ГЛАВА ВТОРАЯ. РАЗРАБОТКА ЛЕНИНЫМ ДИАЛЕКТИКИ КАК ЛОГИКИ И ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ВТОРАЯ.

РАЗРАБОТКА ЛЕНИНЫМ ДИАЛЕКТИКИ КАК ЛОГИКИ И ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ

Внутренняя логика развития теории диалектики объясняется движением теоретической системы марксизма в целом, органически связанной как теория освободительного движения пролетариата с его революционной практикой. В развитии материалистической диалектики исключительное значение имеет важнейшее ленинское положение о единстве (совпадении) диалектики, логики и теории познания, что находит свое обоснование прежде всего в исторических судьбах марксизма.

Общий тезис о том, что Маркс и Энгельс обращали – в силу исторических обстоятельств – основное внимание в философии на диалектико-материалистическое понимание истории, а Ленину – в определенный период его деятельности – пришлось в значительной мере сконцентрировать свое внимание на теории познания, имеет прямое отношение к проблеме совпадения диалектики, логики и теории познания. Для того чтобы вполне понять, почему Ленин с такой силой и определенностью развил в «Философских тетрадях» указанный принцип совпадения, следует учитывать ту конкретную атмосферу, в которой пришлось работать Ленину над этими вопросами.

Вскрывая порочность общих теоретических устоев, обусловивших постановку проблем философии в период после смерти Энгельса теоретиками II Интернационала, Ленин называет эклектику и софистику. Эклектичность состояла в искусственном отрыве одних положений марксизма от других, принятии его отдельных выводов вне освоения марксизма как целостной теоретической системы. В частности, принимались концепция материалистического понимания истории и экономическая теория. Но поразительным было то единодушие, с которым была отвергнута диалектика, т.е. дух, стиль, способ мышления марксизма, его революционно-критическая ориентация, среди самых различных кругов, принявших всуе марксизм. Может быть, с наибольшей откровенностью внутри социал-демократического движения высказался Э. Бернштейн, квалифицировав диалектику как «предательский элемент» в марксизме (44, стр. 38). Вполне понятно также, почему он считал необходимым дополнить марксизм «философским», «гносеологическим» обоснованием. Одновременно им выдвигается положение о том, что диалектика годится лишь для философии, признающей идеальность пространства и времени. Бернштейн прямо писал, что материалистическое понимание истории есть экономическое, «а не материалистическое в философском смысле этого слова» (45, стр. 14).

Материалистическое понимание истории, связанное с признанием решающей роли «экономической струны», якобы обнаруживало свою недостаточность при объяснении внешних идеальных побуждений и их роли в истории. Но суть дела состоит как раз в том, что материалистическое понимание истории, как это специально обосновано Лениным в труде «Материализм и эмпириокритицизм», связано с определенной гносеологией, разрешающей вопрос об отношении мышления и бытия в диалектическом духе, и является неполным, ограниченным без этой гносеологии. А с другой стороны, гносеология сама должна строиться историко-материалистически, а именно познание и все так называемые высшие идеальные побуждения следует понимать как имеющие общественно-исторический характер.

Материалистический подход к истории, отказ от морализирования, стремление выявить действительные закономерности исторического процесса, его объективный ход трактуются вульгаризаторами марксизма как фатализм, натурализм, превращение исторической науки в разновидность естественнонаучного знания. Но марксизм, выявляя материальное основание общественной жизни, настаивает на конкретности ее как определенной системы, являющейся результатом деятельности общественного человека. Раскрытие объективных закономерностей в ходе развития истории вовсе не означает отрицания роли человеческой деятельности, не означает теории «железной необходимости», понимания экономических законов в качестве действующих якобы помимо людей, их воли и сознания, в духе Зомбарта.

Вульгаризированное представление о роли «экономического фактора» необходимо дополнялось, например Бернштейном, тезисом о «самостоятельности» политических и идеологических «факторов», о роли этического «долженствования».

Цели и смысл той критики, которой подвергалось учение Маркса, обнажаются при анализе практически-политической позиции его «критиков». Выводам Маркса об исторической тенденции капиталистического способа производства, о концентрации капитала, разложении мелкотоварного производства и т.д. были противопоставлены «эмпирический материал» из практики акционерных компаний, ссылка на те особенности, которые капитализм начал приобретать в начале XX в., как якобы доказательство несостоятельности самого марксистского способа подхода к общественным явлениям. Ревизионисты в силу эклектичности и неспособности справиться с фактами новейшей стадии в развитии капитализма все больше скатывались к отказу от революционных принципов марксизма.

К. Каутский, бывший в известный период своей деятельности марксистом, выступал против кантианства Э. Бернштейна, но не смог понять гносеологической основы материалистического понимания истории – диалектики. В своей работе «О материалистическом понимании истории», правильно отстаивая основные положения этого понимания, он в то же время обнаруживает ограниченность, которая вытекает из указанного выше обстоятельства. Теория марксизма, по его мнению, претендует лишь на анализ тех изменений, которые происходят в сфере духовных влияний, показывая их соответствие, параллелизм изменениям, происходящим в экономических отношениях (см. 170, стр. 11, 53). Но форма и способ воспроизводства общественно-исторической действительности в том или ином явлении «духа» принципиально остаются-де вне компетенции марксистской методологии. Для Ленина же решающим является не доказательство того, что известное духовное явление отражает действительность, а его конкретное своеобразие, диалектика процесса отражения. Игнорирование этой диалектики ведет к тому, что общественная жизнь сама понимается не диалектически. Это отчетливо проявляется в методе объяснения исторических явлений, который состоит, по мнению Каутского, в свед?нии всех сторон общественной жизни к экономическим условиям, в то время как на самом деле метод Маркса раскрывает диалектику взаимосвязи и развития целого, выведения всех его сторон из единого основания в их своеобразии и противоречивости. Но именно свед?ние, не позволяя понять роли идей в общественном развитии, подводит к тезису о равноценной роли человеческого духа и экономических условий в общественном развитии, умаляя значение чувственно-предметной деятельности.

Критика теории Маркса к концу XIX в. претерпела существенные изменения. Характер этих изменений Ленин рельефно выразил в положении: диалектика истории такова, что заставляет врагов марксизма – под влиянием его растущего авторитета – надевать на себя одежду марксистов. Опасность состояла в том, что эта буржуазная критика дополнялась критикой ревизионистского течения внутри социал-демократического движения. Вслед за буржуазными профессорами, провозгласившими лозунг «назад к Канту», ревизионисты требовали «дополнения» марксизма неокантианством. Именно конечные выводы кантианства, его вульгарная сторона – преклонение перед непосредственной очевидностью – как нельзя лучше отвечали «позитивному» утверждению существующего.

В той форме, в которой учение марксизма «принималось» образованной публикой и в которой оно подвергалось критике, выделились две особенности, касающиеся и сути диалектики Маркса. Первая из них состояла в игнорировании теоретической системы как целого, определяя ложное понимание или незнание как тех частей теории, которые отбрасываются, так и тех, которые принимаются. И второе: смешение содержания теории марксизма с другими теориями и направлениями, получившими распространение во второй половине XIX в., в частности с эволюционизмом в духе не только Дарвина, но и Спенсера и т.д. Тем самым отрицалась революционная природа теории марксизма[5].

В России после выхода в свет первого тома «Капитала» экономическое учение Маркса проникло на профессорскую кафедру. Но даже такой экономист, как Н.И. Зибер, глубоко освоивший «Капитал», негативно отнесся к диалектике, считая ее приемлемой лишь в качестве своеобразной формы метода теории эволюции.

Представители «легального» марксизма (П. Струве, Туган-Барановский), на первых порах ограничившиеся утверждением об отсутствии в марксизме философского обоснования, по мере роста рабочего движения перешли прямо на позиции идеализма. И для них постепенность, отсутствие взаимного превращения противоположностей есть незыблемый теоретико-познавательный постулат, нарушаемый марксизмом.

В пропаганде, обосновании и изложении всех сторон теории марксизма, в том числе и его философии, большую роль сыграл Г.В. Плеханов, внесший немалый вклад в развитие ряда вопросов марксистской философии. Но в теории диалектики им было сделано крайне мало.

Такова кратко совокупность обстоятельств, определивших глубокий интерес именно к диалектике, в разработке которой и применении к политической экономии, к учению социализма, к определению стратегии и тактики рабочего класса Ленин видел важнейшее приобретение марксизма.

С самого начала своей теоретической и практической деятельности в качестве марксиста Ленин обращал особенное внимание на дух, суть марксизма, на «драгоценные приемы» исследования, диалектику. Среди теоретиков II Интернационала было хорошим тоном противопоставлять серьезность, основательность занятий Маркса в области политической экономии «легковесности» и «самообману», «недостаточной критичности» его мышления в философии, теории познания. Но действительно критическое и революционное содержание «Капитала» не может быть правильно понято вне его мировоззренческих и методологических предпосылок, вне диалектики, связанной преемственно с «Логикой» Гегеля. В этом свете ясной становится категоричность ленинского афоризма: «Нельзя вполне понять „Капитала“ Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса ? века спустя!!» (2, т. 29, стр. 162).

В своем главном философском труде «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин определил своеобразие тех задач, которые поставила новая историческая эпоха перед марксистами в области философии. Если Маркс и Энгельс, как уже отмечалось, в силу полемики с историческим идеализмом и необходимостью освоения для материализма новой сферы главное внимание обратили на проблемы диалектико-материалистического понимания истории, то в новых исторических условиях борьбы буржуазной философии против марксизма, в условиях начавшейся научной революции особую важность приобрели проблемы теории познания. Углубленная разработка вопросов диалектики, применение диалектики к пониманию процесса отражения нашли специальное выражение в «Философских тетрадях», представляющих собой в этом плане развитие идей, данных Лениным в работе «Материализм и эмпириокритицизм».

Если Ленин говорит об особой важности разработки проблем гносеологии в начале XX в., то это не значит, что марксистская философия исчерпывается постановкой сугубо теоретико-познавательных вопросов в кантианском духе. Марксизм категорически отвергает кантианское понимание гносеологии как узкое, одностороннее, ложное, поскольку оно рассматривает познание как нечто замкнутое в сфере субъективного сознания. С марксистской точки зрения теория познания открыта в универсальную сферу объективного мира, законы которого и воспроизводятся в теории познания. В свете этого становится понятным, почему Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» все основные проблемы и понятия философии диалектического материализма рассматривал также как гносеологические. Лишь завзятый догматик мог бы обвинить Ленина на этом основании в гносеологизме, ибо весь комплекс гносеологических проблем Ленин рассматривает в неразрывном единстве с диалектико-материалистическим пониманием всех проблем бытия, всего окружающего нас материального мира.

Теорией познания в специально научном смысле является и психологическое учение об умственном развитии индивида, и физиология органов чувств, и даже лингвистика. К теории познания в широком смысле слова эти дисциплины, несомненно, относятся. Но теория, раскрывающая, каким образом, при каких условиях достигается объективно-истинное познание, соответствующее объективным закономерностям действительности, какова логика процесса познания, т.е. теория, изучающая универсальные законы развития действительности и воспроизводящего его мышления, является философской теорией познания, совпадающей в марксизме с диалектикой.

Развитие естествознания, существенно изменившее теоретическое отношение человека к природе, и развитие капиталистического общества, в котором произошли существенные изменения в отношениях людей друг к другу, требовали углубленной разработки, развития, уточнения понятий марксизма, дабы они стали адекватными изменившейся общественно-исторической действительности, ибо «жизнь» понятий состоит лишь в их изменчивости; пытаться сохранить их аутентичность вне развития, вне соприкосновения с действительностью – значит изменить диалектике и следовать лишь догматически усвоенным схемам, под которые можно подогнать «все что угодно», т.е. впасть в произвол и субъективизм.

Развитие и совершенствование диалектического метода мышления проводились Лениным в связи с применением теории диалектики к анализу развития науки, закономерностей познания и революционного преобразования действительности. Теория диалектики сама является моментом совокупного движения теоретической системы марксизма в целом, в свою очередь как бы «подключенной» к практике революционного движения.

Большое место в теоретических исследованиях проблем диалектики в этот период занимает у Ленина изучение наследия Гегеля, к которому он обращался неоднократно и в других своих трудах, таких, как «Три источника и три составных части марксизма», «Карл Маркс», «О значении воинствующего материализма» и т.п. В «Философских тетрадях» Ленин находит возможным вновь – и для более глубокого освоения диалектики Маркса, и для дальнейшей разработки ее теории – обратиться к наследию Гегеля, к его «Лекциям по истории философии», к «Науке логики».

Напомним важное ленинское положение: «Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма… (это… суть дела)» (2, т. 29, стр. 321). Смысл ленинской концепции совпадения диалектики, логики и теории познания выявляется лишь при учете того, что она является обобщением истории диалектики с позиций марксизма и обогащением теории марксизма в свете итогов истории научного познания.

Принципы, определяющие достижения гегелевской диалектики, включают идеи общественно-исторической природы субъекта познания, «идеи добра, действования», т.е. практики, историзма, основанного на этой практике. Эти принципы в той или иной мере были проанализированы уже Марксом. Ленин обращает внимание на их значение для теории познания, для изучения логики развития человеческого значения [так в книге; может быть, знания? – Изд.], для Логики с большой буквы.

Специфической формой, в которой в «Науке логики» проявляется обнаруженная Гегелем связь логики и диалектики, является взаимосвязь метода и содержания логической науки. Философия, по мнению Гегеля, должна иметь собственный, имманентный ее содержанию метод. Попытку теоретической разработки особого метода философии, отличного от методов частных наук и имеющего значение всеобщего метода научного познания, Ленин оценивал как заслугу Гегеля. Логика, в представлении Гегеля, есть не что иное, как изображение метода во всей его всеобщности, как абсолютного и универсального.

Специфика подлинной логики, по мнению Гегеля, состоит в том, что обоснование ее предпосылок и метода должно протекать внутри нее или, вернее, логика должна быть по своему содержанию познанием своих предпосылок и их обоснованием. То, что входит в состав обычной логики, с точки зрения Гегеля, является лишь частью содержания логической науки и получает обоснование в ее пределах: так называемые законы мышления – в объективной логике, все остальное – в субъективной логике. «Если логика, – верно замечает Гегель, – должна требовать, чтобы давались доказательства, и если она хочет нас научить, как доказывать, то она ведь прежде всего должна быть способной доказывать свое особое, ей лишь присущее содержание, должна была бы быть способной усмотреть необходимость этого содержания» (87, т. I, стр. 88). Категории и формы мышления должны быть выведены, раскрыты в их переходах, взаимосвязи, развитии. В логике, по мнению Гегеля, объект и способ его исследования не отличны друг от друга; способ исследования есть развитие и развертывание самой природы объекта. Недостаток прежней логики, в том числе и кантовской, Гегель усматривает в том, что она ограничивалась описанием и внешней связью обнаруживаемых в речи форм мышления, поэтому-то она и проходила мимо предметного содержания мышления. Надо вдохнуть жизнь в мертвые формы. А это можно сделать только посредством диалектики.

В диалектике как ритме и методе логического поступательного движения содержание логики развертывается в объективно-доказательную систему, а не просто совокупность уверений. Важен путь, движение; по Ленину, «гвоздь» в этом, а не в конечном итоге, данном заранее в начале. Развитие логики как содержательной науки достигается благодаря осознанию диалектической природы процесса мышления, его объективной структуры. Именно совпадение диалектики и логики лишает последнюю формального характера. И ее предметом оказываются не пустые формы мысли без предмета и не вещи сами по себе, а их суть, всеобщее в них. Но всеобщее в вещах не есть понятие, являющееся чем-то первичным. Если, например, роза определяется как растение, то «быть растением» равносильно для Гегеля понятию растения. Отбрасывая идеалистические наслоения, Ленин расшифровывает правильную мысль, скрытую в фундаменте гегелевских рассуждений. «Не вещи, а суть вещей», пишет Гегель, составляет содержание логики. Ленин поясняет: это значит, что логика изучает всеобщее в вещах, закономерности их движения, образующие содержание логики мышления. Для правильного понимания позиции Гегеля в вопросе о предмете и содержании логики и ее разумного смысла определяющее значение имеют два указания Ленина. Выписывая гегелевское определение логики как содержательной науки, Ленин отмечает: «Гегель… требует логики, в коей формы были бы gehaltvolle Formen[6], формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с содержанием» (2, т. 29, стр. 84). Не останавливаясь на этом, Ленин продолжает мысль, высказывая развернутое суждение о логике как науке, которое должно быть ведущим в понимании уже самого Ленина, а не Гегеля. Освоение диалектики Гегеля лишь как отправного пункта построения теории диалектики составляет суть ленинского подхода, который, как говорилось в начале главы, и является темой нашего исследования. «Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития „всех материальных, природных и духовных вещей“, – пишет Ленин, добавляя ко взятым в кавычки словам, воспроизводящим слова Гегеля, чисто марксистское пояснение, – т.е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т.е. итог, сумма, вывод истории познания мира» (2, т. 29, стр. 84). Акцент делается на резюмирование в логике истории познания.

Гегелевское положение о логике как теории процесса познания истины было новым словом в истории логики. Оно неразрывно связано с признанием в философии Гегеля тождества учения о бытии и учения о познании, одинаково диалектических по своему содержанию. Настаивание на действительности, объективности мышления подчас вплотную подводит Гегеля к диалектическому материализму: надо только отсечь «идеалистическую косу», говорил Ленин еще в «Материализме и эмпириокритицизме», т.е. представление о мышлении вне, помимо и до реальной действительности. Но идеализм не остается лишь простой добавкой к «рациональному зерну», он, проникая в содержание логики, искажает, деформирует его. В особенности это сказывается на полностью противоречащем принципу развития признании некоей раз навсегда данной божественной истины, временной реализацией которой оказывается действительный процесс развития человечества, завершающийся с ее познанием. Идеализм определяет схематизм, условность, мистику и (иногда) просто игру слов в обосновании связи понятий, их переходов. Именно мистика и чисто словесные объяснения возмущали противников Гегеля. Но отбрасывать его логику на этом основании нельзя. «Логику Гегеля, – говорит Ленин, – нельзя применять в данном ее виде; нельзя брать как данное. Из нее надо выбрать логические (гносеологические) оттенки, очистив от Ideenmystik: это еще большая работа» (2, т. 29, стр. 238). Принципиальное извращение соотношения бытия и познания не позволило Гегелю развить диалектику адекватно, научным образом. Поэтому Ленин говорит: «Гегель гениально угадал в смене, взаимозависимости всех понятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое, в вечной смене, движении понятий ИМЕННО ТАКОЕ ОТНОШЕНИЕ ВЕЩЕЙ, ПРИРОДЫ». Но «именно угадал, не больше» (2, т. 29, стр. 179).

Для Гегеля диалектика мышления есть единственная и подлинная диалектика. Марксизм же раскрыл существо диалектики мышления, увидел в ней отражение действительности. Объективность логического состоит в том, что оно адекватно объекту. По Гегелю, истинность не есть характеристика воспроизведения конкретной структуры объекта в познании, а характеристика самого знания до и помимо материальной реальности.

Отсюда то смещение перспективы, благодаря которому читатель гегелевской логики чувствует себя сдвинутым в какое-то новое измерение, в мир теней, притязающих на полноправную реальность. Гегель сам сознается в одном месте, что его логика есть мистика. Его интерпретация логики связана действительно с мистификацией реальных отношений материальных и духовных форм, присущей всякому идеализму.

Поскольку все реальные области для Гегеля являются лишь приложениями логики, постольку он отрицает реальные содержания. Материальный мир для него лишь видимость. Понятие логического и весь ход его развертывания, по мнению Гегеля, убеждает в том, что всякое содержание имеет истину в абсолютно чистой форме – в чистой мысли. «…Вместо того, чтобы можно было считать, что некоторый данный объект есть основа, по отношению к которой абсолютная форма занимает положение только внешнего и случайного определения, последняя, напротив, оказалась абсолютной основой и окончательной истиной» (87, т. VI, стр. 298). Содержание заменяется мертвой, пустой формой, которая и выдается за полное конкретности содержание. С гегелевских позиций формализм в логике непреодолим, так как отрицается источник содержательного научного знания – конкретность и диалектическая природа предметной реальности.

У Гегеля Ленин отмечает «дань» формальной логике, непосредственно связывая это обстоятельство с присущим философии Гегеля мистицизмом, идеализмом. И это глубоко верно подмечено. Именно в силу идеализма Гегель исходит из «чистого» мышления, как такового, вне переработки данных чувственного созерцания и наблюдения, вне чувственно-предметного соприкосновения с действительностью. Мышление как общественно-историческая способность, развивающаяся в суровом опыте истории, классовой борьбы и т.д., понимается лишь как «воплощение» другого, «абсолютного» мышления, о котором Маркс совершенно определенно сказал, что оно является не чем иным, как пустой абстракцией. По сути дела мышление вырывается из связей с жизнью, с практикой, с природным целым, внутри которого оно вызревает и формой самосознания которого является. Естественно, при таком подходе Гегель невольно – в силу раз принятой и проводимой точки зрения – должен отдавать дань формализму.

Вопреки его собственной борьбе против формалистического понимания логики мертвый идеализм цепко захватил живое стремление к конкретному. Предмет для него не есть конкретно-чувственный предмет, а лишь мысль о предмете, из которой сам предмет элиминируется, так что остается лишь одна форма.

Подлинно научная диалектика по самой своей сути конкретна и потому совместима лишь с материализмом. В той позитивной разработке, которую получила теория диалектики в «Философских тетрадях», Ленин постоянно обращается к логике «Капитала», рассматривая ее как базу для создания Логики марксизма с большой буквы. «Если Marx не оставил „Логики“ (с большой буквы), то он оставил логику „Капитала“, и это следовало бы сугубо использовать по данному вопросу» (2, т. 29, стр. 301).

Отмечая, что диалектика буржуазного общества, конечно, есть частный случай диалектики, Ленин в то же время расценивает метод изучения Маркса как образец для понимания диалектики вообще, воплощение черт всеобщей диалектики.

Второй аспект, в котором выделяется значение логики «Капитала», состоит в сопоставлении диалектики Гегеля с диалектикой Маркса, в выделении той роли, которую сыграла «Логика» Гегеля в выработке логики «Капитала», в подчеркивании той принципиальной противоположности, которая существует между идеалистической диалектикой Гегеля и материалистической диалектикой Маркса.

И наконец, третье, Ленин дает конкретные указания для прослеживания логики «Капитала», истории капитализма и анализа «понятий, резюмирующих ее» (2, т. 29, стр. 301), в которых рассматривается общий ход всего человеческого познания, впервые в какой-то мере уловленный в последовательности категорий «Логики» Гегеля. Симптоматично, что указание на логическую, категориальную структуру познания дается в связи с «Планом диалектики (логики) Гегеля». Здесь же Ленин отмечает те конкретные пути, по которым должно идти изучение логики «Капитала»: выделение исходного «начала», непосредственного «бытия», товара: «Анализ его как отношения социального», дедукция и индукция, логическое и историческое как средства анализа; привлечение практики «в каждом шаге анализа» (2, т. 29, стр. 301 – 302); выявление категорий сущности и явления в сопротивлении стоимости и цены, заработной платы и цены рабочей силы и т.д.

Ход изложения Марксовой мысли, по форме строго дедуктивный, дал в свое время повод к обвинению Маркса в «метафизике», в «спекуляциях». Неосновательность этого упрека доказал еще один из первых русских ученых, понявших глубоко «Капитал», Н.И. Зибер, обративший чуть ли не впервые внимание на методологические приемы научных построений Маркса. Он доказывает, что все научное построение Маркса развивается путем имманентного рассмотрения данной общественной организации, в которой реальные феномены отличаются от фиктивных, от фетишизированных форм представлений. Это можно продемонстрировать и на анализе форм развития обмена и возникновения денежного обмена, который Маркс раскрывает как постепенный и бессознательный исторический процесс развития, не только никем не вводимый, но и непонятый до последнего времени в своем истинном смысле. Или возьмем кредит. Ранее пытались объяснить его чисто субъективными мотивами – «доверием», «расположением», «надежностью». Маркс же показывает, как данное явление вплетено в ткань общественных форм, ни разу не прибегая к субъективному объяснению. И в этой области, как и в других, он поэтому «дает гораздо более, чем все другие экономисты настоящего столетия, взятые вместе» (137, стр. 408).

Превосходство метода Маркса состоит в систематическом проведении позиции общественного целого как конкретной системы. Это уже четко обозначается в «клеточке» системы – анализе товарного обмена. Принятый Марксом порядок изложения и изучения капиталистической формации с анализа товара и простого товарного обмена раскрывает соединение разрозненных хозяйств в общественное целое, благодаря чему обеспечивается «наиболее ясное понимание народнохозяйственного целого и взаимной зависимости частей его» (137, стр. 3).

Для того чтобы вполне оценить значение логики «Капитала», надо четко представить связь конкретно-научного и философского знаний в их построении, структуре и сущности. Не только политэкономическое понимание труда как субстанции стоимости, т.е. вещных отношений людей, но и философское понимание труда как практики, как утверждения и самоутверждения человека, развертывания всех его способностей, точка зрения общественного, т.е. коммунистически ориентированного, человека на человеческую культуру и природу составляют направляющие принципы мышления автора «Капитала».

Последовательно материалистическая и вместе с тем диалектическая точка зрения Маркса состоит в рассмотрении общественного целого как развивающейся системы. Этим определяется и логика его мысли, способ ее расчленения и развертывания при рассмотрении им капиталистической общественно-экономической формации.

В отличие от Фейербаха, для которого важно аналитическое свед?ние различных явлений к общей основе, единству, Маркс устремляет свой интерес на изучение того, как в ходе действительного процесса развития «выводятся» одни явления из других. Общее выступает как характеристика черт, свойственных всем стадиям процесса развития, как сохраняющаяся субстанция и в то же время как характеристика вполне конкретного, частного, генетически исходного состояния, которое усложняется, преобразуется в дальнейшем и к которому несводимы последующие фазы развития. В этом свете восхождение от абстрактного, одностороннего к конкретному, целому представляется как восхождение от простого к сложному, как логическое воспроизведение исторического генезиса форм данного явления, но только освобожденное от зигзагов и случайностей исторического развития. Метод Маркса позволяет представить ту или иную общественно-экономическую формацию как живой, функционирующий организм.

Из понимания общественного целого как органической системы вытекает методология, в корне противоположная механистическому способу мышления, вырывающему отдельные факты из их живой связи и единства.

Маркс ставит своей задачей раскрыть капиталистический способ производства в его функционировании, в собственном развертывании его через внутренние противоречия, т.е. как нечто развивающееся и, следовательно, преходящее. Поэтому исследование должно начинаться с освоения материала и затем давать идеальное изображение действительного движения.

Исследование не может ограничиться чувственно-данной нерасчлененной конкретностью, которая выступает лишь как непонятное, неосмысленное целое. Маркс в «Капитале» исходит из того всеобщего, основного отношения, которое образует предпосылку капитала и воспроизводится в дальнейшем как всеобщее отношение капиталистического производства, его экономическая клеточка – из товара. Товарное производство – историческая предпосылка и исходный пункт капитала. Это – гениальное решение задачи: найти, вычленить исходное отношение, из которого «выводится» вся система положений данной науки.

Ленин подчеркивает значение принципа противоречия как источника развития в «Капитале», и особенно в первой его главе: «У Маркса в „Капитале“ сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, самое обыденное, миллиарды раз встречающееся, отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой „клеточке“ буржуазного общества) все противоречия (respective зародыши всех противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в ?[7] его отдельных частей, от его начала до его конца» (2, т. 29, стр. 318).

Ленин постоянно сопоставляет абстрактно-спекулятивный ход мысли и развития категорий Гегеля и конкретно-диалектический, вскрывающий закономерности развития капиталистической формации ход мысли Маркса. Конкретность есть прежде всего конкретность предмета и затем уже логическая характеристика знания о нем. Явление и сущность – характеристики объекта и ступеньки его познания. Качество, количество, мера, тождество, различие и т.д. есть характеристики реального объекта – товара, стоимости, прибавочной стоимости, капитала. Маркс раскрыл на примере политической экономии рациональный смысл гегелевской субординации категорий, заключающийся в том, что она (субординация) обобщает ход человеческого познания, совпадающий с законами мышления. Но если для Гегеля развитие от бытия к сущности есть «самодвижение понятия», то для Маркса это познание исторического, действительно совершающегося процесса. Притом на каждом шагу в исследование включаются в переработанном виде данные наглядного созерцания, факты. Каждый шаг исследования проверяется практически осуществлявшимся движением.

Понимание диалектики как логики и теории познания было по сути дела позицией Маркса и Энгельса, но Ленин развернул и теоретически раскрыл это понимание. Поэтому положение о совпадении диалектики, логики и теории познания составляет вывод из всей истории диалектики и в то же время вывод из развития ее в самой марксистской философии.

Смысл этого положения заключается в преодолении обособления учения о бытии от учения о познании и логики, в утверждении диалектики как единой философской науки, которая изучает выявляемую в ходе исторического развития знания объективную диалектику вещей, составляющую содержание логики мышления.

Этим определяются единство и совпадение по содержанию законов объективного мира и законов познающего мышления. В законах науки нет никакого иного содержания, кроме содержания реальной действительности, содержания ее объективных законов, выражающих ее сущность. Законы мышления, формулируемые в активной деятельности познающего субъекта, есть не что иное, как переработанные в человеческой голове законы самого материального мира. Но вместе с тем совпадение содержания законов мышления и бытия есть их глубокое, внутреннее единство, но не тождество. В законах мышления отражаются закономерности бытия, материального мира, всегда остающиеся первичными по отношению к мышлению и всем его формам.

Подмена понятия единство понятием тождество было подвергнуто решительной критике Лениным. Вскрывал смешение этих понятий Богдановым, он отмечал: «Общественное бытие и общественное сознание не тождественны, – совершенно точно так же, как не тождественно бытие вообще и сознание вообще. Из того, что люди, вступая в общение, вступают в него, как сознательные существа, никоим образом не следует, чтобы общественное сознание было тождественно общественному бытию» (2, т. 18, стр. 343).

Возникновение и все последующее развитие мыслительных форм происходит на основе общественно-трудовой деятельности человека. Специфика труда и всей чувственно-предметной деятельности, возникающей на его базе, состоит в том, что в нем процесс обмена веществ с природой совершается опосредованно, через торможение непосредственных, инстинктивно-эмоциональных реакций, через подчинение способа деятельности природе объекта. В труде осуществляется единство практического и теоретического отношения человека к действительности, переход «логики» бытия в логику познания. «Деятельность человека, составившего себе объективную картину мира, изменяет внешнюю действительность, уничтожает ее определенность (= меняет те или иные ее стороны, качества) и таким образом отнимает у нее черты кажимости, внешности и ничтожности, делает ее само-в-себе и само-для-себя сущей (= объективно истинной)» (2, т. 29, стр. 199).

В противовес созерцательному материализму, понимавшему познание как пассивный, зеркально-мертвый акт, Ленин показывает, что знание детерминируется не только решающим воздействием объективных социально-исторических факторов, но и в значительной мере внутренними, имманентными, собственными закономерностями. Последние представляют «накопленный опыт», воспроизведение сущности и закономерностей развития объективного мира, освоения их в ходе чувственно-предметного преобразования мира. При этом человеческое познание определяется данными причинами не только по содержанию, но и по форме, по логической структуре и организации процесса познания.

Исходным для понимания внутренней диалектики процесса познания, его активности, производной от практики, является раскрытие взаимоотношения субъекта и объекта, занимающее принципиально важное место в системе ленинской разработки диалектики как логики и теории познания.

Ленин подчеркивает, что активность познающего субъекта выражается не только в том, что само воздействие объекта на субъект осуществляется в процессе общественно-исторической практики, но и в том, что отражение, идеальное воспроизведение объекта является творческой познавательной деятельностью. Объект дан познающему человеку уже в его ощущениях (см. 2, т. 18, стр. 130 – 131). Вместе с тем он выступает на этой стадии познания как бы в скрытой невыявленной, непроанализированной форме. Поэтому адекватное воспроизведение объекта в мышлении предполагает преобразование исходных данных познания, а идеальное воссоздание объекта выступает как результат применения субъектом определенных способов познавательной деятельности, логических операций.

«Мышление, восходя от конкретного к абстрактному, – писал Ленин, – не отходит – если оно правильное… от истины, а подходит к ней» (2, т. 29, стр. 152).

Важно подчеркнуть, что использование субъектом логических операций не означает творения, «построения» объекта, как считали кантианцы, содержание познавательных операций черпается не из глубин субъекта, а определяется объектом. Вырабатываемое субъектом знание постоянно соотносится с объектом, проверяется через материальную практическую деятельность (опыт, эксперимент). Движение познания от исходных чувственных данных к идеальному воссозданию объекта в виде системы понятий, от эмпирического уровня знания к теоретическому уровню не означает «отхода» от объекта, а выступает как движение по «слоям» самого объекта – от поверхностных к более глубоким.

Процесс познания с самых начальных этапов «нацелен» на объект, подчеркивает Ленин. Вместе с тем движение познания в глубь объекта можно трактовать как движение от субъективной идеи к объективной истине: «От субъективной идеи человек идет к объективной истине через „практику“ (и технику)» (2, т. 29, стр. 183).

Под субъективной идеей, субъективным знанием Ленин понимает в данном случае не «чистое самосознание», оторванное от реального мира, и не плод капризной фантазии субъекта, которая проецируется на реальный мир. Раскрывая диалектику субъективного и объективного, их взаимопереходы, Ленин под субъективной идеей имеет в виду такое знание, содержание которого определено объектом, но в котором объективные отношения между элементами содержания не выявлены достаточно полно, всесторонне. Все более всестороннее познание отношений объекта является бесконечным процессом. Движение познания характеризуется повышением степени объективности знания.

В то время как метафизическая мысль абсолютно противопоставляет субъект и объект, субъективное и объективное, Ленин раскрывает диалектическую относительность этой противоположности. Диалектика и в данном случает выступает как самая гибкая и точная теория познания. «Различие субъективного от объективного есть, – указывает В.И. Ленин, – НО И ОНО ИМЕЕТ СВОИ ГРАНИЦЫ» (2, т. 29, стр. 90).

«Логические понятия субъективны, пока остаются „абстрактными“, в своей абстрактной форме, но в то же время выражают и вещи в себе… Человеческие понятия субъективны в своей абстрактности, оторванности, но объективны в целом, в процессе, в итоге, в тенденции, в источнике» (2, т. 29, стр. 190).

Развитие познания сопровождается обнаружением субъективных моментов в тех представлениях, которые до определенного времени могли приниматься в качестве абсолютно адекватных объекту (и содержание которых могло отождествляться с содержанием самого объекта). Реакция метафизического мышления на такого рода явления нередко выражается в догматическом отождествлении нового понимания с сущностью объекта самого по себе и низведении старого, менее адекватного представления об объекте на положение чистой субъективности. Ленинское понимание диалектики субъективного и объективного обнаруживает сегодня исключительную методологическую значимость, особенно в связи с теми дискуссиями, которые ведутся за рубежом вокруг логического позитивизма, который, являясь прямым наследником махизма, претендовал на роль философии современной науки. Ленинское понимание этой диалектики имеет прямое отношение и к спорам вокруг философского истолкования квантовой механики. Как известно, в квантовой механике показано, что описание изучаемых этой наукой процессов при помощи понятий классической физики не раскрывает специфику ее объекта, в частности не позволяет отделить изучаемый объект от прибора, посредством которого он исследуется (при применении классических понятий экспериментальная ситуация в микромире характеризуется в целом посредством так называемых «дополнительных» описаний). Данный факт был истолкован идеалистически настроенными физиками и философами как обнаружение принципиального субъективизма квантомеханического описания, как невозможность познать объект квантовой механики сам по себе.

Подобное толкование исходит из двух ошибочных предпосылок: во-первых, оно неправомерно отождествляет макроприбор с познающим субъектом, в то время как прибор является физическим телом и результаты его воздействия с другими телами носят объективный характер; во-вторых, это толкование недооценивает значение того факта, что описание изученных квантовой механикой процессов на более глубоком теоретическом уровне, при помощи волновой функции, дает возможность выделить изучаемый объект из его окружения и детерминистически описать изменения его состояния. Разумеется, описание квантовомеханических процессов при помощи классических понятий менее адекватно, чем их описание на более глубоком познавательном уровне. Однако в данном случае речь идет не о порождении субъектом познавательного содержания, а об относительных, диалектических характеристиках знания, которое все более точно воспроизводит объект.

История диалектики, о необходимости анализа достижений которой как конструктивном способе построения теории диалектики постоянно говорил Ленин, дает как бы «пробные системы», модели, варианты диалектического подхода к действительности, которые имеют аналогии в современной науке. Так что обращение к методологическим вопросам современной науки вытекает из самого духа ленинских рассуждений о теоретическом значении истории диалектики.

Весьма важное значение для дальнейшего раскрытия диалектики субъективного и объективного имеет ленинское понимание взаимоотношения вещи и разнообразных форм ее проявления. Как известно, объект выступает перед познающим субъектом теми или иными своими сторонами, аспектами, под тем или иным «углом зрения». Вместе с тем перед научным познанием стоит задача воспроизведения свойств объекта «самого по себе», а не в его отношении к той или иной «точке зрения» субъекта.

Формулируя в «Философских тетрадях» элементы научной диалектики, В.И. Ленин в качестве первого, исходного элемента выделяет «объективность рассмотрения», поясняя свою мысль словами: «не примеры, не отступления, а вещь сама в себе» (2, т. 29, стр. 202).

По мысли Ленина, тенденция познания осмыслить реальный объект как «вещь саму в себе», независимо от той или иной субъективной перспективы выражается в стремлении понять объект как некоторое единое системное целое, как диалектическую конкретность, в стремлении связать все познанные «фрагменты» действительности (разные системы отношений, в которых выступает объект) в единую объективную систему, выступающую разными сторонами перед познающим субъектом. Осуществление указанной тенденции предполагает изучение форм взаимодействия каждого предмета с другими предметами (последнее выступает в данном случае как «условия познания» первого предмета), в том числе и с самим познающим субъектом, в той мере, в какой субъект выступает как предметное тело. Поэтому необходимым условием объективности знания становится осмысление роли субъекта в производстве знаний. Диалектика субъекта и объекта выражается, в частности, в том, что субъект вообще способен осознать себя лишь в системе объектов, т.е. либо в системе объективной взаимосвязи и взаимодействия природных физических тел, либо в системе объективированных, опредмеченных результатов своей деятельности (приборы, орудия, знаки языка и т.д.). Развитие знания, таким образом, предполагает умение субъекта рассматривать себя в качестве объекта, т.е. умение объяснить ту или иную субъективную «точку зрения» посредством «проекции» объекта на субъект; причем это объяснение дается в рамках объективной системы отношений реальности как единого системного целого, т.е. «вещи самой в себе». Таким образом, чем глубже постигается объект, чем более объективный характер носит знание, тем выше степень самосознания, т.е. осознания субъектом своего места в объективной структуре реальности.

В этой связи важно подчеркнуть, что, согласно Ленину, различные цели субъекта не творят те или иные характеристики объекта, а лишь выявляют разнообразные присущие ему аспекты. При этом субъект не только открывает разнообразные стороны объекта в практике оперирования с ним, но и относит все эти стороны к одному и тому же объекту, осознавая тем самым их внутреннюю связанность друг с другом в единой структуре.