К. МАРКС ФИНАНСОВАЯ ПАНИКА

К. МАРКС

ФИНАНСОВАЯ ПАНИКА

Лондон, 29 апреля 1859 г.

Вчера был день платежа по иностранным фондам и акциям, и паника на бирже, начавшаяся 23 числа, достигла, в некотором роде, кульминационного пункта. С прошлого понедельника было объявлено не менее 28 банкротств членов фондовой биржи, из которых 18 имели место 28 числа. Сумма обязательств, вызвавших банкротство, достигла в одном случае 100000 ф. ст., что значительно превышает обычный средний размер подобных «экзекуций». Одновременное повышение директорами Английского банка учетной ставки до 3¹/₂% с 2¹/₂% — уровень, на котором она была фиксирована 9 декабря 1858 г., — повышение, последовавшее за отливом золота, вызванным покупкой серебра для отправки в Индию, в некоторой степени способствовало усилению расстройства. 3-процентные консоли, которые 2 апреля котировались по 96¹/₄, 28 апреля упали до 89, а на несколько часов даже до 88¹/₄. Русские 4¹/₂-процентные бумаги, которые 2 апреля котировались по 100, 28 апреля упали до 87. В течение того же времени сардинские бумаги с 81 упали до 65, а турецкий 6-процентный заем понизился с 93¹/₂ до 57, хотя позже он снова поднялся до 61. Австрийские 5-процентные бумаги котировались по очень низкому курсу — 49. Главной причиной, вызвавшей это огромное обесценение отечественных и иностранных ценных бумаг, которое сопровождалось подобным же падением железнодорожных акций, в особенности итальянских, явились известия о вторжении австрийцев в Сардинию, о продвижении французской армии в Пьемонт и о заключении оборонительных и наступательных договоров между Францией, Россией и Данией[194]. Правда, в течение дня телеграф сообщил опровержение со стороны «Constitutionnel» слухов о заключении оборонительного и наступательного договора между Францией и Россией. Но при всем легковерии и оптимизме, которыми несомненно наделены умы фондовой биржи, на сей раз они осмелились не поверить в правдивость французских полуофициальных заявлений. Они еще не могли позабыть, что всего лишь неделю назад «Moniteur» осмелился отрицать, что Франция вооружается или намеревается вооружаться. Более того, отрицая наличие договора, французский оракул, однако, признал, что «соглашение» было достигнуто между двумя самодержцами, восточным и западным, так что опровержение в лучшем случае превращается в игру слов. Вместе с обанкротившимися британскими биржевиками одновременно провалился и русский заем в 12000000 ф. ст., который, если бы к этому времени Австрия не пришла к внезапному решению послать ультиматум Сардинии, был бы, наверное, проглочен Ломбард-стритом. Г-н Симпсон — автор финансовых статей в лондонском «Times» — высказывает такие любопытные замечания о том, как лопнул этот мыльный пузырь русского займа:

«Одним из особенно достойных внимания моментов нынешнего положения вещей является то, что публика избежала этого предполагавшегося займа России. Хотя замыслы этой державы были совершенно прозрачны еще с момента преждевременного окончания Крымской войны благодаря влиянию нашего «союзника» и последовавшему затем свиданию императоров в Штутгарте, было ясно, что никакие предостережения, кроме совершенно бесспорных доказательств, не могли бы помешать ей получить любую желательную для нее сумму, если бы можно было найти солидный банкирский дом, готовый взять на себя проведение этой сделки. Поэтому месяц или два тому назад, когда был выдвинут проект получения 12000000 ф. ст., все заинтересованные стороны обнаруживали признаки крайне приподнятого настроения и уверенности. Пусть английские владельцы капиталов делают все, что хотят, им достанется только весьма умеренная доля! В Берлине и в других местах люди были озабочены тем, чтобы приобрести облигации займа по цене на один или два процента выше цены, по которой он должен был быть предложен на лондонском рынке. При таких обстоятельствах было мало надежды на то, что какое-либо слово предостережения будет услышано. Правда, ни г-н Беринг, ни г-н Ротшильд, которые обычно достаточно сильно соперничают в таких делах, на этот раз не проявили никакой охоты иметь к займу какое-либо отношение. Кроме того, сообщали о таинственном сосредоточении 100000 русских войск в Грузии. Равным образом говорили, что русский посол в Вене открыто заявил, что требование императора Наполеона о пересмотре договоров 1815 г. было совершенно справедливо; и, наконец, недавние старания аннулировать Парижский договор в части, касающейся Дунайских княжеств, поездка великого князя Константина по Средиземному морю и ловкий ход с целью провалить мирную миссию лорда Каули — всего этого, как можно было предполагать, было достаточно, чтобы вызвать колебания. Однако ничто не может подействовать на оптимистически настроенного английского вкладчика, падкого до всякой бумаги, сулящей ему 5 % дохода, и нет пределов его презрению к алармистам. Таким образом, надежды лиц, взявших на себя размещение займа, не ослабевали, и фактически всего лишь за день или за два до известия об австрийском ультиматуме происходили последние совещания, с целью иметь наготове все для объявления выпуска займа в любой момент. После получения самых последних успокаивающих заверений французского «Moniteur», которые должны были подтвердить сделанные уже раньше заверения, что Франция не вооружается и не намеревается вооружаться, все дело могло увенчаться полным успехом. Однако «преступный» шаг Австрии, не пожелавшей ждать, пока ее противники получат все, что им нужно, испортил все дело, и, таким образом, сумме в 12000000 ф. ст. придется теперь остаться в Англии».

В Париже, конечно, паника на денежном рынке и последовавшие за ней банкротства намного сильнее расстройства на лондонской бирже. Но Луи-Наполеон, который только что через своих лакеев в Законодательном корпусе вотировал для себя новый заем в 500000000 франков, строжайшим образом запретил сообщать что-либо в прессе об этих неблагоприятных происшествиях. Тем не менее мы можем прийти к правильной оценке нынешнего положения вещей, просмотрев следующую таблицу, извлеченную мною из официального курсового бюллетеня:

Финансовые умы Англии в настоящий момент чрезвычайно раздражены против британского правительства, обвиняя его в том, что оно сделало себя посмешищем в дипломатических кругах Европы и, что еще важнее, ввело в заблуждение коммерческий мир своей упрямой слепотой и недомыслием. Действительно, лорд Дерби в течение всей этой комедии переговоров позволил Франции и России превратить себя в какой-то футбольный мяч. Не довольствуясь своими прежними непрерывными промахами, он снова попал в ту же самую ловушку, когда прибыло известие об австрийском ультиматуме, который он на обеде у лондонского лорд-мэра заклеймил как «преступный», причем он даже тогда еще ничего не знал о русско-французском договоре. Его последнее предложение посредничества, которое, по его мнению, Австрия не могла не принять, было простой предвыборной уловкой, которая могла привести только к одному результату: дать Бонапарту лишних 48 часов для концентрации своих войск и для того, чтобы парализовать неизбежные действия Австрии. Такова дипломатическая проницательность этой гордой аристократии, которая сопротивляется демократической парламентской реформе под тем предлогом, что эта реформа могла бы вырвать руководство иностранной политикой из искусных рук наследственных политиков. В заключение замечу, что восстания в Тоскане и в герцогствах[195] дают Австрии желанный повод для их оккупации.

Написано К. Марксом 29 апреля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5634, 12 мая 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского