Рядом с гением – гений

Я все еще «влюблен» в Маркса и Энгельса, и никакой хулы на них выносить не могу спокойно. Нет, это – настоящие люди! У них надо учиться. С этой почвы мы не должны сходить.

В.И. Ленин

В начале восьмидесятых годов прошлого века Западная Европа еще бурлила от революционной встряски, совершенной парижскими коммунарами. Российская империя, поигравши в либерализм, вступала в один из самых мрачных и реакционных десятилетий своего существования. Это было время, когда заговорили об очищении страны от «смутьянов» и «либералов» и о крепостнической реставрации, когда отчаяние и безнадежность закрадывались в душу передовой русской интеллигенции:

В те годы, дальние, глухие,

В сердцах царили сон и мгла:

Победоносцев над Россией

Простер совиные крыла.

И не было ни дня, ни ночи,

А только тень огромных крыл…

Именно в этот период нашелся в Европе человек, который утверждал, что центр революционного движения перемещается в Россию, что с ней связаны отныне надежды на новый подъем революционного движения, надежды на социалистическое переустройство. Этим человеком был Фридрих Энгельс. В марте 1883 года в Лондоне Энгельс, беседуя с активным русским революционером и социалистом Германом Лопатиным, сказал следующее:

«Все зависит теперь от того, что будет сделано в ближайшем будущем в Петербурге, на который устремлены ныне глаза всех мыслящих, дальновидных и проницательных людей целой Европы».

А затем он высказался еще более определенно:

«Россия – это Франция нынешнего века. Ей законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового социалистического переустройства…»

Прозорливой оказалась и его характеристика последнего русского царя Николая II, судеб его царствования:

«Он почти идиот, слаб духом и телом и обещает как раз то неустойчивое царствование человека, который будет простой игрушкой в руках людей с их взаимопротиворечащими интригами, а это и нужно, чтобы окончательно уничтожить российский деспотический строй».

Каким бы ни показалось удивительным это предвидение Энгельса, в нем не было ничего исключительного, если, конечно, иметь в виду исключительность и необыкновенность его личности.

Прозорливость Энгельса не раз поражала окружающих. Во время революции 1848 года в «Новой Рейнской газете», издававшейся Марксом, время от времени появлялись статьи о революционной войне в Венгрии, которые приписывались одному из крупных командиров венгерской армии: настолько они были богаты информацией и настолько точно оправдывались сделанные в них прогнозы о развитии военных действий. Между тем статьи эти писались в Германии молодым автором, который никогда и не бывал в Венгрии. Им оказался Фридрих Энгельс.

В 1870 году, во время франко-прусской войны, статьи Энгельса обратили на себя внимание профессиональных военных тем, что он предсказал в них битву при Седане и разгром французской армии. С тех пор в семье Маркса за ним утвердилось полушутливое прозвище «генерал».

Этому способствовала, очевидно, и военная выправка, которая бросалась в глаза знавшим его даже на склоне лет. Фридрих Лесснер описывал его так: «Энгельс был высок и строен, его движения быстры и уверенны, его речь лаконична и решительна; он держался очень прямо, что придавало ему сходство с военным».

И тем не менее, несмотря на глубину многих исследований, военная стратегия оставалась для него лишь одним из увлечений, на которое была способна и которое могла позволить себе столь многосторонне одаренная личность.

Именно эта поразительная многосторонность интересов, универсальность познаний и дарований составляют, пожалуй, наиболее характерную его особенность. XIX век породил титанов мысли и духа во всех областях культуры. Но и на таком блистательном фоне энциклопедичность Энгельса, как и Маркса, выглядит уникальной. В этом отношении его можно сравнить с Аристотелем, Леонардо да Винчи, Гёте, Гегелем. Судите сами: Энгельс был философом, политэкономистом, историком, филологом, литературным критиком, переводчиком, политическим публицистом. Его можно назвать основоположником конкретно-социологических исследований, блестящим образцом которых является его «Положение рабочего класса в Англии». Он великолепно ориентировался в физике, механике, химии, биологии, математике, астрономии, в ряде технических дисциплин. Это позволило ему подвести философский итог всему развитию естествознания в «Диалектике природы». Что касается знания языков, то Энгельс был настоящим полиглотом и в совершенстве знал даже многие местные диалекты и наречия.

