенной оценки его философии, которая имела место в «Святом семействе», Маркс и Энгельс по-прежнему указывают на выдающееся значение поставленных Фейербахом вопросов, решение которых вело к материалистическому пониманию общественной жизни. «Благодаря тому, что Фейербах разоблачил религиозный мир как иллюзию земного мира, который у самого Фейербаха фигурирует еще только как фраза, перед немецкой теорией встал сам собой вопрос, у Фейербаха оставшийся без ответа: как случилось, что люди „вбили себе в голову“ эти иллюзии? Этот вопрос даже для немецких теоретиков проложил путь к материалистическому воззрению на мир, мировоззрению, которое вовсе не обходится без предпосылок, а эмпирически изучает как раз действительные материальные предпосылки как таковые и потому является впервые действительно критическим воззрением на мир» (1, 3; 224).

Итак, материалистическое понимание истории не есть просто сведение духовной жизни общества к его материальной жизни: необходимо прежде всего конкретно определить понятие материальной жизни, исследовать ее развитие, внутренне присущие ей противоречия. Но и этого еще недостаточно, ибо задача состоит также и в том, чтобы вывести различные формы общественного сознания из материальной основы общественной жизни. Развернутая постановка всех этих вопросов и составляет важнейшее содержание «Немецкой идеологии».