6. К. Маркс о сущности собственности{208}
6. К. Маркс о сущности собственности{208}
На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ю. В. Андропов указал на то, что новая редакция Программы КПСС «должна глубоко и четко осветить» проблему развития форм социалистической собственности, составляющих основу производственных отношений.
Революционный переворот, совершенный К. Марксом и Ф. Энгельсом в философии, позволил поставить познание общественных явлений на научную основу. Материалистическое понимание истории стало тем фундаментом, на котором зиждется здание научного социального познания. Классики диалектико-материалистической философии дали блестящие образцы применения выработанной им методологии к анализу конкретных общественных явлений. К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин вскрыли сущность возникновения, становления, функционирования и гибели капиталистического способа производства, наметили основные тенденции и закономерности развития социализма.
Классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали, что их учение не догма, а руководство к действию, в том числе руководство и в области социального познания. Весь дух марксизма-ленинизма воззывает отказаться от такого «познания», когда законы объективной реальности «открываются» в старых и пыльных фолиантах, а не путем исследования конкретной действительности, и истинность этих законов доказывается ссылками не на реальные факты, а на авторитеты.
XXVI съезд КПСС также подтвердил это требование, призвав обществоведов отказаться от схоластического теоретизирования и доказательства уже доказанных жизнью истин{209}.
Такого развернутого определения, как для понятия «капитал», К. Маркс понятию «собственность» не оставил. Приходится поэтому собирать сложную архитектонику дефиниции собственности по крупицам, восходя постепенно от наипростейших определений к более сложным. Речь не идет о вербальном протоколе, формально фиксирующем родовые и видовые признаки. Необходимо найти понятие собственности, раскрывающее ее сущность.
Лежащее на грани обыденного сознания, первичное понимание собственности состоит в отождествлении ее с вещью. «Продукт есть собственность капиталиста»{210}, — пишет К. Маркс. Чувственно-осязаемый предмет есть чья-то собственность. Следовательно, собственность — это предмет, вещественное тело, какой-либо материальный объект. Однако абсолютизация вырванных из контекста слов К. Маркса в качестве истин последней инстанции чревато двумя отрицательными последствиями. Во-первых, отождествлять собственность с вещью — значит бросить якорь в мелководье (здравого смысла), затормозить ход познания на уровне первичных чувственных признаков. Во-вторых, марксовское понимание собственности оказывается произвольно ограниченным лишь самым абстрактным ее определением, общим представлением, с которого лишь начинается восхождение мысли К. Маркса к сущности отношений собственности.
Действительно, стоит только прочесть эти слова в контексте всей работы К. Маркса или хотя бы поднявшись на абзац выше и опустившись на полстраницы ниже, чтобы увидеть, что К. Маркс весьма далек от мысли отождествлять собственность с вещью. Это видно даже из следующего высказывания: «Продукт — собственность капиталиста — есть известная потребительная стоимость: пряжа, сапог и т. д.»{211}. Собственностью является не просто вещь и ее природные «телесные» свойства, а ее общественные параметры, в частности: потребительная стоимость. Вещь — это диагностический признак собственности, здесь лишь симптом, а не факт.
Считать вещь собственностью, точнее, понимать под категорией «собственность» вещь было бы вопиющим согрешением против истины. И нет оснований приписывать такую точку зрения К. Марксу. Да, К. Маркс пишет: «С течением времени военная и духовная знать вместе с общинной собственностью узурпировала и связанные с нею повинности. Труд свободных крестьян на их общинной земле превратился в барщинный труд на похитителей общинной земли»{212}. И, казалось бы, что речь идет об «общинной собственности», которая есть общинная земля, т. е. пусть своеобразная, но вещь. Такой эффект достигается путем отвлечения от самой сути марксизма, требующей объективности, конкретности, полноты и всесторонности анализа. К. Маркс в следующем за приведенной цитатой предложении уточняет: «Одновременно с этим развились крепостные отношения»{213}. Очевидно, что узурпация общинной собственности не ограничивается лишь узурпацией общинной земли, а — комплекс разрушительных деяний, направленных на разлом общинного способа земледелия и землевладения, есть разрушение общинных отношений земледельчества, на обломках которого строятся крепостные отношения, элементом которых является и отчуждение земли. Наивно было бы думать, если К. Маркс пишет «производство было основано на общинной собственности», то речь идет о вещи. Конечно же, нет! Общинная собственность — это, прежде всего, определенные отношения между людьми, обусловливающие их отношение к вещам, в частности, к земле. Можно считать отождествление собственности с вещью предельным упрощением, выхолащивающим всякое полезное содержание этой категории. Такое упрощенное представление превращает понятие «собственность» в простое слово обыденного сознания — этого места стока ходячих идей и предрассудков. В соответствии с таким упрощением слова К. Маркса: «…Первоначальная общая восточная собственность уже разложилась»{214}, — надо было понимать как библейских размахов гниение несметного количества вещей, включая и земли, на огромнейших просторах восточных стран.
Но отклонять не значит отрицать. Кардинальное возражение вызывают два момента. Первый: стремление догматизировать связь собственности и вещи в качестве окончательного и полного признака дефиниции собственности. Второй: попытка выдать это представление за теоретическое понимание собственности.
За «здравым смыслом» остается полное право пользоваться понятием «собственность» по своему усмотрению, однако, не навязывая свою точку зрения науке. Да и вряд ли кто осмелится сегодня всерьез на такой шаг.
Из приведенных выше высказываний К. Маркса уже явствует, что в понятие собственности включаются, не только вещи, предметы, участвующие в производстве тех или иных продуктов, но и «условия производства»{215}. А условия производства охватывают далеко не только вещные условия экономики, хозяйствования.
Если разворачивающуюся цепь рассуждений К. Маркса временно прервать на данном этапе, то начинает отчетливо вырисовываться вторая точка зрения на понимание собственности. Собственность — это уже не только вещь, но и отношение между нею и человеком, более шире — между социальным субъектом (обществом, классом, индивидом) и предметами. Однако и такая трактовка собственности, хотя она и включает «в снятом виде» первое, и более полна и конкретна, является не окончательной. Например, понятие «земельный собственник» не исчерпывается связью двух элементов: земли и ее владельца, а, прежде всего, указывает на определенную позицию владельца земли по отношению к другим людям{216}. К. Маркс говорит, что «индийские общины… покоятся на общинном владении землей»{217}, но он не утверждает, что этим исчерпывается содержание понятия «общинная собственность». «В общинах наиболее простого типа обработка земли производится совместно, и продукт делится между членами общины, тогда как прядением, ткачеством и т. д. занимаются каждая семья самостоятельно»{218}…Кроме того, глава общины, он же судья, полицейский и сборщик податей в одном лице, бухгалтер, чиновник для сопровождения и охраны иностранцев, пограничник, надсмотрщик над водоемами, календарный брамин, школьный учитель, астролог, кузнец, плотник, горшечник, цирюльник, прачечник, серебряных дел мастер, поэт — «эта дюжина лиц содержится за счет всей общины»{219}. Как видим, в определение общинной собственности входит не просто констатация факта «вещь — человек», а, прежде всего, характер регламентации отношений людей друг к другу, на поверхности которых и фигурируют отношения людей и вещей. Ф. Энгельс писал, что «…политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми…, но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи»{220}. Но проявляющуюся сторону нельзя абсолютизировать в ущерб сущности. Понимание собственности по формуле «человек — вещь» даже с уточнением, что «человек» — это социальный субъект: группа, класс, сословие, каста, народ, а «вещь» — совокупность предметов и орудий труда, не является окончательной в марксистской дефиниции собственности. Останавливаться на этом уровне понимания нельзя, ибо по К. Марксу, «оказывается… собственность для капиталиста есть право присваивать чужой неоплаченный труд или его продукт, для рабочего — невозможность присвоить себе свой собственный продукт»{221}. К. Маркс, как и Ф. Энгельс, подчеркивает, что собственность, хотя она и одета в вещную форму, есть отношение между людьми и что именно это составляет ядро ее сущностного определения. Собственность есть отношение между людьми по поводу вещей. Это понимание содержалось еще в первой приведенной цитате «продукт есть собственность капиталиста». Продукт становится собственностью постольку, поскольку это вещь, полученная в результате потребления капиталистом потребительной стоимости рабочей силы путем принуждения рабочего потреблять чуждые ему средства производства.
