5. Воспоминания в составе восприятия

5. Воспоминания в составе восприятия

Вследствие перспективности и вообще относительности к телу субъекта многих сторон чувственного восприятия нам, даже и для познавания чувственно наглядного содержания предмета, недостаточно чувственной интуиции; она должна быть дополнена ещё другими способами общения с предметом: нечувственным восприятием чувственных качеств» воспоминанием о прошлом опыте, умозаключениями.

Смотря на лезвие острого ножа, нередко мы воспринимаем его остроту не только как зрительно данную, но ещё и с осязательными и болевыми ощущениями, как при порезе. Явным образом здесь к восприятию наличной действительности прибавлены воспоминания о прошлом опыте. Сидя у себя в комнате и слыша звук издали, мы сразу воспринимаем его как лай собаки, как грохот передвигаемого в верхнем этаже стула, как звон колокола и т. п. Также сложные восприятия рассматриваются обыкновенно тоже в традиционной психологии как сочетание наличного звука с воспоминаниями о прежнем зрительном осязательном и т. п. опыте.

Без сомнения, каждое восприятие взрослого человека содержит в своём составе, кроме воспринимаемых теперь элементов предмета, множество вспоминаемых данных прошлого опыта, которые мы условимся называть данными представления в отличие от данных восприятия. Опыт у разных субъектов более или менее различен; поэтому один и тот же предмет может предстать в сознании двух субъектов в крайне различном виде в зависимости от элементов, представленных ими по воспоминанию. Это различие восприятий в немалой мере содействует возникновению и распространению теории субъективности восприятий. К тому же в психологии до недавнего времени вообще широко были распространены субъективистические теории памяти, согласно которым вспоминаемое есть субъективный образ, копирующий прошлое, а не сама прошлая транссубъективная действительность. В последнее время, однако, все чаще и чаще высказываются в литературе учения о памяти в духе интуитивизма и реализма.

Согласно этим учениям воспоминание есть своеобразный интенциональный акт субъекта, направленный на само прошлое в подлиннике. Бергсон в своей книге «Материя и память» весьма убедительно развил эту теорию однако в его системе нет важнейшего онтологического начала, именно субстанциальности я, исходя из которой становится понятным, как возможна непосредственная направленность акта припоминания на событие, совершившееся в прошлом, иногда десятки лет тому назад. В моей книге «Мир как органическое целое» это чудо ясновидения в прошлом объясняется тем, что я есть субстанциальный деятель, способный, благодаря своей сверхвременности, устанавливать такое новое своеобразное отношение, как направленность теперешнего своего акта созерцания на тот или иной отрезок прошлого в подлиннике (стр. 36-40). Если бы не было этой способности, мы не могли бы воспринимать движущихся предметов, мчащегося поезда, бегущей собаки как движущихся, так как для восприятия движения необходимо иметь в сознании непосредственное единство прошлых, настоящих и зарождающихся будущих положений предмета.

Благодаря американскому и английскому реализму учение о непосредственном созерцании прошлого широко распространилось. Александер говорит: «Объект соналичен (compresent) со мною, как прошлое или, в случае предвидения, как будущее». «Акты припоминания и ожидания совершаются в настоящий момент, но мы не имеем основания утверждать вследствие этого, будто объекты этих актов одновременны с настоящим» (1, 113, 117).

Проф. Лэрд (J, Laird), развивая аналогичные учения о памяти, ссылается на мыслителей XVIII в. Рида и лорда Монбоддо, который говорит что дух «не там, где тело, так как он воспринимает объекты, далекие от тела в пространстве и времени». Акт внимания при восприятии, напр. движения, говорит Лэрд, всегда направлен на целый отрезок времени, содержащий в себе прошлое, настоящее и будущее; в сознании наличествует не абстрактный, лишенный длительности момент настоящего, a конкретное настоящее (specious present). Вспоминая отдаленное прошлое т. е. пользуясь не «первичною», а «вторичною» памятью, субъект в виду также само это прошлое в подлиннике, и именно не свои бывшие восприятия, напр. горы Маттергорна, а саму гору, которую он прежде воспринимал [CCXXIV].

Линке также признает, что в воспоминании мы имеем в виду само прошлое, а не образ его [CCXXV]. Но в отличие от Лэрда он утверждает, что воспоминание есть переживание, направленное на прошлое переживание; следовательно, оно есть Schachtelerlebnis * и этим отличается от восприятия (стр. 209). С этим утверждением Линке нельзя согласиться: нельзя усмотреть, что могло бы препятствовать субъекту, если он имеет в виду прошлое, направлять внимание на что угодно в этом прошлом – в одних случаях на свои восприятия предметов прошлого, в других случаях на сами эти предметы, как прошлые. Наблюдение различных случаев воспоминания показывает, что это так; я способен вспоминать и то, как гора Эльбрус при восходе солнца показывалась из окутывающих её облаков двадцать лет тому назад, и то, как я наблюдал эту чудную картину с горы Бермамут.

Воспоминание о прошлом мы назвали представлением, а не восприятием, чтобы отметить иной, чем в восприятии, характер иитенционального акта и иной характер данности предмета. Broad указывает на то, что существует много разных видов данности, и обозначает некоторые из них особыми терминами, напр. чувственно данное (sensibly given), мнемически данное (mnemically given), категориально данное (categorially given) [CCXXVI].

В этом раду мы имеем дело с интенциональными актами, в которых возрастает значение духовности и убывает участие тела субъекта. В самом деле, к области духовного относятся все те свойства и проявления субъекта, которые служат условием возможности участия его во всеобъёмлющей полноте бытия, которые даже и в состоянии упадка поднимают его над раздробленностью бытия, обусловленною враждебными, эгоистическими проявлениями субстанциальных деятелей в отношении друг к другу [CCXXVII].

Память есть способность, предполагающая более глубокое единство субъекта с миром, чем чувственная восприимчивость по поводу наличного телесного раздражения, следовательно, она есть более высокое проявление духовности. Конечно, и воспоминания осуществляются при участии физиологических процессов в центральной нервной системе однако инициатива исходит здесь от субъекта, а вовсе не от вспоминаемого предмета [CCXXVIII]. Также и объективная сторона воспоминания отличается от объективной стороны восприятия: во-первых, вспоминаемое, будучи законченным прошлым, лишено той динамической связи с теперешнею телесною и душевною жизнью субъекта, которая характерна для воспринимаемого и придает ему оттенок интимной слитности с наличною реальностью жизни субъекта, поэтому-то самый сильный вспоминаемый раскат грома не звучит так, как воспринимаемый слабый шепот.

Во-вторых, вспоминаемое даже и в своей чувственной стороне нередко обнаруживает пробелы и выпадения, невозможные в восприятии, напр. форму без цвета или цвет без точного воспоминания о форме. В-третьих вспоминаемое может быть даже совсем лишено конкретных наглядно чувственных элементов, оно все может предстоять в сознании как не наглядное. Эти черты придают вспоминаемому характер бледного призрака, чего-то такого, что обладает пониженною реальностью. Да оно и в самом деле обладает пониженною реальностью, так как принадлежит прошлому, не имеет динамической активности.

Однако вторая и третья черта отличия вспоминаемого от воспринимаемого не необходима. У лиц, называемых эйдетиками, вспоминаемое предстоит в первичных и даже во вторичных воспоминаниях с чувственною полнотою, равною полноте восприятия (так что они напр., могут различать и наблюдать во вспоминаемом то, чего не успели заметить в момент восприятия) [CCXXIX]. Неудивительно поэтому, что бывают случаи, когда восприятие и представление воспоминания так приближаются друг к другу, что становится возможным смешение их: восприятие можно принять за воспоминание, и наоборот. В самом деле, с одной стороны, в восприятии есть много элементов только представляемых и, к тому же, есть много пробелов; с другой стороны воспоминание может отличаться большою чувственною полнотою и даже, по поводу этой полноты, могут возникнуть у субъекта реакции напр., рассматривания, расслушивания и т. п., что ещё увеличивает сходство с восприятием. Неудивительно поэтому, что вспоминаемые элементы в составе восприятия всегда почти кажутся воспринятыми.

Если при этом они не соответствуют наличной действительности напр., в сумерки я вхожу в комнату и вижу стоящего у стены человека, а потом оказывается, что это было висящее на стене полотенце, то такое ложное восприятие называется иллюзиею. О том, что даже иллюзия состоит из транссубъективных элементов и не служит доказательством правильности теорий, субъективирующих и психологизирующих весь состав восприятия, будет сказано ниже.