Цолликон

И.А. Ильин долго готовил свой «побег» из гитлеровской Германии, задумав его ещё в 1934—1935 гг. Он налаживает связи в Швейцарии с русской диаспорой и знакомыми швейцарцами. «В начале июля я ликвидировал квартиру в Берлине, сдал вещи и книги на склад, получил от германских властей Ruckreissichtvermerk до 1 декабря, швейцарскую въездную визу (без всяких затруднений) до 1 октября — и выехал благополучно. Со мною несколько чемоданов вещей, все учёные рукописи и некоторая материальная перспектива. А именно: мне удалось объединить все мои литературные гонорары так, что они, идя из разных стран, будут передаваться на Konto “Akademisch-Philosophischer Verlag” при Schweizerische Bankgesellschaft in Zurich. Суммы эти будут поступать постепенно, а мне будет высылаться в письме указание, сколько я моту получить. Живя крайне ограниченно, я смогу так продержаться от 9—10 месяцев. Больше средств у меня нет никаких. Так я заявил все во Fremdenpolizei»⁵⁹⁶.

«Меня вынесло из Германии как на крыльях ангелов: нигде ни зацепки. Всё спасено: до писем Врангеля, Шмелёва, до записей и альбомов включительно, — пишет Иван Александрович в Париж Шмелёву. — Здесь я прожил уже — июль-сентябрь — и хватит ещё прожить без заработка месяца четыре. Потом? За это время надо вылечиться, восстановить свою работоспособность и найти заработок. Возможно ли? — Невозможное от человек — возможно есть от Бога. Если начну погибать, то подниму вопль на всю эмиграцию. Вопль

0 помощи. И Вы узнаете, будьте уверены. Милый и дорогой! Спасибо!!»⁵⁹⁷.

1 августа Ильин подал прошение о праве на жительство в Швейцарии. Для обеспечения такого права необходимо было внести определённый денежный залог. Мыслитель обращается за помощью к своему давнему знакомому-единомышленнику С.В. Рахманинову, который вновь помогает ему. «16 сентября [1938 г.] Рахманинов обеспечил необходимую кауцию в 4000 франков, — сообщает об успехе дела Ильин, — 31 октября переехали в Цолликон под Цюрихом. 4 ноября прошение начало рассматриваться. 23 ноября цолликонский совет дал право пребывания на год. 28 ноября из кантональной полиции последовал грубый отказ с предложением добыть обратную визу в прежнюю страну или убираться куда угодно. 29 ноября я был сам у кантонального директора, представил свои объяснения и категорически отказался от позора “просить обратную визу”. Он понял. На

1 декабря я получил приглашение в высшую инстанцию, в Берне. Часовая беседа — и всё разрешено. 7-го снят запрет с мебели и книг. 8 декабря вещи и книги перевезены в заранее снятую квартирку. С 10 декабря мы у себя. 19-го приглашение в Берн в не правительственное заведение. После единомыслие. Возможность литературной работы; обещание выхлопотать право на труд. После этого — глубокая реакция и прострация: с июня нервы были на диком взводе — провалился на дно самочувствия, теперь начинаю вылезать. Господь помог: “воду прошел яко сушу”...Всё с нами здесь - от мраморного обломка храма Дмитрия Солунского (от IX века с Афона), все иконы, русские картины (Нестеров, Бакшеев, Антонов, Климов), до последнего листочка моих рукописей»⁵⁹⁸.

Так, Ильины поселились в маленьком Цолликоне, пригороде Цюриха, где Иван Александрович прожил вторую половину своей эмиграции. Русская эмиграция в Швейцарии по оценке Ивана Александровича была несколько иного склада, чем в Германии и Франции: «Уровень здешних русских не идёт дальше сплетен и интриг. Поп (соборянин) злобный интриган, черносотенец и кляузник; член масонской “русской правды”. Так ничего не придумал лучшего, как на исповеди допросить меня, не масон ли я, и получив категорическое (конечно) отрицание — допустить меня к причастию и post factum объявить меня масоном... — А туземцы — считают себя законченными, каждый на свой лад, не “ищут” и свободы духовного видения лишены вовсе. Каждый имеет свою готовую карманную “ми-мистику” и ею меряет людей. Словом, я чувствую себя в беспросветной ссылке. Права на труд не имею. И удивлённо спрашиваю: “Господи! Я мнил себя слугою Твоим... Неужели я не нужен Тебе для России? Доколе же быть мне забытым в чужом архиве?!”... И — покоряюсь. Плачу, но не ропщу»⁵⁹⁹.

Удивительную подозрительность и немилосердность «коренной» русской эмиграции отмечал и И.С. Шмелёв. После смерти своей супруги, Иван Сергеевич изливал в письме свои переживания другу: «В эти недели я часто видел притчу о милосердном Самарянине. Меня утешали чужие, да, чужие, многие. Вы утешали меня, да — и Вы чувствовали себя в этом — бессильным. Да чем же, да как же в отдалении можно утешить? Чужие меня тщились утешить взглядом, слезами. Да, М. Вишняк — плакал со мной. И Фондаминский — плакал. А Семёнов и Гукасов даже не почтили память Светлой моей. Но... не от таких же — почитание памяти. Но — сухость, жёсткость наших национальных — даже в беспамятстве моём — мне кололи сердце»⁶⁰⁰.

