11. Некоторые предварительные итоги. Маркс и Энгельс и младогегельянское движение конца 30-х – начала 40-х годов

11. Некоторые предварительные итоги. Маркс и Энгельс и младогегельянское движение конца 30-х – начала 40-х годов

Итак, начало научной и общественно-политической деятельности Маркса и Энгельса характеризуется их участием в младогегельянском движении, в котором они занимают революционно-демократические позиции. Это – период формирования исходных теоретических и социально-политических воззрений, развитие которых привело к материализму и коммунизму. Одну из важнейших особенностей интеллектуального развития Маркса и Энгельса в эти годы составляет разрыв с традиционными идеологическими представлениями – религиозными, либерально-просветительскими, романтическими. Достаточно вдуматься в борьбу Энгельса с «вуппертальской верой», чтобы понять, в какой мере этот разрыв способствовал становлению его революционно-демократических убеждений.

Переход на позиции атеизма и противопоставление философии религии (господствующей идеологии тогдашнего общества), непримиримая критика полуфеодальных порядков, сочетание теоретических исследований с политическими выступлениями против существующего положения вещей – таковы основные черты этой ступени формирования мировоззрения Маркса и Энгельса.

Сочетание младогегельянского идеализма с революционным демократизмом неизбежно носит противоречивый характер. Революционный демократизм как идеология социальных «низов» предполагает наличие политической программы, которая высоко оценивает борьбу угнетенных и эксплуатируемых масс, исходит из нее, выражает ее потребности. Между тем младогегельянский идеализм сохраняет унаследованное от Гегеля умозрительное истолкование практически-политических вопросов. Провозглашая необходимость «философии действия» и выступая в качестве таковой, младогегельянство истолковывало практику как особого рода теоретическую деятельность, имеющую своим предметом актуальные социально-политические проблемы. «В настоящее время, – писал Б. Бауэр Марксу 6 апреля 1841 г., – одна только теория является наиболее действенной практикой и мы не можем даже представить, в какой мере она станет практикой» (59; 250). Спекулятивно-идеалистический способ постановки насущных политических вопросов, частью, правда, объяснявшийся стремлением обмануть цензуру, превращал младогегельянскую борьбу против господствующей реакции в эзотерическое философское занятие, понятное лишь посвященным.

Младогегельянцы, отвергая гегелевский тезис о гармонии между философией и религией, объявляя необходимостью критику религии и ее преодоление, оставались идеалистами. Маркс и Энгельс, провозгласив атеизм подлинно философской точкой зрения, уже в первых своих работах начинают осознавать это противоречие. Фейербах, доказавший невозможность идеалистического обоснования атеизма, помог им найти путь к материалистическому мировоззрению[58]. Правда, на той ступени становления философии марксизма, о которой шла речь в первой главе, философская антропология Фейербаха еще не рассматривалась Марксом и Энгельсом как специфическая разновидность материализма. Они считали ее скорее последовательным развитием тех антирелигиозных и антиспекулятивных идей, которые представлялись вполне совместимыми с левогегельянским истолкованием гегелевской философии. Лишь в дальнейшем Маркс и Энгельс приходят к выводу, что философия Фейербаха принципиально противоположна не только гегелевскому, но и младогегельянскому идеализму.

Ни младогегельянцы, ни даже Фейербах не смогли критически переварить учение Гегеля, освоить его прогрессивную сторону. Эта задача, как известно, была решена лишь основоположниками марксизма. Энгельс впоследствии указывал, что «при разложении гегелевской школы образовалось еще иное направление, единственное, которое действительно принесло плоды. Это направление главным образом связано с именем Маркса» (1, 21; 300). Это не значит, конечно, что Маркс и Энгельс уже в 1840 – 1841 гг. осознавали необходимость того, что они совершили впоследствии. В то время они, будучи еще идеалистами, в основном разделяли воззрения младогегельянцев, в частности и их понимание отношения философия – религия. Лишь в отдельных вопросах, значение которых выявилось позднее, Маркс и в известной мере также и Энгельс расходятся со своими товарищами, младогегельянцами. Так, Маркс, как уже было показано выше, не ограничивается анализом противоречий между исходными положениями Гегеля и конечными выводами его системы, но стремится понять эти консервативные выводы как выражение непоследовательности гегелевского метода, ставя тем самым вопрос о необходимости его критического анализа с целью более последовательного развития диалектики.

Мы подчеркиваем также, что Маркс по-своему трактует центральную для всего младогегельянского движения проблему – проблему самосознания и бытия. Он противопоставляет самосознание не всему существующему, а лишь определенной социальной действительности, определенным общественным силам, вследствие чего в таком противопоставлении отсутствует субъективистская тенденция к отрицанию, принижению всего находящегося вне сознания, тенденция, которая в конечном счете привела к волюнтаризму и анархизму Штирнера и краху младогегельянского движения в целом.

Уже в 1840 – 1841 гг. многие младогегельянцы считают Маркса выдающимся представителем немецкой философской мысли своего времени, преклоняются перед его могучим интеллектом. Б. Бауэр, признанный лидер младогегельянского движения, с которым Маркс в это время находился в дружеских отношениях, настойчиво стремился заручиться сотрудничеством Маркса, всячески подчеркивая свою веру в его философский гений. Как старший товарищ, которому ясно, какие политические препятствия могут встать на пути Маркса, готовившегося к защите докторской диссертации, Б. Бауэр советовал своему другу не включать в диссертацию «ничего, что вообще выходит за границы философии». По поводу знаменитой строфы из Эсхила, приведенной Марксом в предисловии к диссертации, Б. Бауэр писал Марксу: «Ту строфу из Эсхила ты теперь ни в коем случае не должен включать в диссертацию» (59; 252). Маркс, как известно, внял дружескому совету. Указанное предисловие на защите не фигурировало. По-видимому, оно было написано при подготовке диссертации к печати.

К.Ф. Кёппен в одном из писем к Марксу утверждал, что статья Б. Бауэра «Христианское государство и наша эпоха», опубликованная в 1841 г. в «Hallische Jahrb?cher», несет на себе печать явного влияния Маркса[59]. О себе Кёппен сообщал (конечно, в шутливой форме), что у него появились собственные мысли лишь с тех пор, как Маркс уехал из Берлина: «Ты сам видишь, что я не зазнаюсь: с тех пор как ты меня эмансипировал – хотя ты едва протянул мне руку на прощанье, – тотчас же вместе с твоей черной личностью исчезла моя полная непроницаемость (Nichts durchbohrendes Gef?hl). С тех пор как мой почтеннейший потусторонний оказался по ту сторону Рейна, я сам начинаю постепенно становиться посюсторонним. Теперь у меня снова свои мысли, которые я, как говорится, сам вымысливаю, в то время как мои прежние мысли были… с Шютценштрассе» (59; 256 – 257).

Когда вышел в свет анонимный памфлет «Трубный глас страшного суда над Гегелем, атеистом и антихристом», даже в среде младогегельянцев полагали, что это произведение написано Б. Бауэром совместно с Марксом. Из переписки Маркса с Руге, а также из косвенных данных явствует, что Маркс не принимал непосредственного участия в написании этой работы, но, по-видимому, внушил ее автору, Б. Бауэру, немало интересных идей[60].

Наиболее ярким свидетельством того впечатления, которое молодой Маркс производил на своих, как правило, старших товарищей-младогегельянцев, может служить известное письмо М. Гесса писателю Б. Ауэрбаху от 2 сентября 1841 г. Письмо это неоднократно цитировалось в исследованиях советских и зарубежных авторов, однако его нельзя не привести. Этот красноречивый документ убедительно опровергает тех исследователей, которые видят в молодом Марксе ученика М. Гесса. Между тем не кто иной, как Гесс, в 1841 г., когда Марксом не было опубликовано еще ни одного исследования, писал своему другу: «Будь готов познакомиться с величайшим, может быть, единственным из ныне живущих, настоящим (eigentlichen) философом. В скором времени, как только он выступит (как с сочинением, так и на кафедре), на него будут обращены взоры всей Германии. Как по своему направлению, так и по философским познаниям он превосходит не только Штрауса, но и Фейербаха. А это что-нибудь да значит. Если бы я мог быть в Бонне, когда он начнет читать лекции по логике, то я стал бы его усерднейшим слушателем. Я желал бы постоянно иметь такого человека в качестве своего учителя философии…

Доктор Маркс – так называется мой кумир – еще совсем молодой человек (едва ли ему больше 24 лет); он нанесет последний удар по средневековой религии и политике. В нем сочетаются глубочайшая философская серьезность с тончайшим остроумием. Представь себе соединенными в одной личности Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля; я говорю – соединенными, а не смешанными, и ты будешь иметь представление о докторе Марксе» (59; 261).

Возможно, Гесс был знаком с диссертацией Маркса. Возможно также, что эта высокая оценка (указывающая, несомненно, на проницательность самого М. Гесса) основывалась лишь на личном общении с будущим основоположником научного коммунизма. Ясно одно: Маркс занимал особое место в среде младогегельянцев, он возвышался над ними даже там, где разделял их воззрения.

Выступления Энгельса, подробно рассмотренные выше, позволяют сделать вывод, что в 1841 г. он выделялся среди младогегельянцев не только как революционный демократ, но и как мыслитель, давший острую и глубокую критику иррационализма Шеллинга[61]. Известно, что статьи Энгельса против Шеллинга, поскольку их автор выступал под псевдонимом, в течение долгого времени приписывались различным видным деятелям тогдашнего демократического движения. А. Руге обратился к Ф. Освальду (псевдоним Энгельса) с письмом, в котором наряду с высокой оценкой его работы о Шеллинге содержится настойчивое приглашение сотрудничать в «Hallische Jahrb?cher»[62]. Статья В. Боткина «Германская литература», опубликованная в 1843 г. в «Отечественных записках», свидетельствует о значительном влиянии работ Энгельса о Шеллинге на этого известного деятеля буржуазно-демократического движения в России.

Таким образом, уже в начале своей научной и общественно-политической деятельности Маркс и Энгельс выступают как выдающиеся представители исторически прогрессивного младогегельянского движения, которое Энгельс впоследствии называл «крайним философским направлением» (1, 8; 20) в Германии.