3. Критика материализма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Критика материализма

Отношение между материальными и, психическими процессами, как оно мыслится каузальным материализмом, может быть выражено нижеследующею схемою:

a – b – c – d -e

|| | |

a g d

|

Латинские буквы означают физические процессы, греческие буквы – психические процессы; чертами обозначены причинные связи, а пунктиром – простая временная последовательность. Схема эта с небольшими изменениями и оговорками может выразить также и существо атрибутивного материализма.

Будем иметь в виду, например, такой конкретный случай: переходя через улицу, я слышу рожок автомобиля, у меня является опасение быть раздавленным и я прячусь назад на тротуар. Рассматривая схематическое изображение этого случая, отдадим себе отчёт в следующих особенностях материализма.

1. Материализм утверждает замкнутую цепь механической («естественной») причинности: ряд механических процессов а – b – c и т. д. непрерывен, в нём каждое звено имеет свою полную причину в предшествующих материальных процессах и, в свою очередь, само служит причиною или (вместе с другими материальными условиями) частью причины дальнейшего материального события. Наоборот, психический ряд прерывист; даже и тогда, когда я непосредственно переживаю и наблюдаю ряд психических процессов как сплошной, например воспринимая звук автомобильного рожка, чувствую опасение и решаю отступить назад этот ряд, согласно материализму, прерывист: не чувство опасения (g) побуждает меня к решению (d), каждое звено этого ряда только внешне во времени прилегает друг к другу, в действительности же причиною решения (d) служит не опасение (g), а механические процессы в мозгу d и причина этого d кроется в предшествующем тоже механическом состоянии мозга с.

2. Каждое материальное событие активно определяет течение следующего за ним события и если не самолично, то по крайней мере своими следствиями влияет на дальнейший ход мирового процесса до скончания вежа. Наоборот, психическое событие совершенно пассивно: вспыхнув как результат механических процессов в мозгу, оно тотчас же погасает, не вызывая никаких последствий. «Получается крайне парадоксальный результат, – говорит Лопатин, – падение малейшей пылинки оказывается бесконечно более могущественным по отношению к миру в его целом нежели глубочайшие порождения мысли или самые возвышенные подвиги нравственного героизма: ведь падение пылинки вызывает в окружающей среде неограниченный ряд действий, хотя для нас и незаметных напротив, мысль своим идейным содержанием, боля в своих психических мотивах и нравственной цене ничего не производят и не меняют в природном ходе. Например, «Критика чистого разума» Канта представляется нам созданием его творческого гения и громадною работою его ума, но это только нам кажется. На самом деле все, что Кант написал было порождено внутренним механизмом частиц, составляющих его организм, и только им одним» [LXIII].

Непосредственное наблюдение говорит нам, что наша воля, наше хотение влияет на механические процессы в нашем теле: я захотел повернуться вправо и действительно повернулся вправо. Но материализм утверждает, что это непосредственное сознание влиятельности нашей воли есть иллюзия. Согласно материализму, положение здесь таково же как и в том случае, если бы колесо машины, нажимаемое приводным ремнем, начавшим уже преодолевать его инерцию и поворачивать его подумало про себя «хочу повернуться», а потом, когда инерция была бы окончательно побеждена давлением ремня и колесо повернулось бы, оно сказало бы про себя: «захотел повернуться и повернулся».

В 1914 г. в июле месяце на улицах городов и сел по всей России был расклеен манифест о войне и приказ о мобилизации. Тотчас же вся жизнь множества людей коренным образом изменилась: запасные отправились на призывные пункты, многие женщины поступили на курсы сестёр милосердая, многие фабрики и заводы изменили темп и даже предмет своего производства и т. п, и т. п. Чувства, опасения, страсти, связанные со всеми этими переменами, не имеют, по учению материализма, никакого действенного значения; действительное влияние имеют те чёрные крючки и кружки на белом листе манифеста, которые, отражая в определенном порядке световые лучи, попадающие в глаз читателей манифеста, колеблют в их мозгу атомы кислорода, азота, фосфора и т. п. в таком порядке, что отсюда механически возникают движения, иные чем прежде. Иными словами, все эти изменения по существу не отличаются от поворота колеса машины, которое напрасно воображало бы что оно исполняет своё хотение, тогда как в действительности оно повернуто давлением ремня извне.

Давно уже критики материализма обратили внимание на то, что два воздействия на субъекта, ничтожно отличающиеся друг от друга по своему материальному составу, но глубоко отличные по своему душевно-духовному смыслу (например, телеграмма «Mein Sohn ist gestorben» т. е. «мой сын умер», и телеграмма «Dein Sohn ist gestorben», т. е. «твой сын умер»), вызывают коренным образом различную реакцию, и это различие, непосредственно понятное с точки зрения теории, утверждающей духовные основы бытия и психическую активность, представляется странным и требует сложных построений для объяснения в духе материализма.

Фуллъе, критикуя теорию пассивности психического процесса, остроумно выразил сущность её следующим сравнением: сознание, согласно этой теории, есть паралитик, а тело – слепой, но слепой идёт как будто видит хорошо, а паралитик видит хорошо, но не ведёт слепого [LXIV].

3. Из схемы видно, что, согласно каузальному материализму, некоторые материальные процессы, совершающиеся в головном мозгу причинно действуют, так сказать, на два фронта, производя не только новое материальное событие, но ещё и новое психическое событие (например, b производит с и у), тогда как другие материальные процессы действуют лишь на одном фронте, именно производят только новое материальное явление (например, а есть причина b). Это глубокое качественное различие между двумя материальными процессами, отличающимися друг от друга лишь количественно, представляется странным и непонятным. Согласно остроумному замечанию одного русского философа, психические процессы появляются здесь в виде «бесплатного приложения». Затраты физической энергии на их возникновение, конечно, и не требуется, как это правильно указывает проф. Введенский потому что в составе психических явлений энергии нет [LXV], однако самое порождение этого «приложения», столь отличного от процесса перемещения молекул в пространстве, производит впечатление чего-то непостижимого.

Проф. Введенский, утверждая в духе кантианства, что метафизика как наука (о подлинном бытии, о «вещах в себе») невозможна и что всякая метафизическая теория, также и материализм, недоказуема и неопровержима, говорит, что непонятность происхождения психических процессов из материальных не свидетельствует против материализма. Под словом понятность он разумеет при этом аналитическую необходимость следования, т. е. такое отношение между двумя мыслями, когда одна мысль вытекает из другой на основании закона тожества. Такую понятную связь между мыслями он называет логическою, и отличает её от связей между фактами, т. е. от реальных связей, которые выражаются в синтетическом суждении и не обязаны быть понятными, но должны быть принимаемы просто, как фактически существующие [LXVI].

Такое учение о непонятности всякой причинной связи может быть принято только в связи с агностицизмом и феноменализмом, утверждающим, что нам известны лишь наши представления (явления), возникающие в нашей душевной жизни на основе непознаваемого подлинного бытия (вещей в себе). Такой феноменализм отвергает метафизическое понятие причинной связи как подлинного порождения, причинения.

Для Юма, например, причинная связь есть не более как ассоциация в человеческом уме двух представлений, часто следовавших в опыте друг за другом во времени [LXVII]. Поэтому он говорит: «Что угодно может быть причиною чего угодно».

Гносеология интуитивизма, наоборот, утверждает, что знание есть созерцание самого подлинного живого бытия и наблюдение причинной связи есть более или менее полное видение самой лаборатории природы самого акта порождения одним бытием других новых содержаний бытия Чем более полно это видение, тем более понятно, как из одних содержаний бытия вырастают другие [LXVIII]. Так, более или менее понятна для нас такая связь фактов, как падение кеглей от толкающего их шара или раздробление стёкла от удара камня. Но возникновение красного цвета вследствие перемещений электронов в пространстве или возникновение чувства радости из столкновения молекул в нервной системе есть нечто совершенно непостижимое. Прав был Дю-Буа-Реймон, когда признал, что происхождение психического процесса из материального никогда не будет постигнуто человеческим умом, и провозгласил своё знаменитое «Ignorabimus» *. Не прав он был, однако, в том, что воображал, будто фактически это непонятное соотношение процессов существует: оно непонятно просто потому, что оно невозможно и в действительности психические процессы и чувственные качества порождаются не движением частиц материи.

После этих замечаний, указывающих на странности материалистического миропонимания, перейдем к тем критическим соображениям которые уже определенно содержат в себе опровержение материализма.

Они могут быть найдены, исходя из любой основной философской науки, – из гносеологии, метафизики, этики, эстетики.

Гносеологический аргумент против материализма я формулирую следующим образом. Если бы мир был построен так, как это утверждает материализм, то человек не мог бы доказать, что материалистическое миропонимание есть истина. В самом деле, материалист, если он не является сторонником непосредственно противоречивого эквативного материализма, полагает, что знание о мире слагается из психических состояний, из ощущений, восприятий, воспоминаний и т. п., причинно обусловленных воздействием внешнего мира на органы чувств, глаз, ухо и т. п. Таким образом, согласно учению самого материализма, пытающегося решить гносеологическую (т. е. теоретико-познавательную) проблему, человек никогда не наблюдает материи: в непосредственном опыте он всегда находит только свои собственные психические состояния. Опираясь на эти данные опыта, каким образом можно доказать, что кроме них существует ещё что бы то ли было? На основании указанного учения о составе сознания, о составе всего опыта, последовательнее всего прийти к солипсизму (т. е. к учению о том, что достоверно известное бытие есть только я сам, мои психические состояния). Если я допущу в виде гипотезы что мои психические состояния обусловлены какою-то внешнею причиною, то для дальнейшего развития этой гипотезы всего правильнее будет представить себе это внешнее бытие по аналогии с единственно наблюдаемым мною достоверно бытием, именно по аналогии с моими психическими состояниями, т. е. представить себе, что кроме меня есть другие существа, имеющие ощущения, чувства, хотения и т. п. Таким образом получается какой-нибудь из видов панпсихизма, т. е. одностороннее учение, противоположное материализму, утверждающее, что материи совсем нет и что весь мир состоит только из психического бытия.

Лица, дорожащие материализмом как средством революционной борьбы, разлагающим устои современного общества, обыкновенно удовлетворяются какими-нибудь поверхностными возражениями против гносеологического аргумента. Так, социал-демократ Энгельс (1820-1895) говорит, что современное естествознание даёт правильное предвидение хода событий, без которого было бы невозможно блестящее развитие техники нашего времени. В обилии правильных предвидений и развитии техники он усматривает довод в пользу того, что внешний мир действительно существует и научное знание о нём движется по правильному пути. И в самом деле, Энгельс прав: развитие науки и техники может быть рассматриваемо как довод в пользу познаваемости внешнего мира. Но отсюда-то именно и следует вывод, губительный для материализма. Действительно, если гносеология, необходимо связанная с материализмом, именно утверждающая, что опыт состоит только из индивидуально-психических ощущений и т. п. состояний субъекта, неспособна объяснить несомненную познаваемость внешнего мира, то отсюда следует, что необходимо обратиться к более утонченной теории знания, например к трансцендентальному идеализму, к англо-американскому реализму, к интуитивизму, вообще к какой-либо теории, удовлетворительно объясняющей познаваемость внешнего мира но зато требующей отказа от материализма.

До каких логически несостоятельных утверждений можно дойти под влиянием предвзятой цели во что бы то ни стало сохранить материализм, можно видеть из следующего рассуждения Плеханова. Развив на основе своего материализма мысль, что весь опыт состоит из субъективных психических переживаний и столкнувшись с вопросом, как при таком строении опыта доказать существование внешнего мира и защититься от солипсизма, Плеханов отгораживается от солипсизма не с помощью логических доводов, а посредством брани, именно посредством заявления, что солипсизм есть мировоззрение Поприщина *. Далее он рассуждает так: «Человек должен действовать, умозаключать и верить (курсив мой!) в существование внешнего мира, говорил Юм. Нам материалистам, остаётся прибавить, что такая вера составляет необходимое предварительное условие мышления критического (курсив Плеханова!) в лучшем смысле этого слова, что она есть неизбежное salto vitale философии» [LXIX].

Сказав, что критическое мышление основывается на вере (а все остальные люди думают, что на вере основывается догматическое мышление), и совершив логическое salto mortale *, Плеханов назвал его благозвучно словами salto vitale * и успокоился. Мы можем прийти на помощь столь запутавшемуся материалисту и показать, что убеждение в существовании внешнего мира, а также материи может быть оправдано логически, а не путём ссылки на веру. Но для этого необходимо произвести тот анализ сознания, который приводит в гносеологии к интуитивизму [LXX]. Однако при этом следует тотчас же отдать себе отчёт, что интуитивизм возвращает зашедшему в тупик философу материю под условием отказа от материализма и признания наряду с материею и выше её других видов бытия. В самом деле, интуиция, т. е. непосредственное созерцание субъектом предметов, находящихся в пространстве вне его тела и во времени вне момента восприятия, предполагает сверхвременное и сверхпространственное единство мира, возможное лишь в том случае, если реальное бытие имеет идеальные основы и мир обладает органическим строением.

