Ф. ЭНГЕЛЬС КАК АВСТРИЯ ДЕРЖИТ В СВОИХ РУКАХ ИТАЛИЮ
Ф. ЭНГЕЛЬС
КАК АВСТРИЯ ДЕРЖИТ В СВОИХ РУКАХ ИТАЛИЮ
Когда в 1796 г. генерал Бонапарт спустился с Приморских Альп, то одной великой недели сражений при Дего, Миллезимо, Монтенотте и Мондови оказалось достаточно, чтобы завоевать весь Пьемонт и Ломбардию[87]. Его колонны, не встречая сопротивления, продвигались вперед, пока они не достигли Минчо. Но тут положение коренным образом изменилось. Стены Мантуи остановили его, и величайшему полководцу своего века потребовалось девять месяцев, чтобы преодолеть это препятствие. Вся вторая половина первой итальянской кампании ушла на завоевание Мантуи. Сражения при Риволи, Кастильоне, Арколе и поход через долину Бренты — все подчинено этой главной цели[88]. Дважды Наполеон был остановлен крепостью: в первый раз Мантуей, а во второй раз Данцигом[89]. Наполеон отлично знал, что Мантуя — ключ к Италии. Однажды завладев ею, он уже никогда не выпускал ее из рук, пока не расстался со своей короной; а до тех пор его владычество над Италией никогда не подвергалось серьезной опасности.
Географическая конфигурация Италии ясно показывает, что держава, которая способна удержать северную часть Италии — Цизальпинскую Галлию римлян, — господствует над всей страной. Бассейн реки По всегда был полем сражений, в которых решались судьбы полуострова. Начиная от Мариньяно и Павии, включая Турин, Арколе, Риволи, Нови и Маренго, и кончая Кустоцей и Новарой, — все решающие сражения за господство в Италии разыгрывались именно здесь[90]. Да это и вполне естественно. Французы или немцы, кто бы из них ни вытеснил своего противника из долины По, тем самым изолировали его от вытянутого в длину полуострова, а этот полуостров изолировали от союзников. Вынужденный ограничиваться лишь своими собственными ресурсами, этот полуостров — наименее населенная и наименее культурная часть Италии — вскоре оказывается покоренным. И вот в этом бассейне реки По самой центральной позицией является Мантуя. Она отстоит на одинаковом расстоянии от Адриатического и Средиземного морей, приблизительно в 70 милях от каждого; таким образом, эта позиция, будучи защищаемой полевой армией, действительно запирает всякий доступ к полуострову. К вышесказанному следует добавить огромные тактические преимущества ее положения посреди озера, с тремя предмостными укреплениями для выхода войск, причем местность вокруг нее со всех сторон пересечена реками, что способствует изоляции друг от друга различных частей осаждающей армии; и нет ничего удивительного в том, что существует старинная поговорка: кто держит в своих руках Мантую, тот господствует в Италии.
Этих немногих соображений достаточно, чтобы показать, что будет не так-то легко выгнать австрийцев из Италии, даже если в их руках будет одна только Мантуя. Что потребовало от первого полководца своей эпохи девяти месяцев, с тем не справиться в такой же срок бывшему капитану швейцарской артиллерии[91]. Однако положение Ломбардии с военной точки зрения чрезвычайно изменилось с 1796 и даже с 1848 года. Кампания 1848 г. до некоторой степени является противоположностью кампании 1796 года. Если 1796 г. показал, что может сделать Мантуя в оборонительной войне, то 1848 г. показал, что могут сделать совместно Мантуя, Пескьера, Леньяго и Верона в войне наступательной. А с тех пор эта великолепная позиция, едва ли не лучшая во всей Европе, была изучена и усовершенствована во всех отношениях, к тому же с такой тщательностью, старанием и ensemble {умением координировать все действия. Ред.}, которые делают величайшую честь австрийскому штабу и австрийским военным инженерам.
