Консерватизм науки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Консерватизм науки

Постоянной угрозой статус-кво в науке — И во всякой другой области человеческой деятельности — является желание новых поколений оставить свой след в мире. У общества тоже неутолимый аппетит к новому. Это в основном и определяет быструю смену стилей в искусстве, где изменение принимается ради изменения. Наука едва ли осталась неподвержена таким влияниям. Прерывистое равновесие Гоулда, «Гея» Маргулис и антихаос Кауффмана — все имели свою минуту славы. Но по очевидным причинам гораздо труднее добиться длительного изменения в науке, чем в искусстве. Успех науки возникает большей частью из ее консерватизма, настойчивости на высоких стандартах эффективности. Квантовая механика и теория относительности были настолько новы и удивительны, насколько можно было только желать. Но они получили всеобщее признание не потому, что дали интеллектуальный импульс, а потому что были эффективны: они точно предсказали результат экспериментов. Старые теории стары обоснованно. Они устойчивы и гибки. У них есть сверхъестественное соответствие реальности. Они даже могут быть Истиной.

Так называемые революционеры сталкиваются с другой проблемой. Научная культура когда-то была гораздо меньше и поэтому более подвержена быстрому изменению. Теперь она стала обширной интеллектуальной, социальной и политической бюрократией с соответствующей инертностью. Стюарт Кауффман во время одной из наших бесед сравнил консерватизм науки с консерватизмом биологической эволюции, в которой история жестоко сдерживает изменения. Не только наука, но и многие другие системы идей — и особенно с важными социальными последствиями — имеют тенденцию «стабилизироваться и замерзать» со временем, отметил Кауффман.

— Подумайте об эволюции в стандартной процедуре управления кораблями или самолетами, — сказал он. — Это невероятно консервативный процесс. Если вы влезете туда и попробуете сконструировать ab Initio[98] процедуры, осуществляемые на самолете, вы взорвете его к чертовой матери!

Кауффман склонился ко мне.

— Это в самом деле интересно, — сказал он. — Давайте возьмем право, хорошо? Английское общее право развивалось сколько, 1200 лет? Существует огромный свод с целым набором концепций о том, что представляет собой разумное поведение. Было бы очень сложно все это изменить! Интересно, смогли бы вы показать, как развивается идея в любой другой области, могли бы вы показать, что центр все больше и больше сопротивляется изменениям?

Странно, но Кауффман представил великолепный аргумент, поясняющий, почему его собственные радикальные теории о происхождении жизни и биологическом порядке, возможно, никогда не будут приняты. Если какая-то научная идея и доказала свою способность преодолеть все, бросавшее ей вызов, то это дарвиновская теория эволюции.