Поэтому среда сторонников материализма нет интуитивистов. Правда, у Молешотта встречаются заявления, которые могут быть поняты в духе интуитивизма. «Разве зеленое есть что-либо иное, чем отношение света к нашему глазу? И, если это не что-либо иное, то не существует ли тогда зелёный лист в себе, именно потому, что он зелёный для нашего глаза? Но тогда уничтожена преграда между вещью для нас и вещью в себе. Так как предмет существует лишь посредством своего отношения к другим предметам, например посредством своего отношения к наблюдателю, так как знание о предмете сводится на знание этих отношений то все наше знание есть предметное знание» [LXXI]. Однако высказывая эти мысли, Молешотт не осознал всего их своеобразия и, не уяснив себе условий возможности их, не заметил, что они несовместимы с материализмом. «Действительно, – говорит Ланге, – мало философских систем, которые не могли бы быть найдены в этих положениях прежде и яснее, чем материализм» [LXXII].

2. Метафизические умозрения дают не менее убедительные доводы против материализма. Всякий ум, сколько-нибудь способный к философскому исследованию, не может остановиться на той ступени анализа которою удовлетворяется материалист. Даже исследуя понятие материи и материального процесса, понятие пространства, времени, взаимодействия (толчка) и т. п., нельзя не прийти к мысли, что идеальное бытие лежит в основе реального бытия, а усмотрение этой истины ведёт к крушению материализма [LXXIII].

3. Этика и эстетика устанавливают наличность объективных абсолютных ценностей, абсолютного добра, абсолютной красоты и т. п.

Между тем материализм, раздробляющий бытие на отдельные тела связанные друг с другом только внешними отношениями, способен допускать лишь субъективные и относительные ценности: идеи абсолютного добра, абсолютной красоты не вмещаются в рамки этого мировоззрения.

4. Факты, изучаемые одною из частных наук, именно психологиею ярко свидетельствуют против материализма. Будучи всегда неорганическим миропониманием, материализм обнаруживает эту свою природу и в психологии. Все сложные душевные процессы он понимает, как продукт суммирования элементарных психических состояний («units of feelings» Спенсера). Отсюда получается своеобразная «атомистическая» (выражаясь метафорически) психология. Между тем непредвзятое наблюдение фактов [LXXIV] с очевидностью показывает, что душевный процесс есть органическое целое, не сложимое из элементов. Чтобы понять это целое в его отношении к материальному процессу, необходимо также и материальную сторону организма понимать как органическую целостность. Даже простейшие содержания сознания, например ощущения требуют такого более сложного учения об организме. Ф. Ланге (1828-1875) говорит в своей «Истории материализма» по поводу учения Демокрита: «Ощущение не находится в одном-единственном атоме, а тем менее в сумме их; потому что, иначе, как бы оно могло слиться в одно целое через пустое пространство. Оно производится в своей определенности посредством некоторой формы, в которой совокупно действуют атомы». Далее, в связи с учением Лукреция он поясняет свою мысль следующим образом: «Ощущение находится только в органическом теле животного, но здесь оно принадлежит не частям самим по себе, а целому. Теперь мы дошли до одного из тех пунктов, где материализм, как бы последовательно он ни был развит, каждый раз, более или менее явно или тайно, покидает свою собственную почву. Ясно, что с понятием о соединении в целое вводится новый метафизический принцип, имеющий странный вид наряду с атомами и с пустым пространством» [LXXV].

В настоящее время в философской литературе все шире распространяется учение об органическом строении также и материальных процессов. Наиболее замечательный труд, устанавливающий это положение принадлежит В. Келеру (Kohler): «Die physischen Gestalten in Ruhe und im stationaren Zustand» (1920). В своей книге Келер показывает, что электродвижущие силы между двумя электролитами, связанными процессом осмоса, строение электрического заряда на поверхности наэлектризованного тела, строение электромагнитного поля и т. п. суть целые, не сложимые из своих частей. Такие учения, однако, не спасают материализма, а ведут к ещё более верной гибели его. Исследуя онтологические основы возможности органических целостей, нельзя не признать, что они имеют характер идеального бытия. Отсюда следует, что в основе самой материальной природы лежат духовные начала [LXXVI].