Взглянем на карту. От озера Гарда до реки По течет Минчо, река довольно незначительная, которую летом можно перейти вброд во многих местах, но в целом пригодная для оборонительной позиции. Длина этой линии, которую нужно считать от Пескьеры до Боргофорте, хотя последнее место находится в стороне от реки, равняется приблизительно 30 милям, так что армия, расположенная посредине, может в результате однодневного марша достигнуть каждой ее оконечности. Прикрытая справа (с севера) озером и Тирольскими Альпами, а слева рекой По, эта короткая линия в 30 миль представляет первую пригодную для обороны линию, которую австрийская армия может использовать против наступающего с запада неприятеля. Но это не единственное ее достоинство. Почти параллельно озеру, рекам Минчо и По, на расстоянии 10–30 миль в тылу, протекает Адидже, образующая вторую и значительно более сильную оборонительную линию и во все времена года представляющая препятствие, которое можно преодолеть только с помощью мостов. Взглянув на карту, мы увидим, что эта двойная линия естественным образом превращает Тироль и прилегающие австрийские провинции в одно компактное целое; с военной точки зрения, она представляет их необходимое дополнение. И на этом-то обстоятельстве основывается принцип австрийской политики, гласящий, что линия Минчо необходима для защиты Германии и что Рейн нужно защищать на По.
Эта позиция, сильная уже от природы, была сделана еще сильнее рукой человека. Линия Минчо разрезается на две части крепостью Мантуей. Эта крепость лежит настолько близко к устью реки, что часть ее ниже крепости можно совсем не принимать в расчет. Таким образом, линия реки сокращается еще приблизительно на 7 или 8 миль; южная оконечность этой линии усилена первоклассной крепостью, образующей предмостные укрепления по обеим сторонам реки. Другая оконечность, где река вытекает из озера, защищена маленькой крепостью, Пескьерой. Эта крепость, конечно, не очень сильна, и в 1848 г. пьемонтцы взяли ее; однако она достаточно сильна, чтобы отразить случайные атаки, и поэтому может держаться, пока австрийцы ведут полевую войну; в то же время она позволяет им выйти на западный берег Минчо.
Линией Адидже пренебрегали вплоть до 1815 года. С 1797 по 1809 г. она составляла границу между Австрией и Италией, но с 1815 г. Австрия получила во владение оба берега этой реки. Приблизительно в 25 милях за Мантуей на Адидже находилась небольшая крепость Леньяго, но ближайший город за Пескьерой, Верона, не был укреплен. Однако австрийцы вскоре обнаружили, что для того, чтобы сделать эту позицию действительно тем, чем она должна быть, следует укрепить Верону. Так и было сделано. Но при допотопной австрийской медлительности выполнению этой задачи уделили так мало внимания, что в 1848 г., когда вспыхнула революция, левый или восточный берег реки, который мог быть обращен против Австрии, был укреплен довольно сносно, тогда как сторона, обращенная к неприятелю, была оставлена сравнительно беззащитной.
Радецкий и его начальники штаба Хесо и Шёнхальс после того как они были изгнаны революцией из Милана, немедленно принялись исправлять этот недостаток. Высоты, окружающие Верону на западе, были увенчаны укреплениями, которые лишали противника возможности держать под обстрелом крепостные валы города. Для Австрии было счастьем, что они сделали это. Линию Минчо пришлось покинуть. Пескьера была осаждена пьемонтцами; последние приблизились почти к самым валам редутов Вероны. Однако здесь они были остановлены. Сражение при Санта-Лючии (6 мая 1848 г.) показало им, что все дальнейшие атаки на оборонительные сооружения Вероны совершенно бесполезны.
Тем не менее вся Северная Италия находилась в руках революционной армии. У Радецкого не оставалось ничего, кроме его четырех крепостей, из которых Верону он использовал в качестве укрепленного лагеря для своей армии. Территория перед его фронтом и на флангах, а также почти весь тыл были в руках неприятеля. Даже сообщение с Тиролем находилось под угрозой и временами прерывалось. И все же одной дивизии под командованием генерала Нугента удалось пробить себе дорогу через восставшую Венецианскую область и присоединиться к Радецкому в конце мая. Тогда-то Радецкий показал, что можно сделать, располагая этой блестящей позицией, которую он только что создал для себя. Будучи не в состоянии дольше кормить свою армию в опустошенных окрестностях Вероны, будучи слишком слабым для того, чтобы начать решительное сражение, он смелым и искусным фланговым маршем передвинул свою армию через Леньяго к Мантуе; и раньше, чем до неприятеля дошли какие-либо точные сведения о том, что происходит, Радецкий двинулся от Мантуи вперед с целью атаковать его на западном берегу Минчо; он отодвинул неприятельскую линию блокады и принудил главную армию пьемонтцев отступить от Вероны. Тем не менее он не мог предотвратить падение Пескьеры, и, добившись всех результатов, на которые только он мог рассчитывать в своем походе на Мантую, он снова собрал свои войска, направился через Леньяго к Виченце и отбил ее у итальянцев; этим он подчинил себе всю венецианскую территорию на континенте, восстановил свои коммуникации и завладел ресурсами большой и богатой области в своем тылу; после этого Радецкий снова отступил к своей твердыне, Вероне, из которой пьемонтцы настолько отчаялись его выгнать, что потеряли целый месяц в полном бездействии. Тем временем прибыли три сильные австрийские бригады, и тогда положение в корне изменилось. В течение трех дней Радецкий очистил от пьемонтцев высоты между Адидже и Минчо, обойдя одновременно их правый фланг у Мантуи, и дал им такой урок, что они не оказывали никакого сопротивления, пока не очутились за Тичино.
