Откуда я знаю, что у тебя есть сознание?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Откуда я знаю, что у тебя есть сознание?

Весной 1994 года я стал свидетелем удивительного столкновения философских и научных взглядов на мир на конференции под названием «К научной основе сознания», проводившейся в Университете Аризоны[127]. В первый день австралийский философ Дэвид Чалмерс (David Chalmers) , длинноволосый, поразительно похожий на образ с известного полотна Томаса Гейнсборо «Голубой мальчик», представил мистическую точку зрения убедительными доказательствами. Изучение нейронов, объявил он, не может открыть, почему удары звуковых волн о наши уши порождают наш субъективный опыт Пятой симфонии Бетховена. Все физические теории, сказал Чалмерс, описывают только функции — такие как память, внимание, намерение, самоанализ, — относящиеся к специфическому процессу в мозгу. Но ни одна из этих теорий не может объяснить, почему эти функции сопровождаются субъективным опытом. В конце концов, конечно, можно представить мир андроидов, которые во всех отношениях напоминают людей — кроме того, что у них нет сознательного опыта мира. По Чалмерсу, независимо от того, сколько они узнают о мозге, неврологи не смогут перекинуть мост через «объяснительный проем» между физическим и субъективным космами при помощи чисто физической теории.

До этого момента Чалмерс выражал основную мистическую точку зрения, ту, что ассоциируется с Томасом Нагелем и Колином Мак-Джинном. Но затем Чалмерс провозгласил, что хотя наука не может решить проблему разум — тело, философия еще может. Чалмерс думал, что нашел возможное решение: ученым следует предположить, что информация — это такое же необходимое свойство реальности, как материя и энергия. Теория Чалмерса похожа на концепцию «это из частицы» Джона Уилера. Фактически Чалмерс признавал свой долг перед Уилером — и страдал тем же фатальным недостатком. Концепция информации не имеет смысла, пока нет информационного процессора — будь то амеба или физик, занимающийся физикой частиц, — который собирает информацию и действует в соответствии с ней. Материя и энергия присутствовали при начале создания, а жизнь нет, насколько нам известно. Тогда как информация может быть такой же фундаментальной, как материя и энергия? Тем не менее идеи Чалмерса затронули аудиторию. После выступления слушатели окружили его, говоря, какое удовольствие они получили[128].

Но один человек был недоволен: Кристоф Кох, соратник Фрэнсиса Крика. В тот вечер Кох, высокий, длинноногий мужчина в красных ковбойских сапогах, нашел Чалмерса во время коктейля, организованного для участников конференции, и подверг его суровой критике за выступление. Именно потому, что философские подходы к сознанию все провалились, ученые и должны сфокусироваться на мозге, объявил Кох своим строчащим как пулемет голосом с немецким акцентом, когда собрались любопытствующие. Основанная на информации теория сознания Чалмерса, продолжал Кох, как и все философские идеи, не может быть протестирована, а поэтому является бесполезной.

— Почему вы просто не скажете, что, когда у вас есть мозг, Святой Дух нисходит и делает вас сознательным! — воскликнул Кох.

Такая теория была бы излишне сложной, сухо ответил Чалмерс, и не соответствовала бы его собственному субъективному опыту.

— Но откуда я могу знать, что у вас такой же субъективный опыт, как и у меня? — выпалил Кох. — Откуда мне знать, что у вас вообще есть сознание?

Кох поднял приводящую в смущение проблему солипсизма, которая лежит в основе мистической позиции. Ни один человек на самом деле не знает, что любое другое существо, человеческое или нечеловеческое, имеет субъективный опыт мира. Упомянув эту древнюю философскую мысль, Кох, как и Деннетт, показал себя мистиком. Кох признался мне в этом позднее. Все, что может сделать наука, утверждал он, это обеспечить детальную карту физических процессов, совместимых с различными субъективными состояниями. Но наука не может на самом деле решить проблему разум — тело. Никакая эмпирическая, то есть неврологическая, теория не может объяснить, почему ментальные функции сопровождаются специфическими субъективными состояниями.

— Я не вижу, как какая-то наука могла бы это объяснить, — сказал Кох.

По той же причине Кох сомневался, что наука когда-либо обеспечит определенный ответ на вопрос, смогут ли машины когда-нибудь стать сознательными и иметь субъективный опыт.

— Спор может никогда не быть разрешен, — сказал он мне, добавив некстати: — А откуда мне знать, есть ли у вас сознание?

Даже Фрэнсис Крик, хотя он был более оптимистичен, чем Кох, должен был признать, что решение этой проблемы не может быть понято сознанием интуитивно.

— Я не думаю, что ответ, который мы получим, когда поймем мозг, будет в рамках здравого смысла, — сказал Крик. — В конце концов, естественный отбор идет не в соответствии с каким-то логическим планом, а действует вслепую.

Далее Крик предположил, что тайны разума могут не открыться с такой готовностью, как тайны наследственности. Разум — это «гораздо более сложная система», чем геном, заметил он, и теории разума, вероятно, будут более ограниченны.

Держа ручку, Крик объяснил, что ученые должны быть способны определить, какая нервная активность соответствует моему восприятию ручки.

— Но если бы вы спросили: «Видите ли вы красное и синее так же, как я вижу красное и синее?», то это было бы тем, что вы не можете передать мне. Так что я не думаю, что мы сможем объяснить все, что мы видим и осознаем.

Только потому, что разум исходит из детерминистических процессов, продолжал Крик, не означает, что ученые смогут предсказать, куда он направится; это может быть хаотическим и, таким образом, непредсказуемым.

— В мозгу могут быть и другие ограничения. Кто знает? Я не думаю, что можно заглянуть слишком далеко вперед.

Крик сомневался, что квантовые феномены сыграли критическую роль в сознании, как предполагал Роджер Пенроуз. С другой стороны, добавил Крик, некий нервный эквивалент принципа неопределенности Гейзенберга может ограничить нашу способность проследить активность мозга в мельчайших деталях, а процессы, лежащие в основе сознания, могут быть такими же парадоксальными и трудными для нашего понимания, как квантовая механика.

— Помните, — сказал Крик, — наши мозги возникли, чтобы иметь дело с каждодневными делами, когда мы были охотниками и собирателями, а перед этим мы были обезьянами.

Да, это было заключение Колина Мак-Джинна, Хомского и Стента.