Ф. ЭНГЕЛЬС ОФИЦИОЗНЫЙ ВОЙ О ВОЙНЕ[467]

Ф. ЭНГЕЛЬС

ОФИЦИОЗНЫЙ ВОЙ О ВОЙНЕ[467]

Рептильная пресса Германской империи вновь получила приказ трубить в военные трубы. Безбожная, вырождающаяся Франция ни за что не желает оставить в покое богобоязненную Германию, так пышно расцветающую под эгидой биржевой спекуляции, грюндерства и краха. Франция вооружается в огромнейших размерах, и та крайняя поспешность, с какой производятся эти вооружения, является лучшим доказательством того, что она намерена по возможности уже в будущем году напасть на невинную миролюбивую империю Бисмарка, которая, как известно, никогда и водички не замутит, которая непрерывно разоружается и о которой лишь враждебная империи пресса распространяет клевету, будто она законом о ландштурме только что превратила два миллиона обывателей в солдат запаса[468].

Рептильная пресса находится в тяжелом положении. В то время как по указке министерства иностранных дел она должна изображать империю ягненком неслыханной кротости, — военное министерство считает нужным в своих интересах дать понять немецкому буржуа, что с него не зря взимаются тяжелые налоги, что намеченные вооружения в самом деле осуществляются, что крепости строятся, что готовятся кадры и разрабатываются планы мобилизации массы «отпускников», что боевая готовность армии повышается с каждым днем. А так как сообщения на этот счет являются достоверными и к тому же исходят от компетентных людей, то у нас есть полная возможность составить суждение о воинственном вое газетных жаб.

Предлогом для всей этой шумихи является новый французский закон о кадрах[469]. Сравним же организацию, созданную этим законом во Франции пока еще только на бумаге, с организацией, действительно существующей в Германии, причем ради краткости ограничимся, главным образом, решающим родом оружия — пехотой.

В целом бросается в глаза, что новый французский закон представляет собой значительно ухудшенное издание прусского.

Французская линейная пехота должна состоять из 144 линейных полков, 4 полков зуавов и 3 четырехбатальонных полков тюркосов, 30 батальонов егерей, 4 иностранных и 5 дисциплинарных батальонов, итого — из 643 батальонов, тогда как в немецких линейных войсках значится всего лишь 468 батальонов. Но это превосходство французских линейных войск — одна лишь видимость.

Во-первых, хотя французский батальон, как и прусский, и состоит из четырех рот, но в каждой роте — вместо пяти офицеров насчитывается лишь четыре, да и из этих четырех один — офицер запаса, категория, которая во Франции пока еще вообще не существует. Во Франции до сих пор на 35—40 солдат приходился один офицер, и при устаревшем и громоздком французском строевом уставе это действительно необходимо, тогда как в Пруссии совершенно достаточно одного офицера на 50 человек. Но уж это соотношение является максимальным, так что комиссия Национального собрания, обсуждавшая этот закон, единогласно пришла к заключению, что численность роты можно установить самое большее в 200 человек. Французская рота, таким образом, численно на 25% слабее прусской, а так как офицера запаса в ней в действительности нет и еще много лет вообще не будет, то и в организационном отношении она значительно уступает прусской. Но так как теперь благодаря ружью, заряжающемуся с казенной части, рота превратилась в тактическую единицу боя, а бой ротными колоннами и стрелковый бой, опорной единицей в котором является рота, требуют численно сильных рот, то Национальное собрание причинило здесь французской армии наибольший ущерб, какой только могло причинить.

Во французском строю насчитывается, таким образом, в боевой готовности:

606 линейных батальонов по 800 человек 484 800 человек

Зуавов, тюркосов, солдат иностранного легиона, дисциплинарных батальонов 46 000 человек

Итого 530 800 человек

Однако из этого числа следует вычесть для Алжира не менее 40000 человек, которые могут быть использованы лишь после того, как появятся новые формирования для их замены. Таким образом, к открытию военных действий остается 490800 пехотинцев. 468 батальонов немецкой пехоты насчитывают каждый по 1050 человек состава военного времени, что составляет в итоге по официальным данным 490480 человек, почти ровно столько же, сколько и во французском строю.

Итак, мы видим, пока что, численное равенство при лучшей и более сильной организации на стороне Германии. Теперь мы подходим к различию.

Со стороны Франции вышеупомянутые 643 слабых батальона образуют вообще всю пехоту, которая может быть использована в военное время. Конечно, 318 рот линейного запаса и егерей в общем составляют еще добавочно 249480 солдат резерва (включая сюда также по 50 или 40 офицеров и унтер-офицеров на роту), но тут до сих пор имеются лишь рядовые, да и то большей частью совершенно необученные, а из обученных — прошедшие в большинстве случаев лишь шестимесячную службу. Из состава офицеров и унтер-офицеров имеется налицо самое большее — одна четверть. Пока эти 318 рот запаса превратятся в 318 годных к действию батальонов, — весь исход кампании может оказаться уже решенным, а те из них, которые пойдут на линию огня, качественно не будут превосходить мобильную гвардию 1870 года. Остается еще территориальная армия, которая включает в себя людей от 30 до 40 лет и которую еще предстоит организовать в 144 полка трехбатальонного состава, стало быть, в 432 батальона. Все это существует лишь на бумаге. Чтобы действительно создать такую организацию, необходимо иметь 10000 офицеров и 20000 унтер-офицеров, из которых нет пока почти буквально ни одного человека. И откуда взяться этим офицерам? В Пруссии понадобилось чуть ли не два поколения, пока из одногодичных вольноопределяющихся вышли пригодные офицеры запаса и ландвера; еще в сороковых годах почти во всех полках их рассматривали как зло и соответствующим образом обращались с ними. А во Франции, где подобный институт противоречит всем традициям революционного равенства, где офицеры презирают одногодичников, а солдаты ненавидят их, от них действительно толку мало. Но другого источника для подготовки офицеров запаса не существует.

Что касается унтер-офицеров и рядовых, то победители при Садове 1866 г. хвастались, как известно, тем, что давнишнее существование в Пруссии системы ландвера дает им преимущество в двадцать лет по сравнению со всякой другой страной, которая введет у себя такую же систему; сравняться с Пруссией удастся ей только тогда, когда самые старые призывные возрасты будут состоять из людей, бывших под ружьем. Теперь об этом, по-видимому, забыли так же, как и о том, что во Франции действительно отбывает службу лишь половина ежегодного контингента, другая же половина увольняется после шестимесячной службы (при современном педантичном уставе срок совершенно недостаточный), так что запас и ополчение во Франции, в отличие от Пруссии, состоят по большей части из новобранцев. И после этого делают вид, будто боятся нынешней французской территориальной армии, которая представляет собой такое же необученное пушечное мясо, как та армия, которая в 1870 и 1871 гг. на Луаре и под Ле Маном не могла удержаться против вдвое уступавших ей численностью, но дисциплинированных немецких частей![470]

Но это еще не все. В Пруссии после горького опыта научились, наконец, производить мобилизацию. Через одиннадцать дней вся армия готова к бою, а пехота еще раньше. Но для этого необходимо, чтобы все было организовано простейшим образом и, в частности, чтобы каждый отпускник был уже заранее приписан к той части, в которую он должен вступить. Основой такой системы является то, что каждый полк имеет для набора свой постоянный округ, в пределах которого и комплектуется в первую очередь соответствующий полк ландвера. Новый французский закон, наоборот, приписывает рекрутов и запасных к тому полку, который в момент мобилизации окажется в данном округе. Это является данью традиции, укоренившейся с наполеоновских времен, согласно которой отдельные полки, сменяя друг друга, стоят в качестве гарнизона по всем частям Франции и должны по возможности рекрутироваться по всей Франции. Если от последнего пришлось отказаться, то тем решительнее настаивали на первом, сделав тем самым невозможной ту постоянную органическую связь между командованием полками и окружным командованием ландвера, которая обеспечивает в Пруссии быстроту мобилизации. Если это бессмысленное изменение, создающее специальным родам оружия еще большие затруднения, чем пехоте, затянет мобилизацию последней хотя бы только на три дня, то перед лицом активного противника эти три дня окажутся самыми важными днями всей кампании.

Итак, что же означают все эти огромные французские вооружения? — Численно равную немецкой, но хуже организованную линейную пехоту, которая, кроме того, должна, чтобы прийти в состояние боевой готовности, поглотить известное число рядовых, прошедших лишь шестимесячный срок службы; запас первой очереди, в котором преобладают рядовые, прослужившие лишь шесть месяцев, и для которого имеется налицо в лучшем случае четверть необходимого числа офицеров и унтер-офицеров; запас второй очереди из людей, большей частью вовсе не служивших, и без всякого офицерского состава; и для обеих категорий запаса, само собой разумеется, полное отсутствие твердых кадров. К тому же — определенные виды на то, что недостаток офицеров при существующей организации никогда не сможет быть восполнен, вследствие чего обе категории запаса в случае войны окажутся не более боеспособными, чем батальоны, наспех сформированные осенью и зимой 1870 года.