Эта кампания Радецкого показывает, что может сделать генерал, имея армию слабее, чем у противника, если он опирается на хорошо защищенную систему речных рубежей. Независимо от того, где пьемонтцы стояли или куда они старались развернуться фронтом, они не могли атаковать австрийцев, и действия наугад, к которым сводились их военные операции в течение последних пяти недель перед их окончательным поражением, ясно показывают, в каком беспомощном положении они оказались. В чем же заключалась сила позиции Радецкого? Она заключалась попросту в том, что крепости не только прикрывали его в случае наступления, но и заставляли неприятеля дробить свои силы, между тем как Радецкий под их прикрытием мог действовать всей совокупностью своих сил в любом данном пункте против той части неприятельской армии, которая оказывалась перед ним. Пескьера нейтрализовала значительное количество войск; пока Радецкий находился в Вероне, Мантуя нейтрализовала другую часть войск неприятеля, и едва лишь он направился к Мантуе, как Верона заставила пьемонтцев оставить около нее обсервационный корпус. Более того: итальянцам приходилось действовать разрозненными корпусами по обеим сторонам рек, и ни один из этих корпусов не мог оказать быстрой поддержки другому, между тем как Радецкий, благодаря своим крепостям и предмостным укреплениям, мог по своему желанию передвигать всю свою армию с одного берега реки на другой. Виченца и Венецианская область никогда бы не пали, если бы пьемонтцы были в состоянии оказать им поддержку. При таком положении дела Радецкий овладел ими обеими, между тем как пьемонтцы были скованы гарнизонами Вероны и Мантуи.
Когда в Алжире колонне французских войск приходится продвигаться через неприятельскую область[92], они образуют четыре пехотных каре и расставляют их по четырем углам параллелограмма; кавалерию и артиллерию они помещают в центре. Если происходит нападение арабов, то пехота стойким огнем отражает его, и как только ряды нападающих приходят в расстройство, кавалерия бросается в их гущу, а артиллерия снимается с передков, чтобы послать в них свои ядра. Если атака кавалерии отражена, то она находит надежную защиту позади пехотных каре. Такое же значение, какое имеет сомкнутый строй пехоты в борьбе против таких иррегулярных орд, имеет система крепостей для армии, сражающейся против превосходящего противника, в особенности, если эти крепости расположены среди сети рек. Верона, Мантуя, Пескьера, Леньяго образуют четыре угла каре, и пока по крайней мере три из них не будут взяты неприятелем, невозможно заставить более слабую армию сдать свою позицию. Но как же эти крепости могут быть взяты? Пескьерой действительно всегда можно будет легко овладеть, если австрийцы не смогут вести полевую войну; но Мантую в 1848 г. даже не попытались блокировать со всех сторон, не говоря уже об осаде. Чтобы блокировать Мантую, требуется три армии: одна на западном берегу Минчо, другая на восточном, предназначенные для осады, и третья — для прикрытия осады против австрийцев, находящихся в Вероне. При искусном маневрировании посреди рек и крепостей каждая из этих трех армий может быть, ad libitum {по желанию. Ред.}, атакована всеми силами австрийцев. Как же вести осаду при таких обстоятельствах? Если одна только Мантуя потребовала девятимесячных усилий генерала Бонапарта для взятия ее измором, то насколько сильнее станет она при поддержке армии, опирающейся на Верону, Леньяго и Пескьеру, — армии, способной маневрировать соединенными силами на обоих берегах Минчо и Адидже, и для которой никогда не могут быть отрезаны пути отступления, так как она имеет две линии сообщения — одну через Тироль и другую через Венецианскую область? Мы без колебаний можем сказать, что эта позиция является одной из сильнейших в Европе, и так как австрийцы не только вполне ее подготовили, но и вполне поняли ее значение, то мы считаем, что 150000 австрийцев, расположенным там, нечего бояться противника, численно превосходящего их вдвое.
Однако предположим, что они выбиты с этой позиции. Предположим, что они потеряли Мантую, Пескьеру и Леньяго. Пока они держат в своих руках Верону и не выбиты полностью с полевых позиций, они могут сделать чрезвычайно рискованным для любой французской армии поход на Триест и на Вену. Удерживая Верону в качестве аванпоста, они могут отойти к Тиролю, пополнить свои ряды и снова принудить неприятеля раздробить свои силы. Одна часть неприятеля должна будет осаждать Верону, другая защищать долину Адидже; останется ли у неприятеля достаточно сил для того, чтобы идти на Вену? Если да, то тирольская армия может обрушиться на него через ту долину Бренты, стратегическое значение которой генерал Бонапарт научил австрийцев понимать в 1796 г. посредством столь жестокого урока. Однако подобный эксперимент определенно оказался бы ошибкой, если бы у австрийцев не было другой армии для защиты прямой дороги в Германию. Ибо если главные силы австрийцев должны были быть брошены в Тирольские Альпы, то неприятель все же мог пройти мимо и вступить в Вену раньше, чем австрийцам удалось бы выбраться из гористой местности. Но предположим, что Вена будет укреплена (что, как мы полагаем, делается теперь), тогда это соображение отпадает. Армия прибыла бы своевременно, чтобы освободить Вену от осады, и могла свести защиту каринтийской границы к тому, чтобы постоянно держаться в Альпах, нависая над левым флангом вторгшейся армии, угрожая обрушиться на нее либо у Бассано, либо у Корнелиано, и перерезать ее коммуникации, как только она прошла бы мимо.
Эта косвенная оборона южногерманской границы является, кстати сказать, лучшим ответом на попытки со стороны австрийцев оправдать свою оккупацию Италии тем соображением, что линия Минчо представляет естественную границу Германии на юге. Если бы это было так, то Рейн являлся бы естественной границей Франции. Всякий аргумент, имеющий силу в одном случае, может быть полностью применен в другом. Однако, к счастью, ни Франция не нуждается в Рейне, ни Германия — в По или Минчо. Кто обходит другого с фланга, тот сам бывает обойден. Если Венецианская область угрожает с фланга Тиролю, то Тироль угрожает всей Италии. Бормийский проход ведет прямо на Милан и может послужить средством для того, чтобы приготовить новое Маренго неприятелю, нападающему на Триест и Градиску, точно так же как Большой Сен-Бернар сыграл эту роль для Меласа, атаковавшего линию Вара[93]. В конце концов, на войне тот имеет всего больше шансов на победу, кто дольше и успешнее всех ведет полевую войну. Пусть Германия крепко держит в своих руках Тироль, тогда она вполне может предоставить итальянцам распоряжаться равниной по их собственному усмотрению. Пока ее армии в состоянии вести полевую войну, для нее имеет мало значения, принадлежит ли ей политически Венецианская область или нет. С военной точки зрения альпийская граница господствует над Венецианской областью, и этого должно быть вполне достаточно.
Это, конечно, является исключительно вопросом отношений между Италией и Германией. Коль скоро вмешивается Франция, положение меняется; и если Франция пустит в ход все свое влияние, то каждая сражающаяся сторона, естественно, должна будет, насколько возможно, обеспечить свои позиции. Германия может позволить себе покинуть линию Минчо, а также линию Адидже; но она может покинуть их, отдав их только Италии, а не какой-либо другой стране.
До сих пор мы рассматривали шансы оборонительной войны только со стороны австрийцев. Если же дело дойдет до войны, то их позиция такова, что она повелительно навязывает им наступательный план кампании. Этой теме мы посвятим следующую статью.
Написано Ф. Энгельсом в середине февраля 1859 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5575, 4 марта 1859 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского