Будда и джайны

Будда и джайны

В «Девадаха сутте» (М. II, 214-228) Будда рассказывает монахам о странствующих отшельниках, которые верят в то, что «любой опыт: приятный, болезненный или нейтральный, является результатом действий в прошлой жизни», и дословно приводит свой разговор с ними. Он спрашивает, почему они мучат себя тем, что никогда не садятся и не ложатся. Они отвечают, что их учитель Нигантха Натапутта, обладающий всезнанием и знанием-видением (ньяна-дассана), сказал им, что в своей прошлой жизни они совершили нечто дурное и теперь должны удалить последствия своих действий посредством аскезы. Если они будут сдерживать свое тело, речь и мысль, то положат конец старой карме и не создадут «притока» новой. Это будет способствовать исчерпыванию их кармы, что и приведет к освобождению от страданий.

Будда, руководствуясь принципом, согласно которому ничто не следует принимать на веру, спрашивает их, знают ли они наверняка, что раньше существовали (то есть существовали в прошлом рождении), совершили нечто дурное, совершали конкретные дурные поступки, что уже удалили определенное количество страданий и что им осталось удалить еще столько же, и сколько всего страданий предстоит удалить, как избавиться от неблагоприятных состояний и достичь благоприятных? На все эти вопросы джайны отвечали отрицательно. Тогда Будда делает следующее заключение: раз в настоящем рождении эти аскеты испытывают столько страданий, то в прошлых рождениях их руки были окроплены кровью, то есть они были охотниками или предавались подобным презираемым занятиям.

Джайны возражают, что их нынешние страдания имеют совершенно другую цель, а именно — достижение блаженства, ибо счастья можно достичь только через страдание, а не посредством другого счастья. Если бы счастье рождалось из счастья же, то правитель обрел бы его скорее, чем Будда, ибо он и так живет счастливо. Будда спрашивает, способен ли правитель оставаться неподвижным и безмолвным семь дней и ночей, испытывая при этом чистое счастье (сукха)? Получив отрицательный ответ, он заставляет джайнов согласиться с тем, что правитель не может оставаться неподвижным не только в течение семи дней и ночей, но даже и в течение одного дня или одной ночи, поэтому он, Будда, счастливее правителя (заметим, что счастливее в соответствие и критериями, предложенными самими джайнами, а не Буддой). Очевидно, что Будда ссылается на свой опыт «пробуждения», когда он просидел под деревом Бодхи несколько недель, последнюю из которых впал в состояние, характеризуемое прекращением мысли — санья-ведайита-ниродха. Входить в это состояние его научил Уддака Рамапутта. Будда не отрицает сотериологическую ценность подобной практики, она даже входит в систему практик медитации, которую он рекомендует. Разница между Буддой и его йогическими учителями состояла в том, что у Будды его опыт вызывал ощущение радости и удовлетворения.

Но вернемся к «Девадаха сутте». Будда спрашивает джайнов о том, может ли усилие (прадхана) изменить их карму? Приписывая им отрицательный ответ, буддийские авторы явно берут грех на душу, ибо Махавира, конечно же, допускал изменение кармы по воле человека. Далее Будда называет пять причин удовольствия или страдания. Первая — действия в прошлом рождении: «Если удовольствия и неприятные ощущения, переживаемые живыми существами, вызваны их действиями в прошлом рождении, то сами нигантхи совершали в прошлых рождениях неблаговидные поступки, поскольку в настоящей жизни они испытывают столь болезненные, острые и тяжелые ощущения. Если же удовольствие и страдание зависят от божества, то нигантхи должны быть сотворены злым божеством».

Нельзя отказать Будде не только в чувстве юмора, но и в смелости, учитывая, что он жил в сообществе, высшим идеалом которого был аскет, предающий себя самому жестокому самоумерщвлению. Компаньоны Будды по аскезе, когда он захотел поведать им о своем «просветлении», не захотели слушать ренегата, отказавшегося от практик жесткого самоограничения. Второй причиной удовольствия или страдания, по Будде, является воля бога, третьей — судьба или рок, четвертой — принадлежность к нечестивым созданиям и, наконец, пятой — собственные усилия. Будда, естественно, придерживался пятой.

Что касается причин приятного, неприятного и нейтрального ощущений, то в «Ангуттара никае» мы встречаем и троичную классификацию. Первое — действия в прошлых рождениях, второе — действие Ишвары (теистическое объяснение), третье — случайность. Все три основания опровергаются Буддой:

«Если первое, второе и третье верны, то «люди становятся убийцами и ворами, невоздержанными, лжецами, клеветниками, насильниками, болтунами, скупыми, лжемыслящими» благодаря либо действию в прошлом рождении, либо Ишваре, либо случайности. Для тех, кто привержен либо первому, либо второму, либо третьему, «нет ни побуждения к действию, ни усилия, ни необходимости что-то сделать или что-то не сделать». А раз не существует необходимости действия или недействия, то термин шрамана («совершающий усилие») к ним неприменим, ибо их ум находится в замешательстве, а чувственные способности — бесконтрольны» (А. 3. 61).

И снова «Девадаха сутта». Будда объясняет, чту именно следует считать «плодотворным старанием и плодотворным усилием». Он использует свою излюбленную тактику: поражать противника на его территории и его же оружием. В данном случае Будда рассуждает в терминах джайнского учения о душе (дживе). Джайны считали душу влажной и липкой, объясняя тем самым, почему к ней прилепляются пылинки кармы. Вот слова Будды: «Странствующий монах не увлажняет страданиями свою душу, которая не была увлажнена, не отказывается от праведных удовольствии и не становится ослепленным удовольствием». Будда сравнивает удовольствие монаха с отношением к женщине. в которую вы были когда-то влюблены, но постепенно остыли. Так и монах постепенно достигает уравновешенности и его страдание устраняется.

Далее Будда рассказывает, как достиг просветления и какую светлую радость и умиротворение при этом испытал. Его рассказ призван вызвать недоверие к доктрине джайнов (как можно доверять людям, которые, судя по их нынешним усилиям по «сжиганию» дурной кармы, в прошлой жизни были преступниками и злодеями). Контраст между страдающими джайнами и благостным Буддой был явно не в пользу джайнской доктрины.

Но нельзя сказать, что отношение Будды к таким аскетическим практикам было неизменно отрицательным. Например, в «Виттакасантхана-сутте» (М 1. 120— 1) он рекомендует пять способов освобождения от дурных мыслей, среди которых есть и очень похожий на то, чем занимались джайны — «сжать зубы, прижать язык к небу и подавлять мысль мыслью». И это при том, что в своем описании просветления Будда упоминает эту практику как бесполезную. Это касается и других практик. Например в «Индриябхавана-сутте» (разбор этой сутты см.: Тема 11) Будда высмеивает «сворачивание чувств», которое приводит к полной потере чувствительности. Он отмечает, что, если называть это «культивированием чувств», то слепой и глухой тоже могут считаться аскетами. Вместе с тем в «Махапариниббана-сутте» он хвастается адживику Пуккусе, что однажды во время шторма, убившего двух крестьян и четверо быков, которые находились возле него, он был так погружен в себя, что ничего не заметил.

Буддологи объясняют такие «нестыковки» либо противоречиями или несогласованностью в самом учении Будды, либо испорченностью или неполнотой отчетов об этом учении в текстах. Приведу в пример дискуссию между швейцарским исследователем Иоханнесом Бронкхорстом и английским буддологом Ричардом Гомбричем на страницах журнала «Азиатские исследование» (Asiatische Studien 48, 1994; 49, 1995). Позиция Бронкхорста сводится к следующему: учение Будды представляет собой сочетание собственных идей основателя буддизма и разных «заимствований». Гомбрич считает, что возникновение подобных «противоречий» можно объяснить обстоятельствами, в которых происходит проповедь, и субъективной передачей учения Будды тем или иным последователем. Для эпизода с Пуккусой он предлагает два объяснения: первое, что это выдумка глупого агиографа, второе, что когда Будда говорил это, он очень плохо себя чувствовал, поскольку уже съел несвежее мясо, ставшее причиной его смерти. Иными словами, плохо соображал, что говорит. Ни одно из этих объяснений не кажется мне убедительным. Думаю, что главное в понимании подобных «противоречий» — это их рассмотрение сточки зрения буддийского принципа упая-каусалья — искусных средств обращения в буддизм.

Тактика в отношении практик самоумерщвления определяется Буддой в «Ваджджиямахита-сутте» (А.V. 189-193).

Ваджджиямахита был домохозяином, мирским последователем Будды из города Кампы. Однажды он оказался в парке, где в это время собрались паривраджаки. Они стали расспрашивать его о Будде и в частности о том, «правда ли, что отшельник Готама отрицает все аскетические практики? Правда ли, что порицает аскетов, ведущих тяжелую жизнь и категорически их критикует ?»

Ваджджиямахита: «Конечно же нет, почтенные, Благословенный (Бхагаван) не отрицает всех аскетических практик, он не порицает аскетов, ведущих тяжелую жизнь и не критикует их категорическим образом. О почтенные, Благословенный отрицает то, что следует отрицать и хвалит то, что должно хвалить. Реагируя таким образом, он выступает как аналитик» [тот, кто подходит к предмету дифференцированно— В.Л.].

Паривраджак: «Остановись, о домохозяин, этот монах Готама, которого ты восхваляешь, "отрицатель". Это человек, который не дает никаких точных объяснений».

Ваджджиямахита: «Нет, почтенные, я говорю так, имея на это свои причины. Благословенный говорит: "Вот хорошая вещь, а вот плохая вещь". Давая такое определение, он тем самым различает хорошее и плохое, т.е. Благословенный — этот тот человек, который дает точные объяснения. Он не "отрицатель", не тот, кто не уточняет».

Когда домохозяин высказался таким образом, паривраджаки и члены других сект умолкли и сидели молча, пристыженные с опущенными плечами, с потупленным взором и неспособные произнести ни слова. ...Домохозяин Ваджджаямахита поднялся со своего места и отправился к Благословенному. Он пересказал тому все, что произошло между ним и паривраджаками и заслужил похвалу.

Вот что сказал ему Будда: «Конечно, о домохозяин, я не говорю, что надо следовать всем аскетическим практикам. Я также не говорю, что все аскетические практики надо отвергать... Тем не менее, о домохозяин, если в результате определенных аскетических практик, примененных каким-то человеком, его неблагоприятные психические состояния (акуссиа-дхаммы) увеличатся, а благоприятные (кусала-дхаммы) уменьшатся, я скажу, что такие аскетические практики не должны применяться. Если же в результате определенных аскетических практик, примененных каким-то человеком, его благоприятные психические состояния увеличатся, а неблагоприятные уменьшатся, я скажу, что такие аскетические практики должны применяться».

Как мы видим, стратегия Будды заключается в том, чтобы избегать категорических и общих суждений и судить избирательно, исходя из строго прагматических критериев — полезности или вредности тех или иных практик для конкретного человека в конкретной ситуации. Нельзя яснее сформулировать принцип упая-каусалья. Характер болезни определяет характер лекарства, противоядия. Нет универсальных рецептов, поскольку все болезни индивидуальны.

Джайны представляли для буддистов опасных соперников — их община пользовалась большим авторитетом и привлекала к себе большое количество последователей. Высмеивая их, Будда развенчивал идеал мученичества, разделявшийся большинством шраманов. Основная его идея была проста и отвечала здравому смыслу: страдания тела, вызванные практиками самоумерщвления, не могут способствовать духовному прогрессу, т.к. отвлекают ум от медитации, а именно через ум и сознание и пролегает путь к освобождению. Таким образом Будда был, возможно, первым духовным учителем в современной ему Индии, который резко противопоставил «внутреннюю аскезу» — «внешней», чисто физической, которую считал тупиком. Тело нужно поддерживать в таком состоянии, чтобы оно помогало, а не мешало сосредоточиться на главной цели адепта — освобождении от перерождений, нирваны. Если хотите, «здоровый дух в здоровом теле». Но при этом не следует думать, что само по себе физическое здоровье представляло для Будды какую-то самостоятельную ценность (он не занимался физическим оздоровлением). Речь шла скорее об отсутствии болезней и болезненных состояний, которые могут оказаться препятствиями к освобождению.

Позиция Будды по вопросу о карме для своего времени была, безусловно, новой и революционной. С его точки зрения, источником перерождения являются не прошлые действия (тела, речи и ума), как в джайнизме, и не отождествление себя с этими действиями, как в упанишадах, а желание (таньха) или намерение (четана), стоящие за действием. Если выражаться современным языком, то причина перерождения лежит в психологической сфере — кармический заряд, который должен «разрядиться» в будущем, определяется больше всего тем, в каком психическом состоянии пребывает человек в момент совершения действия, о чем думает и как себя ошущает. Что же касается прошлой кармы, то на этот счет у Будды тоже было свое мнение, принципиально отличающееся от мнения джайнов.

Вот как об этом говорится в «Махакаммавибханга-сутте» (М. III. 207-215).

Место действия: местечко Каландаканивапа, бамбуковая роща, окрестности Раджагахи (санскр. Раджагрихи).

Монах Аясаманта Самидхи занимался медитацией, когда к нему подошел паривраджак Поталияпутта и после церемонии приветствия, расположившись рядом, сказал: «От шрамана Готамы я слышал, от шрамана Готамы я узнал следующее: телесное действие бессмысленно, речевое действие бессмысленно, только умственное действие истинно, и существует психическое состояние, которое можно достичь и в котором нет никаких ощущений» [Именно так представляли буддийскую позицию джайны и другие шраманы и именно за это ее критиковали, выдвигая разные доводы, например, что человек может совершать неблаговидные действия, имея самые благие намерения — В.Л.].

Самиддхи: О друг Поталияпутта, не искажайте слово Благословенного! ...Несправедливо так неправильно толковать слово Благословенного. Благословенный такого не говорил...

Поталияпутта: О друг Самиддхи, сколько времени прошло, как вы начали вести жизнь религиозного подвижника?

Самиддхи: Недолго, друг мой, три года.

Поталияпутта: Раз такой юный адепт думает, что он должен защищать своего учителя, то нам нет смысла обращаться к более давним ученикам. О друг Самиддхи, когда вы сознательно совершаете телесное действие, речевое действие или ментальное действие, какое ощущение вы испытываете?

Самиддхи: О друг Поталияпутта, когда мы сознательно совершаем телесное действие, речевое действие или ментальное действие, мы испытываем неприятное ощущение.

Паривраджак Поталияпутта не обрадовался такому ответу, но в то же время и не осудил его. Когда он ушел, Самиддхи приблизился к Ананде, любимому ученику Будды и его дальнему родственнику, сел рядом и пересказал свой разговор с Поталияпуттой. Ананда решил, что нужно сообщить об этом самому Будде и точно запомнить, что он скажет (кстати, именно Ананде буддийская традиция приписывает изложение по памяти «слова Будды» на первом буддийском соборе после смерти Учителя), вместе они и отправились к нему.

Будда, выслушав их, сказал: «Но, Ананда, я даже не знаю, каков предмет рассуждений этого паривраджака Поталияпутты (из чего следует, что паривраджаки специализировались по разным предметам — В.Л.). Как могу я разобраться в таком разговоре? На вопрос паривраджака Поталияпутты этот глупец Самиддхи дал категорический однозначный ответ (екантика), в то время как тут требовалось провести анализ [то есть выделить различные случаи, именно таким «аналитическим подходом» Будда завоевал себе репутацию «аналитика» — виббаджжавадина — В.Л.]. Во время речи Будды к ним подошел монах Удайи и сказал: «Но все же, о Почтенный, если ответ Самиддхи точен, это значит, что любое ощущение, которое испытываешь, является неприятным»

Обращаясь к Ананде, Будда прокомментировал: «Видишь, о Ананда, каким ложным путем следует этот глупец Удайи. Я знал, что он, желая вмешаться в наш разговор, сделает это не размышляя [над сутью вопроса]. В действительности, паривраджак Поталияпутта спрашивал [Самиддхи] о трех видах ощущений. Глупец Самиддхи, о Ананда, должен был ответить ему: «О друг Поталияпутта, совершив сознательно телесное, речевое или ментальное действие, дающее приятное ощущение, испытываешь приятное ощущение; совершив сознательно телесное, речевое или ментальное действие, дающее неприятное ощущение, испытываешь неприятное ощущение; совершив сознательно телесное, речевое или ментальное действие, дающее не приятное и не неприятное ощущение, испытываешь не приятное и не неприятное ощущение». Если бы Самиддхи ответил так, это был бы правильный ответ паривраджаку Поталияпутте. О Ананда, если вы [сейчас] выслушайте слово Татхагаты о великой классификации действий [маха-камма-вибханга — название сутты], то тот или иной паривраджак, духовно незрелый и малознающий последователь других систем, узнает об этом объяснении».

Ананда: Наступил подходящий момент, Благословенный, чтобы Благословенный объяснил подразделения великой классификации действий. Услышав слово Благословенного, ученики сохранят его в своей памяти.

Будда: Прекрасно, Ананда, слушайте внимательно. Я буду говорить... Существует четыре разновидности индивидов. Каковы они? [1] индивид, убивающий живых существ, совершающий кражи, вступающий в запретные половые связи, произносящий лживые речи, клеветнические речи, грубые речи, фривольные речи. Он преисполнен зависти, злобных мыслей, ложных мнений. В этом случае после разрушения тела, после смерти, он возрождается в ущербном положении, в несчастном месте, в состоянии, приносящем страдания, в нирная.

[2] Другой индивид, убивающий живых существ... [описание повторяется — В.Л.]. Тем не менее после разрушения тела, после смерти, он возрождается в счастливом месте, в одной из небесных обителей. (Получается, что вместо наказания этот индивид получает, напротив, вознаграждение в виде небес. Что это — отрицание моральной силы кармы? — читаем дальше).

[3] Еще один индивид, который воздерживается от убийства живых существ ... [описание повторяется ... ясно, что здесь подчеркивается важность осознанного намерения — В.Л.], обладает мыслью, лишенной отвращения [один из аффектов — В.Л.]. В этом случае после смерти он возрождается в счастливом месте, в одной из небесных обителей.

[4] Еще один индивид, который воздерживается от убийства живых существ... разделяет правильные взгляды [то есть не просто сознательно воздерживается от проступков, но еще и обладает правильным знанием — В.Л.]. Тем не менее, после разрушения его тела, после смерти, он возрождается в ущербном положении, в несчастном месте, в состоянии, приносящем страдания, в нирная.

Таковы четыре основные возможности, которые будут обсуждаться в этом тексте: 1) плохие действия (карма) — плохой результат; 2) плохие действия — хороший результат; 3) хорошие действия — хороший результат; 4) хорошие действия — плохой результат. 1) и 3) соответствуют убеждениям тех шарманов и брахманов, которые утверждают, что моральные действия заряжены положительной силой , а аморальные — отрицательной (это прежде всего джайны); 2) и 4) относятся скорей всего к взглядам адживиков.

«Но, о Ананда, может случиться следующее. Некий самана или брахман, прибегая к жесткой аскезе, собственными усилиями, собственным дерзновением, собственным усердием, собственными ментальными упражнениями достигает состояния психической концентрации и пребывает в нем. Затем с помощью божественного ока [способности видеть прошлое и будущее мира, достигаемой в результате йогической концентрации и медитации — В.Л.], которое позволяет ему созерцать то, что недоступно взгляду обычных людей, он видит индивида, который убивал живых существ [и т.п.], который преисполнен ложных взглядов, который после разрушения тела, после смерти, перерождается в ущербном положении, в несчастном месте, в состоянии, приносящем страдания, в нирная. Тогда [этот самана или брахман] думает: « Аморальные действия, поистине, существуют. Плохое поведение приводит к плохим результатам. Я видел, как этот индивид убивал живых существ [и т.п.]. Теперь я вижу его после разрушения тела, после смерти, переродившегося в ущербном положении.» Затем этот самана или брахман говорит так: « Поистине, все те, кто убивает живых существ [и т.п.], преисполнены ложных мнений, после разрушения тела, после смерти перерождаются в ущербном положении ... Если кто-то рассуждает так. то он все правильно понял. Понимание тех, кто рассуждает иначе, не-правильное...» Тем самым этот самана или этот брахман основываются на фактах, которые они видели сами и утверждает факты, к пониманию которых они пришли сами, думая: «Это единственная истина, остальное — бессмысленно». [Будда представляет здесь взгляды криявадинов, основанные на их собственном опыте ретрокогниции, прозрении прошлых жизней живых существ — В.Л.].

«Но может, о Ананда, случиться и следующее: некий самана или брахман, прибегая к жесткой аскезе ... достигает состояния психической концентрации, в котором он пребывает. Затем с помощью божественного ока ...он видит индивида, убивающего живых существ,.. преисполненного ложных мнений, который после разрушения своего тела, после смерти, перерождается в счастливом месте, на одном из небес. Тогда этот самана или брахман думает: «Поистине не существует морально неблагоприятных действий. Плохое поведение не приводит к [плохим] результатам. Я видел этого индивида, который убивал,.. но после разрушения тела, после смерти, он переродился в счастливом месте». Затем этот самана или брахман говорит так: «Поистине все те, кто убивает живых существ,.. после разрушения тела, после смерти, перерождаются в счастливом месте, в одной из небесных обителей. Если кто-то понимает так, то он понял правильно. Понимание тех, кто рассуждает иначе, неправильное». Тем самым этот самана или этот брахман основываются на фактах, которые они видели сами и утверждает факты, к пониманию которых они пришли сами, думая: «Это единственная истина, остальное — бессмысленно» [Таковы взгляды акриявадинов — адживиков — В.Л.].

В третьем случае речь идет об индивиде, воздерживающемся от убийства и прочих преступлений и перерождающегося в счастливом месте. Вывод: «Моральные действия поистине существуют» ... «Те, кто воздерживается от убийства живых существ и т.п., перерождаются в счастливом месте...» Если кто-то понимает так, то он понял правильно. Понимание тех, кто рассуждает иначе, неправильное. Тем самым этот самана или этот брахман основываются на фактах, которые они видели сами и утверждает факты, к пониманию которых они пришли сами, думая: «Это единственная истина, остальное — бессмысленно».

Четвертый случай аналогичен четвертому типу индивидов, который, несмотря на свое моральное поведение, перерождается в ущербном состоянии.

Затем Будда подводит итог: «О Ананда, в случае, если самана или брахман говорит: «Аморальные действия, поистине, существуют и плохое поведение влечет за собой плохой результат», я соглашусь с ним.

Если он скажет: "Я видел этого индивида, убивавшего живых существ ...Теперь я вижу, что он переродился в ущербном состоянии...", я тоже с ним соглашусь. Но если он скажет: "Все, кто убивает живых существ,.. перерождается в ущербном положении...", я не соглашусь с ним. Точно также, если он скажет: "Если кто-то понимает так, то он понял правильно. Понимание тех, кто рассуждает иначе, неправильное", я не согласен с ним. Почему? Потому что понимание Татхагаты, о Ананда, великого процесса деянии отлично [от понимания этих саманов и брахманов]».

[С каким же типом суждения Будда согласен, а с каким не согласен? Будда согласен с суждением, являющимся констатацией личного опыта — невозможно отрицать то, что пережито самим человеком. Но не согласен — с обобщающим третьим суждением и с четвертым, которое превращает частное суждение в диттхи — мнение, позицию. Последние два вида суждений относятся Буддой к разряду категорических и однозначных, которые он осуждает — В.Л.].

«В случае, если самана или брахман скажет: "Поистине, не существует аморальных действий, и аморальное действие не приводит к плохим результатам", я не соглашусь с ним. Если он скажет: У Я видел этого индивида, убивающего живых существ.., [теперь] я вижу, что он переродился в счастливом месте...". я согласен с ним. Но если он скажет: "Все, кто убивает живых существ ... перерождаются в счастливом месте", я не соглашусь с ним. Также и в случае, если он скажет: У Если кто-то понимает так, то он понял правильно. Понимание тех, кто рассуждает иначе, неправильное", я не согласен с ним. Почему? Потому что понимание Татхагаты, о Ананда, великого процесса деяний отлично [от понимания этих саманов и брахманов]».

В третьем случае Будда согласен с утверждениями: «Моральные действия, поистине, существуют, правильное поведение приводит к хорошим результатам», «Я видел индивида, воздерживающегося от убийства живых существ который переродился в счастливом месте...», но не согласен с обобщением этого факта, с утверждением его в качестве истины в последней инстанции.

Четвертый случай касается индивида, воздерживающегося от дурного, но тем не менее возрождающегося в ущербном состоянии. Схема рассуждений Будды та же, что и в предыдущих случаях. Затем Будда снова рассматривает первый случай и пытается разобраться, чту именно привело индивида к перерождению в ущербном состоянии: «Именно из-за причиняющего страдание результата того аморального действия, которое он совершил ранее (в предшествующих рождениях), либо... потом (в предыдущем рождении), либо из-за ложного мнения, которое он держал в уме в момент своей смерти, он и перерождается в ущербном положении. Таким образом, тот, кто убивает живых существ,.. получает результат, который может проявиться [либо] в этой жизни, [либо] в следующей жизни, [либо] за пределами следующей жизни».

То же самое касается трех остальных случаев.

Заключительные слова Будды: «Таким образом, о Ананда, есть недейственные действия, которые и выглядят как недейственные. Есть действия в действительности недейственные, но воспринимаемые как действенные. Есть действенные действия, которые и выглядят как действенные. И есть действия в действительности действенные, которые выглядят как недейственные».

Главная мысль Будды — связь между действием и его результатом не является жесткой и однозначной. Тем самым он ставит под сомнение жесткий кармический детерминизм джайнов. Жесткий детерминизм предполагает, что причина А порождает следствие В при любых условиях (в буддизме доктрины, придерживавшиеся такой логики назывались ека-хету-вада, «доктрины одной причины»). В буддизме же на связь А и В действует множество факторов, которые могут ее ослабить, модифицировать, или же вообще прервать. Таким образом, рассматривая какое-либо явление, практически нельзя сказать, какой причинный фактор, или условие, сыграл решающую роль в его возникновении. Допустимо говорить лишь о множестве факторов, поэтому буддисты называют свое учение нана-хету-вада, «доктрина множества причин».

Что же конкретно предлагает Будда для ослабления «кармического детерминизма»? Он различает три вида действий: действия, совершенные в настоящем существовании, чей результат скажется еще в этой жизни, действия, совершенные в этом существовании, чей результат скажется лишь в следующей жизни, и действия, совершенные в этой жизни, чей результат может сказаться в любой другой жизни. То есть, с его точки зрения, действия обладают разным кармическим потенциалом.

В ответ на вопрос Шиваки, правы ли те брахманы, которые утверждают, что все, переживаемое человеком — будь то удовольствие или страдание — вызвано его действиями в прошлом рождении, Будда говорит: «О Шивака, есть ощущения, которые вызваны желчью, вызваны флегмой, вызваны временами года, вызваны нерегулярными происшествиями, неожиданными случайностями и созреванием кармы. Те же саманы и брахманы, которые считают, что все переживаемое человеком вызвано прошлыми деяниями, по отношению к тому, что они знают сами, заходят слишком далеко, и по отношению к тому, что признают истинным все, тоже заходят слишком далеко» (С.V. 230-231).

Созревание кармы (випака) тоже предполагает более сложные отношения, чем отношение действие-результат, стимул-реакция. В них вмешивается третий фактор: условия того и другого. Будда фактически допускает, что кармическая эффективность действия может быть усилена или ослаблена внешней средой, в которой оно «вызревает». Во-вторых, от среды зависит не только интенсивность созревания «плода» уже совершенного действия, но и разная степень кармичности любого нового действия, следовательно, и возмездия за него в будущей жизни.

В трактовке Будды закон кармы не является ни детерминизмом, ни тем более фатализмом. Любое кармически заряженное действие может быть ослаблено другим, противоположно заряженным действием. Например, у буддийского святого, архата, все его прошлые действия (положительно или отрицательно заряженные) нейтрализованы более сильными настоящими действиями, которые не несут в себе никакого заряда, поэтому архат больше не будет рождаться. Механизм освобождения тут прямо противоположен механизму освобождения в джайнизме. Основная задача джайнского аскета — уничтожить прошлые кармы, буддийский адепт уничтожает не прошлые кармы, а психологические препятствия к освобождению — аффекты (клеши, нивараны, авараны) и тем самым лишает свои действия их кармического потенциала, ведь именно аффекты порождают те желания и привязанности, которые ведут к перерождению.

Но вместе с тем непонятно, каким образом индивид, убивавший живых существ и совершавший прочие предосудительные действия, может получить хорошее рождение, а праведник — плохое (случай 2) и 4) в «Махакаммавибханга-сутте»)? Можно предположить, что проступки злодея принесли свои результаты уже в ходе его настоящей жизни, то есть он расплатился по всем счетам (например, своими страданиями и несчастиями) и поэтому за какие-то более сильные заслуги, оставшиеся от предыдущих перерождений, смог переродится на небесах. То же самое и праведник — он тоже насладился плодами своей праведности в этой жизни, а за проступки в предшествующих существованиях был наказан низким перерождением. Получается, что каждое «положительное» или «отрицательное» обстоятельство настоящей жизни индивида может иметь бесконечно сложное объяснение. Но в этом случае доктрина кармы лишается своей «объяснительной» силы и просто утопает в анализе разных факторов.

А между тем в некоторых буддийских текстах между факторами настоящей жизни и их кармической причиной установлены вполне однозначные соответствия. Например, в «Чулакаммавибханга-султе» («Сутте малой классификации действий» — М. III. 202-206) продолжительность жизни связывается с стремлением человека не причинять зла другим существам, а ее краткость — с предрасположенностью к причинению им вреда и убийству (отнимаешь жизнь другого — сокращаешь свою), болезни — с жестокосердностью по отношению к живым существам, а их отсутствие — с нежестокосердностью; уродливая внешность — с гневливостью, приятная внешность — с негневливостью; бедности — с завистливостью и жадностью по отношению к шраманам и брахманам, а богатство — с отсутствием зависти и щедростью к шраманам и брахманам; низкорожденность с грубостью и гордыней, высокорожденность — с учтивостью; глупости — с отсутствием интереса к моральным вопросам (они не спрашивали у шраманов и брахманов: «Что действенно, а что недейственно? Что порицаемо, а что безупречно? Какие действия мне не следует совершать, чтобы они не принесли мне долговременного несчастья? Какие действия мне следует совершать, чтобы они принесли мне долговременное благополучие?»), ум — с интересом к таким вопросам.

И здесь опять нет никакого противоречия, а только стремление к эффективной проповеди (упая-каусапья). «Малая классификация» предлагается молодому неопытному брахману Суббхе Тодеяяпутте на его вопрос: «Скажи мне, почтенный Готама, какова причина, каково основание того, что среди существ, рожденных в облике человека ... одни живут недолго, другие долго, у одних много болезней, у других мало болезней, одни уродливы, другие приятны на вид, у одних мало средств, у других их много, у одних мало богатств, у других много, одни принадлежат кланам низкого происхождения, другие — кланам высокого происхождения, одни не умны, другие умны?..». Суббха нуждается в простом и ясном наставлении, которое могло бы послужить ему путеводной нитью в обыденной жизни, он его и получает.

«Большая же классификация» — это наставление для буддийских монахов, прежде всего для «продвинутого» Ананды, поэтому оно более аналитическое и кроме того, оно направлено против детерминистических и индетерминистических взглядов паривраджаков (не случайно Будда надеется, что его ученики передадут его им).

Если бы все прошлые действий обязательно проявляли свои результаты, то до того, как это свершится, нельзя было бы выйти из круга перерождений. В этом случае религиозный путь состоял бы исключительно в разрушении кармических результатов, чем собственно и занимались джайны, когда изнуряли себя статуарными позами и голодовками. Настоящее для джайна — это лишь изживание прошлой кармы. В такой жизни нет никакого созидания, никакого духовного совершенствования, как у человека, посвятившего свою жизнь уплате родительских долгов, за которые лично он не несет никакой ответственности.

Позиция Будды совершенно иная. Он озабочен не тем, чтобы избавиться от прошлого, а тем, чтобы изменить настоящее индивида, научить его не создавать предпосылок будущего существования. Он занимается психикой, которая есть в настоящем, не слишком задумываясь о том, что какие именно кармы (в джайнском смысле) сделали ее такой. «Если кто-то говорит: «Что посеешь в прошлом, то и пожнешь», это значит, что праведное поведение не имеет никакой ценности и что нет никакой возможности достичь полного прекращения дуккхи [глубинной неудовлетворенности существованием — В.Л.]. Напротив, если кто-то говорит, что пожинаешь то, что сеешь в настоящем, в этом случае он объявляет о том, что праведное поведение имеет ценность и что имеется возможность достичь полного прекращения дуккхи» (А. I, 249, 253).

Почему в первом случае праведное поведение бессмысленно для «спасения»? Да потому, что с точки зрения джайнизма карма — это зло, вне зависимости оттого, хорошая она или плохая. Праведное поведение создает хорошую карму, значит создает предпосылки к продолжению сансары. А почему нет возможности достичь полного прекращения дуккхи? Потому, что «сжигание» кармы — это болезненное самоумерщвление, а чистое страдание, без позитивного, приятного опыта не может привести к устранению страданий. Вот почему Будда часто подчеркивает, что при пробуждении он пережил светлый, радостный, приятный опыт.

Чем же ценно праведное поведение в буддизме? Прежде всего тем, чту при этом происходит в психике человека. Человек, совершающий лишь добрые дела, говорящий добрые слова и думающий по доброму, очищает свою психику от дурных намерений и вредных психических состояний, таких, как гнев, похоть, зависть и т.п. Конечно, мы пожинаем, что посеяли в прошлом (в прошлом существовании), но ведь карма не срабатывает автоматически, она должна созреть, кроме того, карма карме рознь: есть действия с сильным эффектом («сильная карма»), есть действия с слабым эффектом («слабая карма»). Мне представляется, что одной из целей «большой классификации» в «Махакаммавибханга-сутте» было желание Будды показать своим последователям, что разбираться в прошлой карме — занятие неблагодарное, лучше повернуться лицом к настоящему и своими собственными усилиями создать свое будущее. А для этого надо обратиться к источнику кармы в настоящем — «желанию», или «жажде» (таньха), и неведению (авиджжа). Призывая своих последователей разделять добро и зло, хорошую и плохую карму и взять ответственность за собственные поступки. Будда «этизирует» прежде всего настоящее.