А теперь взглянем на кроткую, как ягненок, Германскую империю, которая якобы совсем не имеет зубов и уж во всяком случае не оскаливает их. На 468 батальонов линейной пехоты, насчитывающих в военное время 490480 человек, мы уже указали. Но к этому присоединяются еще следующие новые формирования.

С начала 1872 г. для каждого батальона установлено дополнительно 36 рекрутов, что дает круглым числом 17000 человек в год. Далее, по истечении двухлетнего срока службы стали увольнять в отпуск добрую четверть рядового состава, а взамен их устанавливать соответственный новый набор, что дает круглым числом 28000 человек. Таким образом, всего ежегодно набирается и обучается на 45000 человек больше, чем прежде; это составит до конца 1875 г., за три года, 135000 человек, к которым следует прибавить еще 12000 одногодичных вольноопределяющихся (по 4000 в год); итого 147000 человек, то есть как раз достаточно, чтобы образовать четвертый батальон для каждого из 148 полков. Для этой цели с того же времени при всех линейных полках уже «организационно подготовлены» сверхкомплектные запасные роты, то есть уже определены строевые и запасные офицеры и унтер-офицеры, которые должны войти в эти батальоны. Эти четвертые батальоны могут, таким образом, выступить в поход самое позднее через 2—3 дня после первых трех, усилив армию на 148 батальонов по 1050 человек = 155400 человек. Но эти цифры далеко еще не выражают того прироста в мощности, который получает тем самым действующая армия. Кто видел в 1866 г. прусские четвертые батальоны, тот знает, что они состояли преимущественно из сильных, отлично сложенных людей 24—27-летнего возраста и образовали ядро армии.

Наряду с формированием четвертых батальонов, не говоря уже о егерских запасных ротах, идет своим чередом организация резервных батальонов числом 148. Они формируются из сверхкомплектных отставных резервистов и из не проходивших службы рядовых из эрзац-резерва[471]. Численность их по официальным данным равнялась в 1871 г. 188690 человек. Это надо, однако, понимать таким образом, что установленные уже в мирное время кадры офицеров и унтер-офицеров в состоянии обучить это количество рядовых, ибо один лишь эрзац-резерв, в первую очередь которого теперь ежегодно зачисляется около 45000 человек, дает для семи призывных возрастов гораздо больше указанного количества людей. Резервные батальоны являются именно тем резервуаром, из которого батальоны, участвующие в военных действиях и ослабленные боями, а еще больше — тяготами войны, получают необходимые более или менее обученные подкрепления, которые в свою очередь пополняются затем из эрзац-резерва.

Одновременно со строевыми и запасными войсками производится мобилизация ландвера. Кадры ополченцев, также установленные уже в мирное время, охватывают 287 батальонов (число которых должно быть доведено до 301). В обеих последних войнах численность батальонов ландвера была доведена лишь до 800 человек; если мы примем за основу даже эту низкую общую численность, то и тогда Германская империя выставит пехоту ландвера в 229600 человек организованных войск, причем остается еще для дальнейшего использования ежегодно увеличивающееся число сверхкомплектных.

Но это не все; вновь вызван к жизни еще и ландштурм. По официальным данным, уже в конце 1874 г. военная сила немецкой пехоты была увеличена на 234 батальона ландштурма (по 800 человек = 187200 человек), не считая егерских рот; а это может лишь означать, что кадры для этих батальонов, по крайней мере необходимый их минимум, установлены. Но численность ландштурма этим далеко еще не исчерпывается, так как, согласно торжественному заявлению Фойгтс-Реца в рейхстаге, он охватывает «пять процентов населения, два миллиона человек»[472].

Как же обстоит дело с соотношением сил?

Франция располагает линейной пехотой, включая и войска, отбывающие службу в Алжире, в количестве 530800 человек, и это — вся ее организованная пехота. Если мы причислим сюда еще и весь запас первой очереди, поскольку он обладает хоть какой-нибудь видимостью организации — 254600 человек (288 запасных рот по 800 человек, 30 запасных егерских рот по 540 человек и 8000 сверхкомплектных солдат дисциплинарных частей), — то в итоге у нас получается всего 785400 человек в строю.

Германская империя выступает через одиннадцать дней после приказа о мобилизации с линейной пехотой в 490 480 человек

Спустя два-три дня выступают последующие 148 батальонов 155400 »

Спустя еще четырнадцать дней выступают 287 батальонов ландвера по 800 человек каждый 229 600 »

И спустя еще четырнадцать дней выступают 234 батальона ландштурма по 800 человек каждый 187200 »

Итого одной пехоты 1 062 680 человек,

которые уже в мирное время получили вполне законченную организацию, которые заранее обеспечены всем необходимым и имеют за собой в тылу 148 резервных батальонов численностью (см. выше) в 188690 человек для пополнения понесенного в бою урона. В целом — организованная масса пехоты в 1251370 человек.

Могут подумать, что мы преувеличиваем. Ни в коем случае. Мы все еще не даем истинной картины, пренебрегая различными мелкими факторами, которые, однако, в совокупности дают весьма солидную сумму. Доказательство налицо.

«Kolnische Zeitung» от 27 декабря 1874 г. содержит исходящее от военного министерства «Военное сообщение», из которого мы узнаем следующее. В конце 1873 г. германская армия состава военного времени насчитывала 1361400 человек, из которых

пехота составляла 994 900 человек,

В 1874 г. к этому прибавились четвертые батальоны 155400 »

и 234 батальона ландштурма 187200 »

Вся пехота 1 337500 человек,

стало быть, почти на 100000 человек больше, чем в нашем расчете. Та же статья определяет общую численность войск всех родов оружия в 1723148 человек, в том числе 39948 офицеров; а французы в противовес располагают в лучшем случае 950000 человек заранее организованных войск, в том числе 785000 пехоты!

Что касается качества этих войск, то, — допуская у обеих наций в среднем одинаковые военные способности, — качество французской армии наверное не повысилось со времени последней войны. Правительство сделало все, чтобы деморализовать войска, особенно тем, что разместило их в лагерных бараках, где зимой солдат не мог ни обучаться, ни заниматься чем-либо другим и был, так сказать, исключительно предоставлен распиванию абсента. Не хватает унтер-офицеров, численность рот недостаточна, кавалерийские полки давно не располагают достаточным количеством лошадей. «Norddeutsche Allgemeine Zeitung» еще 14 января подчеркивала это; тогда она еще проповедовала мир!

Но новое военное законодательство предоставляет в распоряжение французского военного министра: 704714 человек в строю, 510294 человека в резерве, 582523 человека территориальной армии и 625633 человека в ее резерве, итого 2423164 человека, которые в случае необходимости могут быть доведены до 2600000 человек! Правда, генерал Леваль, тщательно изучив относящиеся к этому документы, заявляет, что должен снизить эту цифру до 2377000 человек. Но и этого количества вполне достаточно, чтобы лишить рассудка даже наилучшего военного министра. Что ему делать, скажите на милость, с этой массой людей, почти на две трети не обученных? Откуда взять офицеров и унтер-офицеров, без которых он не может обучить этих людей, не говоря уж о том, чтобы их организовать?

В Германии дело обстоит совершенно иначе. Численность армии военного времени уже в обоснованиях имперского военного закона принимается равной 1500000 человек. Сюда добавляются, однако, в результате самого этого закона, пять призывных возрастов эрзац-резерва, для которого срок военной повинности продлен от 27 лет до полных 31 года, — 45000 человек ежегодно, — итого, стало быть, около 200000 человек. По меньшей мере 200000 человек сверхкомплектных, помимо включенных в состав военного времени, были уже заранее занесены в списки. И сюда прибавляется еще ландштурм численностью в добрых два миллиона человек, так что германский военный министр имеет в своем распоряжении 3900000, если не четыре миллиона человек, причем армия, как утверждает упомянутый официоз,

«даже при призыве 1800000 человек и сверх того, будет, не считая включенных в резервную армию рекрутов, состоять сплошь из уже служивших и в военном отношении вполне подготовленных солдат, что во Франции, включая и резервы территориальной армии, могло бы быть достигнуто лишь через двадцать лет».

Мы видим, что истинной представительницей милитаризма является не Франция, а германская империя прусской нации. Четыре миллиона солдат, десять процентов населения! Одно только замечание: нам может пойти на пользу, если вся эта система будет доведена до крайних своих пределов. И не извне, не какой-нибудь другой победоносной военной державой, а только изнутри, в результате своих собственных неизбежных последствий может быть окончательно сломлена эта система. И чем больше ее будут раздувать сверх всякой меры, тем скорее должна она рухнуть. Четыре миллиона солдат! Социал-демократия будет тоже благодарна Бисмарку, если он увеличит это число до пяти или шести миллионов, а затем при первой возможности начнет призывать и девиц.

Написано Ф. Энгельсом в апреле 1875 г.

Напечатано в газете «Der Volksstaat» № 46, 23 апреля 1875 г.

Подпись: Ф. Э.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого