Предисловие
Предисловие
Центральный тезис представленного рассуждения заключается в том, что структура высказывания отражает и одновременно инспирирует генеративную матрицу родовой репродукции. Эта проблема имеет определенную традицию, и помимо двух ее главных героев можно вспомнить как французского мыслителя и писателя Пьера Клоссовски, утверждавшего, по словам М. Рыклина, что «стремление человечества к воспроизводству само воспроизводится с помощью языка»216, так и немецкого антрополога Дитмара Кампера, говорившего, что «как интеллект (cervix) мужчины производит язык, так матка (matrix) женщины производит человеческий род», и представителя структурной антропологии Клода Леви-Стросса, обнаружившего сходные структуры в системах языка и родства. Можно предположить, что эти теоретики говорят о принципиальной связи системы языка как сферы Идеального и системы человеческого рода как сферы Реального.
Проблематика взаимоотношения языковой системы и родовой системы как раз и объединяет позиции таких разных мыслителей как Бахтин и Левинас. Причем оба, явно независимо друга от друга, исходят практически из одной установки, которая отказывает Разуму в привилегированности и исключительности его статуса. Эта позиция отказывает «автономному», «субстанциальному», «тотальному» разуму в том, чтобы быть единственным ведомством языка и всей семантики человеческой коммуникации. Оба мыслителя существенно «заземляют» структуры и конструкции смыслопорождения языка, заявляя об их «социальном», «интерсубъективном» характере.
Более того, Левинас, децентрируя классический Разум как исключительно субъективный Логос, традируемый от Парменида до Хайдеггера, относительно структуры Социального, в конечном итоге претендует на создание некой новой, социальной онтологии, Бытие в которой понимается только как интерсубъективное и межличностное. Эта социальная онтология Другого посредством интерсубъективной структуры языка подчиняет себе прежнюю онтологию Субъекта: «это "говорить по направлению к Другому" - отношение к Другому как к собеседнику, как к сущему - предшествует любой онтологии»217. И это, несомненно, - наиболее значимая и даже беспрецедентная по значимости интуиция Левинаса в то, что интерсубъективность предшествует всякой субъективности.
Если Бахтин утверждает, что всякое высказывание как структурная единица языка и коммуникации необходимо погружено в социальный контекст и вынуждено всегда учитывать лексику и грамматику социальной среды, то Левинас настаивает на существенной «диахроничности», «временности» всякого высказывания. И как один указывает на субъект-субъектный характер любого высказывания, связывающего область индивидуально-идеальных значений со сферой коллективно-реальных знаков так, что высказывание символизирует коммуникативное единство индивида и общества, так и другой представляет высказывание в качестве «ребенка», который символизирует единство имманентной, внутренней Тотальности и трансцендентной, внешней Бесконечности.
Таким образом, оба мыслителя выясняют, как, в одном случае, коммуникативные смыслы определяются со стороны смысла репродукции человеческого рода, и, как, в другом случае, последний обусловливается механизмом функционирования языковой коммуникации, причем оба процесса не имеют друг перед другом никаких преимуществ, обосновывая друг друга одновременно и в равной степени.
И Левинас, и Бахтин лишают Разум автономности фаллоцентризма, в котором мужское сознание долгие годы пребывало в состоянии блаженного одиночества торжествующей исключительности. Проект классического Разума они предают суду Социального, которое настоятельно требует восстановления попранного равноправия мужской и женской позиции. Оба убедительно показывают, что господство Разума (мужчины) зиждется на «социально-несправедливом» положении неразумного Тела (женщины) (подобно тому, как процветание богатого и свободного Запада зиждется на бедности угнетенного Востока).
Под знаменем борьбы с эксплуатацией «смысловым» Капиталом «бессмысленного» Труда поднимается восстание Знака равенства социальных масс против Идеи онтологической аристократии, которое требуюет «справедливости для всех» вопреки и взамен «свободы для немногих». Результатом этого восстания становится Революция, которая оборачивается социальной разрядкой напряжения между Идеалом и Реальностью. Причем ценой такой разрядки становится полное упразднение невыносимого для большинства различия между метафизическим Идеалом и социальной Реальностью.