А средства производства являются собственностью не потому, что они вещи, при помощи которых можно что-то делать, а потому, что они — продукт, полученный вышеназванным способом. Только при понимании собственности как отношений между людьми, в зависимости от которых определяется их отношение к вещам (один, например, получает от вещей капиталистическую прибыль, а другой — стоимость своей рабочей силы), можно уяснить «антагонистический характер капиталистического накопления, а, следовательно, и отношений капиталистической собственности вообще»{222}. «Антагонизм отношений собственности» — это выражение, понятно, не может быть характеристикой схемы «человек — вещь», а тем самым становиться контраргументом против возможной точки зрения, что К. Маркс понимал под собственностью только отношение между социальным субъектом (индивидом, группой, классом и т. д.) и вещью (землей, орудиями труда и другими материальными элементами производства).
«Исходным пунктом развития, создавшего как наемного рабочего, так и капиталиста, было рабство рабочего»{223}, а не накопление вещей, хотя становление «рабства рабочего» на поверхности явлений имело вид движения (поляризации) вещей. Рабство рабочего — вот та почва, на которой возникает капиталистическая собственность. В начале XXIV главы «Капитала», которая называется «Так называемое первоначальное накопление» К. Маркс довольно едко высмеивает представление о собственности как о накопленных личным трудом вещах. Вещи не есть то, что производит прибавочную стоимость, как не являются они сами по себе, даже будучи в руках определенного человека, собственностью. Не вещь и человек образуют структуру собственности, а отношения между людьми.
Если собственность — это отношение между людьми, в зависимости от которых устанавливается их отношение к вещам (средствам и продуктам труда), то собственник — это человек, отношение которого к другим таково, что он является хозяином продукции, создаваемой в необходимое и прибавочное рабочее время, как своего труда — индивидуальный частный собственник, так и чужого — капиталист.
«Церковная собственность», «общинная собственность», «государственная собственность» и т. д. — все эти понятия говорят о том, что церковь, община, государство присваивают как необходимый, так и прибавочный продукт, который потом распределяется по определенным каналам между работниками и собственниками.
Что обозначает, например, термин «земельный собственник»? Он обозначает человека, который обрабатывает землю (или организует эти работы) и находится в таком отношении с людьми — другими участниками работ на этой земле, что может по своему усмотрению распоряжаться как продуктом, произведенным в необходимое рабочее время, так и продуктом, произведенным в прибавочное время. Если последнее у него отбирается, то он уже не является собственником. Если же он отбирает прибавочный продукт у работающих на этой земле людей, то он уже не индивидуальный частный собственник, а эксплуататор{224}. Такая связь людей и вещей определяется общественными отношениями, которые, в свою очередь, обусловлены объективными законами развития общества.
Даже в процессе превращения капиталистической частной собственности в общественную собственность обнаруживается, прежде всего, момент человеческих отношений, ибо для такого превращения «народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов»{225}.
К. Маркс неоднократно указывал, что отношение собственности это не отношение между вещью (предметами) и человеком (людьми), а главным образом отношение между людьми, между классами. Такое понимание собственности можно обнаружить и в «Немецкой идеологии», и в «Экономических рукописях 1857–1859 годов» и в «Письме П. В. Анненкову 28 декабря 1846 г.» и в других работах. Отношения между классами определяют их отношение к труду. Если это буржуазия и пролетариат, отношения которых построены на антагонизмах интересов, целей, идеалов т. д., то различны и их отношения к средствам производства, к труду и к его результатам. Капиталисты в процессе общественного производства получают прибыль, а пролетарии — заработную плату. Очевидно, что отношение между ними, отраженное в правовых нормах, определяет и их отношение к вещам. Отношение человека к вещам обязательно совершается в рамках определенных общественных отношений. К. Маркс пишет, что «ни о каком производстве, а стало быть, ни о каком обществе, не может быть и речи там, где не существует никакой формы собственности»{226}.
Собственности вне общественных отношений нет, и не может быть — таково положение марксизма.
Политическая экономия потому и политическая, что рассматривает отношения больших групп людей, а не отдельных индивидов. Следовательно, анализ собственности как категории политической экономии имманентно предполагает рассмотрение отношений классов или других больших групп людей.
Определение собственности, данное К. Марксом для капиталистического способа производства, логически прозрачно: есть класс капиталистов, есть его противоположность — класс пролетариев, отношения между ними антагонистические, от характера этих отношений зависит место каждого в производстве, в частности, отношение к труду и к его продуктам.
* * *
Попытка механического применения марксовского понимания собственности к анализу социалистических форм собственности наталкивается на определенные трудности.
Что значит «общенародная собственность»? Отношение населения нашей страны к богатству государства? Отношение людей к вещам?
Мы только что выяснили, что отношение «человек — вещь» не является отношением собственности. Эта формула отражает лишь один из снятых в более конкретной дефиниции моментов отношения собственности. Если следовать логике К. Маркса, то для того, чтобы была общенародная собственность, должны быть как минимум два народа, между которыми должны быть определенные отношения (не обязательно антагонистические, пусть дружеские, братские и т. д., но должны быть не менее, чем нужно для того, чтобы были отношения, т. е. двух), характер которых и определяло бы отношение этих народов к вещам, в частности к средствам производства, определяло бы место каждого в производстве, их отношение к труду и к его продуктам. Иначе, согласно марксовского определения, отношения собственности не получается…
Что значит «колхозно-кооперативная собственность», если нет противоположности класса колхозного крестьянства? Отношение колхозного крестьянства к богатству колхозов?
Для того, чтобы можно было говорить о «колхозно-кооперативной собственности», оставаясь в рамках марксовского понимания отношений собственности, необходимо опять-таки иметь два класса или две большие группы колхозно-кооперативных крестьян, характер отношения между которыми и определило бы их отношение к средствам производства, а тем самым и место каждого в общественном производстве…
И уж совсем непонятная форма собственности — «личная собственность». Научная скрупулезность исследователя сталкивается с альтернативой: или марксовское понимание собственности «не работает» в отрешении социалистических форм собственности, или то, что мы называем социалистической формой собственности, не есть собственность.
Эту реальную проблему невозможно не заметить. И она была обнаружена в научной политэкономии социализма, ибо упомянутую дихотомию нельзя обойти молчанием.
В литературе предлагаются различные варианты решения этой антиномии.
Самая распространенная точка зрения состоит в том, что собственность — это отношение… между человеком и вещью. Тогда все ясно и нет никаких трудностей: «личная собственность» — это отношение между индивидом и его вещами. Есть отдельный человек, есть вещи, на которые он имеет право владения. Это, мол, и есть личная собственность. А поскольку право владения закрепляется юридически, т. е. законами государства, говорят сторонники подобного взгляда, потому это отношение есть «собственность» — категория политической экономии.
«Колхозно-кооперативная собственность» аналогично личной собственности, понятой по формуле «человек — вещь (труд и предметы)», соответственно, трактуется как отношение между членами данного колхоза и теми предметами (в том числе и землей), которые юридически за этим колхозом закреплены. Здесь отношение собственности также сводится к отношению «люди — вещи».
Идентичен подход и к «общенародной собственности»: с одной стороны народ всей страны (за исключением преступников, психически больных и т. д.), с другой — все богатство нашего государства, отношение между ними и образует якобы отношение общенародной собственности. Опять та же схема «люди — вещи».
О недостаточности понимания собственности как отношения между людьми и вещами мы уже говорили, и не будем повторяться. Обратимся к другому варианту решения этой антиномии.
«С одной стороны, работники материального производства являются совладельцами общенародных средств производства как члены общества в целом, а с другой — они не являются их единственными собственниками, когда выступают как непосредственные производители материальных благ в качестве членов определенных производительных коллективов. Это позволяет разграничивать понятия «собственник средств производства», т. е. социалистическое общество в целом и «непосредственные производители материальных благ», т. е. часть этого общества. Данные субъекты производства выполняют различные функции в общественном производстве»{227}. Намеченное в этих словах направление интересно тем, что содержит попытку привести понимание социалистических форм собственности в соответствие с марксовским пониманием собственности путем выделения внутри советского народа различающихся «больших групп людей», взяв за основу выполняемые ими функции. Однако нетрудно увидеть, что такое деление для понимания отношений собственности, по меньшей мере, неубедительно. Отношение класса, в целом, к своей части не может служить основанием для определения отношений собственности. И что из того, что часть обладает (или не обладает) свойством, которое не тождественно свойству целого?! Мелкая буржуазия отличается от класса капиталистов, в целом, однако, это не служит основанием для выделения особой формы собственности.
Путь, намеченный в работе В. М. Агеева, не может привести к выяснению природы вышеназванного затруднения еще и потому, что общенародная собственность «объединяет всех работников в едином трудовом коллективе»{228}. Это высказывание Р. Я. Акопова можно считать в определенной степени возражением предыдущей точке зрения. Сам же Акопов более склоняется к признанию той точки зрения, что отношение собственности при социализме обнаруживается в отношении общества и отдельного человека{229}.
При таком подходе общество превращается в какого-то самостоятельного «обесчеловеченного» субъекта, а человек ставится как бы вне общества. Даже если признать определенную правомерность такой позиции, все равно остается неясным, почему отношение отдельного человека к обществу является фундаментом категории политической экономии, тогда как политические отношения — это отношение между классами и государствами, в концентрированном виде выражающие экономику.
Перечень различных точек зрения можно было бы продолжить, но в нашу задачу не входит обзор политэкономической литературы.
Приведенные точки зрения свидетельствуют в достаточной мере, что в советской научной литературе вышеназванная проблема — вскрыть противоречивую сущность социалистических форм собственности в свете марксовского понимания собственности — была обнаружена, и даже существует множество вариантов ее решения, что служит дополнительным стимулом набраться решимости предложить свою точку зрения.
При рассмотрении социалистических форм собственности необходимо ввести в анализ фактор времени. Эта необходимость объясняется тем, что социалистические классы тратят свои силы не на борьбу между собой, а на борьбу со своим наличным настоящим состоянием. Социалистические классы, освобожденные от оков антагонизма, направляют свои творческие способности на саморазвитие, на самосовершенствование, на развитие своих сущностных сил.
Классовое отрицание, образующее фундамент отношений собственности, лежит не на горизонтальной плоскости, как это было в досоциалистических общественно-экономических формациях, а на вертикальной, временной. Класс колхозно-кооперативного крестьянства отрицает самого себя. Своим трудом он борется с самим собой, со своим настоящим состоянием и уровнем развития. Социалистический рабочий класс также вступает в отношение отрицания самого себя, когда стремится к изменению своего настоящего состояния и борется за переустройство своего наличного бытия.
Колхозно-кооперативная собственность — это действительно отношение между двумя классами по поводу вещей (средств производства, труда и его продуктов): между классом колхозного крестьянства в его настоящем и тем же крестьянством в его будущем. Это действительно два различающихся по всем классообразующим признакам социальных субъекта. Аналогичен и анализ общенародной собственности. Если сегодня советский народ вынужден распределять материальные блага по качеству и количеству труда, то будущий советский народ будет осуществлять принцип «каждому по потребностям». Видимо, нет необходимости доказывать, что эти «два народа» отличаются и по отношению их места в системе общественного производства, и по отношению к средствам производства, и по способам и размерам получаемых материальных благ, т. е. для них выполняются все «классообразующие признаки» ленинского определения классов.
