2. ОБЯЗАННОСТИ И САНКЦИИ

2. ОБЯЗАННОСТИ И САНКЦИИ

Сомнения, которые мы рассмотрим, часто выражаются во вводных главах книг по международному праву в форме вопроса «Как международное право может быть обязывающим («binding»)?» [107] Однако в этой излюбленной форме вопроса есть нечто, очень запутывающее, и прежде чем мы сможем заняться этим, мы должны обратиться к первоочередной вопрос, ответ на который совершенно неясен. Этот первоочередной вопрос таков: Что имеется в виду, когда о целой системе права говорится, что она «обязывающая»? Положение о том, что частное правило системы ограничивает частное лицо, знакомо юристам, и его смысл в достаточной степени ясен. Мы можем перефразировать его как утверждение, что рассматриваемое правило является действительным и подлежащее ему рассматриваемое лицо имеет некоторое обязательство или обязанность. Кроме этого, существуют некоторые ситуации, описываемые более общими утверждениями, выраженными в такой форме. При определенных обстоятельствах мы можем сомневаться, применима ли та или иная правовая система к частному лицу. Такие сомнения могут возникнуть в ситуации правовой коллизии (при конфликте законов) или в международном публичном праве. В первом случае мы можем задаться вопросом, обязывает ли французский или английский закон частное лицо относительно частной транзакции, а в последнем случае мы можем спросить, были ли жители, например оккупированной врагом Бельгии, связаны тем, что правительство в изгнании считало бельгийским правом, или же они были подчинены законам оккупационных властей? Но в обоих случаях эти вопросы являются вопросами о праве, которые возникают внутри некоторой системы права (внутригосударственного или международного), и разрешаются отсылкой к правилам или принципам этой системы. Они не задаются вопросом об общем характере этих правил, а только их сфере действия или применимости в данных обстоятельствах к частным лицам или транзакциям. Определенно, вопрос: «Обязывает ли международное право?» и связанные с ним вопросы: «Каким образом международное право может обязывать?» или «Что делает международное право обязывающим?» — это вопросы другого порядка. Они выражают сомнение не относительно применимости, а относительно общего правового статуса международного права; это сомнение будет более прямо выражено в форме: «Можно ли осмысленно и с достоверностью сказать, что такие правила, как эти, порождают обязанности?» Как показывают книжные дискуссии, один источник сомнений по этому пункту заключается просто в отсутствии системы централизованных санкций. Это один пункт противопоставления внутригосударственному праву, правила которого берутся как непререкаемо «обязывающие» и как парадигмы правовой обязанности. Последующая аргументация проста: если по этой причине правила международного права не являются «обязывающими», то совершенно неоправданно всерьез воспринимать их классификацию как права, ибо какими бы толерантными ни были способы общего употребления слов, это слишком большая разница, чтобы не замечать ее. Всякое рассуждение о природе права начинается с принятия того, что его существование по крайне мере делает определенное поведение обязательным.

Рассматривая этот аргумент, мы будем толковать в его пользу любые сомнения, касающихся фактов международной системы. Мы примем, что ни статья 16 Конвенции Лиги Наций, ни глава VII Хартии Организации Объединенных Наций (United Nation Charter) не вводят в международное право чего-либо, что можно было бы приравнять к санкциям внутригосударственного права. Несмотря на Корейскую войну и на то, какую бы мораль ни вывели из суэцкого инцидента, мы будем полагать, что, как бы важно ни было их использование, те правовые положения Хартии ООН, которые предусматривают проведение закона в жизнь, вполне могут быть парализованы с помощью вето, и, должно сказать, существуют лишь на бумаге [108].

Приводить доводы в пользу того, что международное право не является обязывающим ввиду отсутствия организованных санкций, означает молчаливо признавать анализ обязанности, содержащийся в теории о том, что право, в сущности, есть приказы, подкрепленные угрозами. Эта теория, как мы видели, отождествляет «иметь обязанность», или «быть обязанным» с «вероятным претерпеванием санкций или наказаний, налагаемых за неподчинение». Однако, как мы показали, это отождествление искажает роль, которую играют во всей правовой мысли и рассуждениях идеи обязательств и обязанностей. Даже во внутригосударственном праве, где существуют эффективно организованные санкции, мы должны отличать, по различным причинам, указанным в седьмой главе, смысл внешнего предсказательного утверждения «Я буду (ты будешь), вероятно, наказан за неподчинение» от внутреннего нормативного утверждения «Я имею (ты имеешь) обязанность действовать таким образом», которое оценивает положение частного лица с точки зрения правил, принятых в качестве руководящих образцов поведения.

Верно то, что не все правила порождают обязательства или обязанности; верно и то, что правила, которые делают это, обычно призывают жертвовать в какой-то мере частными интересами и обычно поддерживаются серьезными требованиями соответствовать им и настойчивой критикой отклонений. Но как только мы освобождаемся от предсказательного анализа и от породившей его концепции права как, в сущности, приказа, подкрепленного угрозами, по-видимому, нет хороших оснований в пользу сведения нормативной идеи обязанности к правилам, поддерживаемых организованными санкциями.

Мы должны, однако, рассмотреть другую форму аргументации, более правдоподобную ввиду того, что она не привержена определению обязанности в категориях вероятности санкций, которыми угрожают. Скептик может указать, что во внутригосударственной правовой системе существуют (что мы сами и подчеркивали) определенные положения, которые оправданно называются необходимыми; среди них первичные правила обязанности, запрещающие свободное использование насилия и правила, обеспечивающие официальное использование силы как санкции, за нарушение этого и других правил. Если такие правила и организованные санкции, их поддерживающие, необходимы в этом смысле для внутригосударственного права, не равным ли образом являются они таковыми и в случае международного права? То, что это так, могут утверждать и не настаивая на том, что это следует из самого смысла слов типа «обязывающий» или «обязанность».

Ответ на аргументацию в такой форме должен быть найден в тех элементарных истинах о человеческих существах и их окружении, которые конституируют продолжительное психологическое и физическое устройство (setting) внутригосударственного права. В сообществах индивидов, приблизительно равных по физической силе и уязвимости, физические санкции и необходимы и возможны. Они требуются для того, чтобы те, кто добровольно подчинится ограничениям закона, не были простыми жертвами преступников, которые, в отсутствие таких санкций, пожинали бы плоды уважения закона со стороны других, сами не уважая его. Среди индивидов, живущих в тесном соседстве друг с другом, возможности нанесения ущерба другим посредством обмана, если не прямого нападения, столь велики, а шансы избежать последствий столь значительны, что никакие простые естественные удерживающие факторы в любой, кроме самой простейшей, форме общества, не могли бы быть достаточными для того, чтобы ограничить тех, кто слишком порочен, глуп или слаб для того, чтобы подчиняться закону. Однако из-за того же факта приблизительного равенства и очевидных преимуществ подчинения системе ограничений, никакое сборище преступников, вероятно, не превзойдет по силе тех, кто будет добровольно сотрудничать по поддержанию этой системы ограничений. В таких обстоятельствах, которые конституируют фон внутригосударственного права, санкции успешно могут использоваться против преступников при относительно малом риске: их угроза многое добавит к тому, чем являются естественные удерживающие факторы. Но просто потому, что простые трюизмы, которые хорошо подходят в случае индивидов, мало пригодны в случае государств и фактический фон для международного права настолько отличается от фона национального права, — в случае международного права не существует ни подобной необходимости для санкций (пусть даже желательным будет поддержание ими международного права), ни подобной перспективы их надежного и эффективного использования.

Это так потому, что агрессия между государствами очень непохожа на агрессию между индивидами. Использование насилия между государствами должно быть публичным, и хотя не существует международной полицейской силы, маловероятно, что раздор между агрессором и его жертвой останется их частным делом, как это могло бы произойти в случае убийцы или вора в отсутствие полиции. Начать войну даже для сильнейшей державы — значит пойти на большой риск в отношении последствий, которые редко предсказуемы с обоснованной уверенностью. С другой стороны, из-за неравенства государств не может быть устойчивой уверенности в том, что соединенная мощь тех, кто стоит на стороне международного порядка, обязательно превзойдет силы агрессоров. Следовательно, организация и использование санкций сопряжены с огромным риском, и угроза их мало что добавляет к естественным сдерживающим факторам. На фоне этих совершенно других фактов, международное право развивается в форме, совершенно отличной от формы внутригосударственного права. Если бы не было организованного подавления и наказания преступности, среди населения современного государства можно было бы ожидать постоянного насилия и воровства; но в истории государств разрушительные войны перемежаются долгими годами мира. Эти годы мира ожидаемы только рационально, учитывая риски и угрозы войны и взаимные нужды государств; но годы мира стоят того, чтобы регулировать их с помощью правил, которые отличаются от правил внутригосударственного права, среди прочего еще и тем, что не обеспечивают их проведения в жизнь каким-либо центральным органом. И все же о том, что требуют эти правила, мыслят и говорят как о чем-то обязательном; существует общее давление, направленное на соответствие этим правилам; утверждения и допущения базируются на них, и полагается, что их нарушение оправдывает не только настоятельные требования компенсации, но и репрессалии и контрмеры. Когда этими правилами пренебрегают, это делается не на том основании, что они необязывающие; вместо этого, делаются попытки скрыть факты. Можно, конечно, сказать, что такие правила эффективны лишь до тех пор, пока они касаются таких проблем, из-за которых государства не расположены сражаться. Это может быть так, и может негативным образом сказаться на важности системы и ее ценности для человечества. И все же уже установленное показывает, что из необходимости организованных санкций во внутригосударственном праве, с его структурой физических и психологических фактов, невозможно вывести простое заключение, что без этих санкций международное право, в его совершенно иных фактических обстоятельствах, не налагает никаких обязанностей, не «обязывает» и, как следствие, не заслуживает названия «право» [109].