«Энгельс заикается на двадцати языках», – сказал один из социалистов, шутя по поводу свойства Энгельса слегка заикаться в моменты волнения. Вместе с тем Энгельс меньше всего походил на кабинетного ученого, этакого засушенного книжного червя. Он был спортсменом, наездником, охотником. Жизнь заставила его также выполнять обязанности приказчика, купца, коммивояжера, промышленника, финансиста. Не было буквально ни одной области знания, которая не интересовала бы Энгельса.

В юности Энгельс начал пробовать свои силы в поэзии, всерьез готовился к литературно-художественному поприщу. Его перу принадлежат крупные поэтические произведения, публиковавшиеся в печати и в свое время обратившие на себя внимание лиричностью, фантазией, остроумием и сатирическим даром.

В начале сороковых годов Энгельс служил вольноопределяющимся в гвардейском полку, затем лично принял участие в баденском восстании, участвовал в трех сражениях. И все, кто видел его под огнем, вспоминали о его храбрости и исключительном хладнокровии.

С начала 40-х годов Фридрих Энгельс уже наслышан о ярком таланте, неукротимой энергии и вызывающем монтаньярстве своего будущего друга. Первая их встреча произошла в ноябре 1842 года в Кёльне, когда Энгельс, направляясь в Англию, нанес визит в «Рейнскую газету», редактором которой был Маркс. Тогда по ряду внешних причин настоящего знакомства не получилось. Но когда через два года они вновь встретились в Париже, то с радостью обнаружили, что оба разными путями пришли к одинаковым в принципе взглядам на развитие общества.

Однажды пересекшись, их пути с тех пор шли рядом вплоть до самой смерти Маркса. Марксизм хотя и носит имя одного человека, но это неразделимый труд двоих. Сам Маркс однажды отрекомендовал Энгельса как «alter ego» – свое «второе я».

Ленин как-то заметил, что отношения Маркса и Энгельса превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе. Очевидно, он имел в виду, в частности, прекрасную легенду о Касторе и Полидевке. Полидевк был сыном Зевса и Леды и обладал бессмертием в отличие от своего неразлучного друга Кастора. Они не были похожи друг на друга, обладали разными талантами. Если Кастор мастерски управлял колесницей, то Полидевк был непревзойденным борцом. Вместе они были непобедимы и не раз обращали врагов в бегство.

Но однажды все же случилось так, что Кастор пал в битве. Полидевк – безутешен. Он отправляется к Зевсу и умоляет отца, чтобы тот лишил его бессмертия и позволил соединиться с другом в царстве теней – Аиде. Многомудрый Зевс решил проблему иначе. Он разделил бессмертие поровну между друзьями, так что каждый из них одну часть времени должен пребывать в Аиде, а другую – на Олимпе.

Боги были тронуты и восхищены такой самоотверженной дружбой и вознесли Кастора и Полидевка на небеса, где они сияют в созвездии Близнецов. Утренняя звезда и вечерняя: одна сходит в мрак Аида, другая поднимается над Олимпом. Теперь их звали одним именем – Диоскуры.

Как и Диоскуры, Маркс и Энгельс не были сходными натурами по складу ума и характеру, но именно поэтому прекрасно дополняли друг друга.

Обычно приводят слова Энгельса, что он всегда играл «вторую скрипку» после Маркса. И это было действительно так. Но следует принять во внимание также и свидетельство Маркса, который как-то признался в письме своему другу: «Ты знаешь, что, во-первых, у меня все приходит поздно и что, во-вторых, я всегда следую по твоим стопам».

Энгельс, несмотря на все свои недюжинные таланты, конечно, не мог сравниться с Марксом по творческой мощи интеллекта, основательности и глубине его неуспокаивающейся исследовательской мысли, по несравненному диалектическому изяществу стиля, афористической меткости обобщений. Но в определенных отношениях Энгельс обладал преимуществами: он легче схватывал и перерабатывал новое, не застревал так надолго на изучении одного предмета, свободнее синтезировал материал из самых различных областей науки и культуры.

По верному сравнению видного советского энгельсоведа М. Серебрякова, легко вооруженный воин, Энгельс двигался быстрее, маневрировал свободнее и нападал на вражеские крепости раньше. Это обнаружилось уже на первых этапах духовного развития основоположников научного коммунизма.

Энгельс, несмотря на то что был на два года моложе Маркса, раньше стал выступать в печати – вначале со стихами, а затем и в качестве публициста. Он быстрее стал в оппозицию по отношению к существующим социальным порядкам и раньше Маркса стал революционным демократом и республиканцем. Он первым из них двоих обратился к утопическому социализму и коммунизму в его тогдашней форме, первым занялся критикой политической экономии. «По стопам» Энгельса Маркс стал интересоваться достижениями естественных наук.

Фактом является, однако, и то, что там, где Энгельс оставлял гениальные наброски, Маркс вынашивал труды, составлявшие эпоху. У каждого из них был свой стиль, свое неповторимое своеобразие дарования, свой круг научных интересов. Но это лишь усиливало их тяготение друг к другу. «Он – настоящая энциклопедия, – в восхищении отзывался об Энгельсе Маркс. – Способен работать во всякий час дня и ночи, после еды или натощак, быстро пишет и сообразителен, как черт».

Что касается занятий политической экономией, то об этом стоит сказать подробнее. В 1844 году в «Немецко-французском ежегоднике» была опубликована статья Энгельса под названием «Наброски к критике политической экономии». Ее автору было всего двадцать четыре года. Но в ней так смело и свежо ставились коренные вопросы жизни и современного общества, подвергались такой основательной критике догмы классической политэкономии, которые до этого ни у кого не вызывали сомнения, что Энгельс сразу стал признанным авторитетом в этой области. Статья содержала ряд принципиально новых идей, развитых в «Капитале» Марксом. Она явилась, по существу, первым экономическим очерком, написанным с позиций нового мировоззрения. И сам Маркс, неоднократно ссылавшийся на нее в «Капитале», считал эту статью «гениальным эскизом».

Прошел год, и Энгельс выпустил свою книгу «Положение рабочего класса в Англии». В ней на огромном фактическом материале был сделан вывод не только тот, что пролетариат – страдающий класс, но и обоснована его революционная роль в обществе. Много лет спустя Маркс писал Энгельсу по поводу этой работы: «Когда я вновь перечитывал твою книгу, то с сожалением заметил, что мы старимся. Как свежо, как страстно, с каким смелым предвидением, без ученых и научных сомнений написана эта вещь! И сама иллюзия, что завтра или послезавтра можно будет воочию увидеть исторический результат, придает всему так много теплоты и жизнерадостности, по сравнению с которыми наша более поздняя манера писать в „мрачных тонах“ порождает чувство чертовской досады».

В.И. Ленин также очень высоко ценил книгу Энгельса. Он считал, что ни до 1845 года, ни позже не появлялось ни одного столь яркого и правдивого изображения бедствий рабочего класса.

Следующая крупная работа столь блестяще начавшего исследователя вышла в 1878 году. Разрыв между двумя книгами Энгельса составил тридцать три года. Правда, эти годы не были периодами полного литературного молчания: Энгельс публиковал многочисленные статьи в газетах, брошюры, но взяться за большой труд у него, к сожалению, не было возможности. Это, быть может, одна из самых трагических сторон его биографии.

В конце 1849 года, после революционных событий в Германии, в которых Маркс и Энгельс принимали самое деятельное и непосредственное участие, они, как уже говорилось, эмигрировали в Англию. Желая помочь Марксу и его семейству, которое осталось почти без всяких средств к существованию, Энгельс поселяется в Манчестере и занимается «собачьей коммерцией». Он занял место служащего в конторе хлопчатобумажной фабрики, где его отец был компаньоном. Этому «деловому рабству» он отдал двадцать лет! И все эти годы между Марксом и Энгельсом шла оживленная переписка, и чуть ли не в каждом письме Энгельс, который сам отнюдь не купался в роскоши, сообщал о высылаемом им чеке на скромную сумму. Ф. Меринг справедливо заметил, что для того, чтобы предложить, и для того, чтобы принять такую жертву, нужен был одинаково высокий дух. Дело было не только в материальной помощи.

А когда Марксу было предложено писать статьи для газеты «Нью-Йорк дейли трибюн», то Энгельс переводил эти статьи на английский, так как его друг еще не вполне свободно владел языком, а порой и сам писал их за него.

С Энгельсом Маркс обсуждал все трудные проблемы, встававшие в ходе работы над «Капиталом». При этом мнение Энгельса было для него, как он сам признавал, «важнее всего того, что может сказать весь свет по этому поводу». Без совета со своим другом Маркс не сделал в лондонский период своей жизни ни одного практического шага, не опубликовал ни одной работы.

Их дружба, выросшая из творческого дуэта в работе над «Святым семейством» и «Немецкой идеологией» и скрепленная активной революционной деятельностью, с годами становится все крепче. Их духовная общность выросла настолько, что они совершенно не могли обходиться друг без друга.

Критику в адрес Энгельса Маркс при всем своем ранимом самолюбии воспринимал болезненней, чем критику в собственный адрес. Маркс мог с философским спокойствием сносить злобные нападки на него продажных писак, не удостаивая их ответом. Но если дело касалось чести Энгельса, то от Маркса нельзя уже было ожидать ни снисхождения, ни пощады. Он тотчас же бросался в бой. Когда некий Э. Мюллер-Теллеринг посмел в 1850 году написать письмо Обществу рабочих с клеветой на Энгельса, Маркс взорвался.

Со сдержанной яростью он отхлестал жалкого клеветника в следующих строках:

«Я вызвал бы Вас на дуэль за Ваше вчерашнее письмо Обществу рабочих, если бы Вы были еще достойны этого после Ваших бесчестных клеветнических выпадов против Энгельса… Я жду встречи с Вами на ином поле, чтобы сорвать с Вас лицемерную маску революционного фанатизма, под которой Вам до сих пор удавалось ловко скрывать свои мелочные интересы, свою зависть, свое ущемленное самолюбие, свое недовольство и досаду на то, что мир не признает величия Вашего гения…»

И аналогичным образом поступал Энгельс, когда речь шла о защите чести своего друга. Он дает гневную отповедь А. Лориа, вульгарному экономисту, специализировавшемуся на фальсификации и извращении идей «Капитала»:

«Я получил Вашу статью о Карле Марксе. Вы вольны подвергать его учение самой суровой критике и даже толковать его превратно; Вы вольны написать биографию Маркса, представляющую плод чистейшей фантазии. Но чего Вы не смеете делать и чего я никому никогда не позволю, – это возводить клевету на моего покойного друга…

Какую нужно иметь мелкую душонку, чтобы вообразить, будто такой человек, как Маркс, „постоянно угрожал своим противникам“ вторым томом („Капитала“. – Г.В.), написать который „ему и в голову не приходило“… Имею честь выразить Вам все те чувства, каких Вы заслуживаете».

Когда Энгельсу случалось выбираться в Лондон и друзья наконец встречались лично, то в семье Маркса воцарялся настоящий праздник. Дочери Маркса называли его вторым отцом. Трудно сказать, что стало бы с Марксом и его семьей, если бы не самоотверженная многолетняя помощь Энгельса. Он сознательно отодвинул в сторону собственные научные интересы, принеся их в жертву научным занятиям своего друга. Это всегда камнем лежало на сердце Маркса.

16 августа 1867 года в два часа ночи, закончив корректуру последнего листа первого тома «Капитала», Маркс написал Энгельсу: «Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования ради меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу по трем томам. Обнимаю тебя, полный благодарности!»

Энгельс, однако, никогда не жаловался и не роптал на свою судьбу. Он выполнял свою работу так весело и невозмутимо, как будто ничего лучше на свете и быть не могло, чем ходить на службу и сидеть в конторе.

Что значило для Энгельса это на самом деле, показывает такой штрих из воспоминаний Элеоноры Маркс-Эвелинг, которая гостила у Энгельса, когда его «каторга» подходила к концу.

«Я никогда не забуду его ликующего возгласа: „В последний раз!“, когда он утром натягивал свои сапоги, чтобы в последний раз отправиться в контору.

Несколько часов спустя мы, стоя в ожидании у ворот, увидели Энгельса, идущего по небольшому полю, которое находилось перед его домом. Он размахивал в воздухе своей тростью, пел и весь сиял от радости. Затем мы по-праздничному уселись за стол, пили шампанское и были счастливы.

Я тогда была слишком молода, чтобы все это понять. Но теперь я не могу вспомнить об этом без слез».

Своей матери Энгельс в этот день написал, что «стал совсем другим человеком и помолодел лет на десять».

Жизнерадостность, порывистость, энергичность, какая-то особенная ясность и теплота во всем облике Энгельса привлекали к нему симпатии людей. Однажды Маркс получил письмо от своего гамбургского издателя, который сообщил ему о том, что его посетил Энгельс, что он познакомился таким образом с обаятельнейшим человеком, какого ему когда-либо приходилось встречать.

«Хотел бы я видеть человека, – с наивной гордостью воскликнул Маркс, прерывая чтение письма, – который не нашел бы Фреда столь же милым, сколь и образованным!»

Именно милым, жизнелюбивым и остроумным человеком видится Энгельс, когда читаешь его «Исповедь» – шутливые ответы на анкету дочерей Маркса.

«Достоинство, которое Вы больше всего цените в людях – Веселость.

В мужчине – Не вмешиваться в чужие дела.

В женщине – Умение класть вещи на свое место.

Ваша отличительная черта – Знать все наполовину.

Ваше представление о счастье – „Шато Марго“ 1848 года (марка вина и намек на революционные события этого года. – Г.В.).

Ваше представление о несчастье – Визит к зубному врачу.

Недостаток, который Вы считаете извинительным – Излишества всякого рода.

Недостаток, который внушает Вам наибольшее отвращение – Ханжество.

Ваша антипатия – Жеманные, чопорные женщины.

…Ваше любимое занятие – Поддразнивать самому и отвечать на поддразнивания.

Ваш любимый герой – Нет ни одного.

Героиня – Их слишком много, чтобы можно было назвать только одну.

…Ваш любимый цветок – Колокольчик.

Цвет – Любой, если это не анилиновая краска.

Ваше любимое блюдо – Холодное – салат; горячее – ирландское рагу.

Ваше любимое житейское правило – Не иметь никакого.

Ваш любимый девиз – Относиться ко всему легко».

У Энгельса, так же как и у Маркса, был чрезвычайно развит вкус к юмору, хорошей шутке. Это помогало им сносить тяготы эмигрантской жизни.

В одном из писем Энгельсу, рассказывая о своих страданиях из-за болезни, Маркс замечает: «Дорогой дружище, при всех этих обстоятельствах больше, чем когда-либо, чувствуешь, какое счастье – дружба, подобная той, какая существует между нами. Ты-то знаешь, что никакие отношения я не ценю столь высоко».

Сбросив ненавистное ярмо коммерции, Энгельс приезжает в Лондон и поселяется невдалеке от дома Маркса. Друзья видятся почти ежедневно. Энгельс работает теперь запоем, реализуя накопившиеся творческие замыслы, среди которых центральное место занимает грандиозная задача диалектического синтеза достижений естествознания. В 1878 году выходит из печати его «Анти-Дюринг», в котором, по словам Ленина, «разобраны величайшие вопросы из области философии, естествознания и общественных наук». Он изучает также историю первобытного общества, работая над книгой «Происхождение семьи, частной собственности и государства», которая вышла в свет в 1884 году.

Помимо чисто научных занятий, Энгельс со всей энергией отдается организаторской партийной работе. Он избирается в состав Генерального совета Интернационала, где на него возлагают обязанности секретаря-корреспондента для ряда стран.

Свои научные интересы Энгельс всегда стремился сообразовать с практическими целями революционной борьбы. Так, изучение славянских языков он начал по тому соображению, что, как он писал Марксу, «по крайней мере один из нас должен ввиду грядущей мировой драмы знать язык, историю, литературу, общественные учреждения тех народов, с которыми предстоят столкновения в самое ближайшее время».

Маркс и Энгельс смогли воочию убедиться в успехах рабочего движения. Каждый его успех они отмечали как личное торжество. Даже на склоне лет по случаю выборов в Германии Энгельс устраивал у себя дома настоящие празднества. Как вспоминал Эдуард Эвелинг, он закупал большой бочонок особого немецкого пива, сам готовил специальный ужин (Энгельс был «великий гастроном»), приглашал самых близких друзей. «„Генерал“ вскрывал каждую телеграмму и оглашал ее содержание. И если в ней сообщалось о победе, мы пили. Если же о поражении, мы тоже пили».

После смерти Маркса, в 1883 году, Энгельс становится признанным главой международного рабочего движения. Он, по выражению Элеоноры Маркс-Эвелинг, «…дирижирует оркестром, и он все так же скромен, непритязателен и прост…». А Энгельс скажет о себе:

«Такова уж моя судьба, что мне приходится пожинать ту славу и тот почет, семена которых посеял человек, более великий, чем я, – Карл Маркс. Я же могу лишь торжественно обещать провести остаток своей жизни в активном служении пролетариату так, чтобы хотя бы в дальнейшем стать по возможности достойным оказанных мне почестей».

Маркс и Энгельс в последние годы своей жизни обратили свои взоры к России. Энгельс был в переписке со многими видными русскими социалистами: Плехановым, Засулич, Лопатиным и другими.

В беседах с русскими революционерами Энгельс отстаивал мысль о том, чтобы они не подбирали цитаты из Маркса и его трудов, а мыслили так, как мыслил бы Маркс на их месте. Он полагал, что только в этом случае слово «марксист» имеет право на существование. Энгельс был убежден в том, что грядущая революция в России сыграет большую роль в судьбах всего мирового коммунистического движения. И не ошибся в этом.

Будучи уверен в правильности выбранного пути, в великой будущности того дела, которому они с Марксом посвятили все свои силы, Энгельс имел полное основание для безмерного жизнелюбия. И, несмотря на все тяготы, жизнь Энгельса была такой же цельной и прекрасной, каким цельным и прекрасным был сам этот человек.

Главнейшим делом жизни Энгельса после смерти Маркса становится завершение второго и третьего томов «Капитала». Отложив собственную рукопись «Диалектики природы», которая так и осталась незавершенной, Энгельс взялся за рукопись своего друга. Эту грандиозную работу Энгельс закончил только за несколько месяцев до своей смерти; но завершил ее со всем тщанием, скрупулезностью и совершенством, которые его всегда отличали.

Грандиозное здание «Капитала» – это, таким образом, подвиг двух гениев. Человечество не знало еще произведения такой духовной мощи, оказавшего столь большое воздействие на все его дальнейшие судьбы.

* * *

Теперь, после того как мы знаем, как и в каких условиях создавался «Капитал», обратимся к самой этой удивительной книге. Оставляя в стороне собственно экономические проблемы, попробуем взглянуть на нее как на произведение, наиболее полно воплотившее новое, подлинно научное мировоззрение, философию диалектического и исторического материализма.