Отрицание классом своего настоящего состояния не может быть стремлением к самоуничтожению. Социалистические классы отрицают свое наличное — бытие ради нового, более прогрессивного и совершенного будущего. В этом и обнаруживается гуманизм, присущий самой природе социалистических форм собственности. Отношения людей, лежащие в основе социалистических форм собственности, не могут быть враждебными людям, ибо они отношения людей к самим себе.
Выясняется, что противоречия, обусловленные временными параметрами развития общества, становятся при социализме доминирующими, все остальные производными от них. Прогрессивное развитие социалистического общества имеет в своей основе не борьбу между существующими одновременно классами, а противоречие между их настоящим и будущим состояниями, между наличным и потребным уровнем развития.
Может возникнуть возражение, что классы существуют в настоящем и нет никакого в настоящий момент класса в будущем, который мог бы вмешаться в ход событий в настоящем. И признавать действие будущего класса на настоящее — это, скорее, из области фантастики, пусть даже «научной», но фантастики.
Анализ объективного и субъективного в рефлексии социального субъекта социалистических форм собственности отклонил бы нас от темы. Поэтому мы лишь подчеркнем, что характер будущего состояния народа, класса или индивидуума, хотя и носит идеальный характер, однако, овладев сознанием социального субъекта, становится материальной силой, участвующей уже в сегодняшнем производстве, в сегодняшних отношениях собственности. Для наглядности остановимся на примере личной собственности. Человек, который видит себя в будущем всесторонне и гармонично развитой личностью, в соответствии с этим и определяет свое отношение к вещам: средствам производства, к труду и к его продуктам. Если же «видение» представляется как жизнь заваленного барахлом обывателя, то соответственно и отношение такого человека к труду, средствам производства и продуктам труда. Вмешивается будущее в настоящее или нет? Безусловно, будущее влияет на настоящее. Однако будущее очерчивает путь честного труженика, а другое — хапуги и рвача.
Таким образом, в основе личной собственности лежит как бы реальный диалог человека с самим собой, где один из собеседников он сам в настоящем, другой — он же в будущем. Характер этого диалога (отношения) определяет место человека в обществе, т. е. способы и возможности его отношения к вещам.
Структуру колхозно-кооперативной собственности образует отношение колхозников к самим себе, к своему развитию в осознанно выбранном направлении.
Общенародная собственность также покоится на рефлексии народа, в соответствии с характером которой народ получает от вещей сегодня по «количеству и качеству труда на общее благо», а в будущем будет реализован принцип «каждому по потребностям».
Обнаруживается реальный путь разрешения выхода из затруднения в понимании социалистических форм собственности. Любая форма собственности при социализме также является, прежде всего, отношением между людьми, и уже характер этих отношений определяет отношение людей к вещам. И личная, и колхозно-кооперативная, и общенародная собственность действительно является отношениями собственности и категориями политической экономии. Суть дела в том, что противоположностью индивида, колхозного крестьянства и советского народа выступают не какие-то другие люди, классы и народ, а они сами как социальные субъекты будущего. Поэтому мы говорим с полным правом о внутренне присущем социалистическим формам собственности гуманизме, который и характеризует отношение людей социалистического общества к средствам производства, труду и к его продуктам.
Социализм — общество, устремленное в будущее. Это не афоризм, а отражение действительного факта, настоящей природы социализма.
Когда речь идет о слиянии двух форм социалистической собственности, это означает, что они сходятся в перспективном будущем. «… Коммунизм, — писал К. Маркс, — для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»{230}.
Создание вещей и в рамках государственной, и в рамках колхозно-кооперативной собственности перестает быть самоцелью. Человек становится самоцелью общества. Высшей целью каждого человека становится человек, что находит свое субъективное выражение и те потребности в труде на благо всех.
Марксовская методика анализа отношений собственности доказывает свое всесилие и в анализе форм социалистической собственности.
Введение в анализ фактора времени позволил высветить истинную природу социализма — его гуманизм, заложенный уже в социалистических формах собственности. И на этом пути маяком служит всесильное учение К. Маркса, потому что оно верно.