И.А. Ильин жил в Швейцарии «без права оседлости и без права на труд»: «Не сомневаюсь, что имел бы и то и другое, если бы примкнул к католикам или к масонам. Но я останусь до конца дней русским “мустангом”, свободным патриотом, повинующимся только Богу и Совести»⁶⁰¹. Тем не менее надо было налаживать быт. Ильины снимают квартиру, и Наталия Николаевна по-хозяйски старается создать новый очаг домашнего уюта, чтобы её мыслитель продолжал свои научные изыскания во славу далёкой Родины. И.А. Ильин начинает поиск возможного заработка. Прежде всего, он стал писать и публиковать статьи под псевдонимами: Альфред Норманн, Старый политик, Юлиус Швейкерт и др.

В годы Второй мировой войны в разных швейцарских и американских газетах было опубликовано под псевдонимами несколько сот статей И.А. Ильина с анализом происходящих на Восточном фронте событий, в том числе, о Русской армии в сравнении с Советской, о русском народе, тоталитаризме и другим темам, о которых говорят заглавия статей: «Вера в Россию», «Гитлер и Сталин», «Сталин как политик», «Сталин как личность», «К новому пакту о ненападении», «Русский солдат прежде и теперь», «Русские добровольцы 1812 года», «Русский казак», «Душа русского народа во время войны», «Русская проблема, увиденная изнутри», «Чужие русские в Германии», «Большевизация Прибалтики», «Кто является “военным преступником?”», «Воздушные бомбардировки и международное право», «Советская Россия в заключительной стадии войны», «Гражданская война в Греции» и т.д.⁶⁰²

В 1940-1941 гг. И.А. Ильин ведёт заочные чтения «О грядущей России», которые, благодаря г-же Элизабет де Рибанпьер размножаются на ротаторе в Женеве. Так было напечатано 9 выпусков чтений по 4 — 10 с. каждый: «Вера в Россию», «О свободе», «В поисках справедливости», «Основная задача», «О сильной власти», «О русском национализме», «Утверждение личного начала», «О русской идее», «Идея предметного воспитания». С началом германо-советской войны Иван Александрович читает для русских и швейцарцев курсы лекций по русской истории и культуре. В эти годы он встречает аристократическую семью Барейссов, ставших для Ивана Александровича помощниками на долгие годы по защите духовных основ цивилизации, истинного лика Великой России: Барейссы субсидируют научную и издательскую деятельность мыслителя.

Культурологический семинарий Ивану Александровичу пришлось закрыть: «Во время войны всем было не до того, посещение стало неаккуратное, мужской элемент то и дело отзывался в армию, женщины — на трудовую повинность. Тогда я решил, что если я запишу эти мои лекции, то они послужат потом России больше и лучше, чем эти неаккуратные занятия»⁶⁰³. Так появляется выдающийся труд И.А. Ильина, на который его всегда вдохновлял И.С. Шмелёв — «Сущность и своеобразие русской культуры. Три соображения». Первые три части были изданы в 1942 г. в Цюрихе⁶⁰⁴, затем дополнены ещё тремя частями:

I. Душа;

II. Вера;

III. Ход исторического развития;

IV. Главные национальные проблемы России;

V. История становления государства;

VI. Творческая идея России.

На сегодняшний день это единственный труд по истории русской культуры, описывающий её не только во внешнем выражении, но и раскрывающий её смысл, особенности склада национального духа и инстинкта.

В эти же годы мыслитель в своём швейцарском затворе вновь серьёзно обращается к философии. Ещё в конце 1930-х гг. у него появляется новый стиль изложения — философские эссе. Движение к этому жанру обнаруживается у Ильина уже в книге «Путь духовного обновления», вышедшей в 1937 г. Белграде и 1939 г. — в Цюрихе. Затем философом-созерцателем на немецком языке были написаны и изданы сборники эссе «Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий», «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний», «Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований»¹⁰. И.С. Шмелёв с восхищением отзывается на новые труды: «Эти дни вчитывался, во 2-й раз, в “Поющее сердце”... Бо-льша-я Книга!.. Насыщала дух и чувства. О самом важном. Поёт в полёте. Всего коснулись, глубинно-вдохновенно. Это самое нужное. Че-го Вы не коснулись! Какое вдохновенное приятие Мира, Господа!.. — и как внутренно, пеньем Духа-Сердца, обосновано!.. Это пить надо, — как душою “ограждённой” от суеты... — уй-ти от шумов. Тогда - черпнёшь и — ... живая, целящая вода — утолит рассеянное сердце. Спасибо Вам, дорогой... Надо всегда иметь, как молитву: затуманилось сознание... — открой, войди. Так я почувствовал. И, думаю, это не все ещё: у Вас — есть много для наполнения. Но когда русские увидят книгу эту?!.. Вот он, трагический тупик!.. Горе наше неутолимое. Нищие... во всём, кроме Духа Бессмертного в нас, обобранные жестоким — и таинственным — уделом... Но... прочтём — о “терпении”... Как далека от современной “мути” мировой — “Божья Ткань”! Знаете, совершенно гениальна книга “О тьме...”. Вчера — вчи-тывался. Ещё, ещё. И — новое пополнение. Поразительно. Духновенно. “Поющее сердце” — по главке, в 3-й раз — вчитываюсь. По-лёт! И ввысь, и вглубь»⁶⁰⁵.

Глава 24.