74. СВЯЗЬ МЕЖДУ МОРАЛЬНЫМИ И ЕСТЕСТВЕННЫМИ УСТАНОВКАМИ

74. СВЯЗЬ МЕЖДУ МОРАЛЬНЫМИ И ЕСТЕСТВЕННЫМИ УСТАНОВКАМИ

Есть еще один аспект моральных установок (attitudes), на который я обратил внимание при описании развития чувства справедливости, а именно, их связь с определенными естественными установками18. Так, исследуя моральное чувство, мы должны спросить: каковы естественные установки, с которыми оно связано, если таковые вообще есть? Здесь, на самом деле, два вопроса, один из которых обратен другому. Первый касается естественных установок, которые отсутствуют, когда человек не имеет определенных моральных эмоций..

Второй же заключается в том, какие естественные установки наличествуют, когда человек испытывает моральную эмоцию. Обрисовывая три стадии морали, я касался только первого вопроса, поскольку обратный ему поднимает другие и более сложные проблемы. Я утверждал, что в контексте авторитарной ситуации естественные установки любви и доверия у ребенка к обладающим властью ведут к чувству (авторитарной) вины, когда он нарушает адресованные ему предписания. Отсутствие этих моральных чувств свидетельствует об отсутствии этих естественных уз. Сходным образом, в рамках морали ассоциации, естественные установки дружбы и взаимного доверия приводят к возникновению чувства вины при невыполнении обязанностей и обязательств, признаваемых группой. Отсутствие этих чувств предполагает отсутствие этих привязанностей.

Эти утверждения не следует путать с их обращениями, поскольку хотя чувства негодования и вины, например, часто расматриваются как свидетельства подобных привязанностей, могут быть и другие объяснения. В общем, моральные принципы утверждаются по разным причинам, и их признания обычно достаточно для моральных чувств. Конечно, в соответствии с договорной теорией принципы правильности и справедливости имеют определенное содержание, и, как мы только что видели, есть смысл, в котором поступки в соответствии с ними могут истолковываться как поступки ради блага человечества или просто людей. Говорит ли этот факт о том, что человек в своих действиях исходит отчасти из определенных естественных установок, особенно тех, которые включают привязанность к конкретным индивидам, а не из общих форм симпатии и благожелательности, — этот вопрос я здесь не рассматриваю. Конечно, предшествующее объяснение развития морали предполагает, что привязанность к конкретным людям играет существенную роль в формировании морали. Однако вопрос о том, в какой мере требуются эти установки для позднейшей моральной мотивации, остается открытым, хотя было бы удивительно, я полагаю, если бы эти привязанности не были бы до определенной степени необходимы.

Так вот, связь между естественными установками и моральными чувствами может быть выражена следующим образом: эти чувства и установки представляют собой упорядоченные семейства характеристических диспозиций, и эти семейства пересекаются таким образом, что отсутствие определенных моральных чувств свидетельствует об отсутствии определенных естественных уз. Или иначе, наличие определенных естественных привязанностей приводит к возникновению предрасположенности к определенным моральным эмоциям, если имело место соответствующее моральное развитие. Можно видеть, почему и как это происходит, на следующем примере. Если А любит В, то, без специальных оговорок, А боится за В, когда В в опасности, и старается помочь В. Опять-таки, если С планирует отнестись к В несправедливо, А возмущен в отношении С и пытается предотвратить осуществление его планов.

В обоих случаях А предрасположен защищать интересы В. Далее, при отсутствии особых обстоятельств, А радуется присутствию В, а если В ранен или умер, А охвачен печалью. Если за ущерб В ответственен А, А будет чувствовать угрызения совести. Любовь — это чувство, иерархия диспозиций для выражения и проявления этих первичных эмоций в соответствующих случаях и соответствующим образом19. Чтобы подтвердить связь между естественными установками и моральными чувствами, нужно только обратить внимание на то, что диспозиция со стороны А к угрызениям совести, когда он причиняет ущерб В, или диспозиция вины, когда он нарушает законные притязания В, или диспозиция А к негодованию, когда С пытается отрицать право В, столь же тесно связаны психологически с естественными установками любви, как диспозиции к радости в присутствии другого или печали, когда он страдает. Моральные чувства в некотором смысле более сложны. В своей завершенной форме они предполагают понимание и признание определенных принципов и способность судить в соответствии с ними. Но при таких предложениях предрасположенность к моральным чувствам кажется в той же мере частью естественных чувств, как и склонность к радости или предрасположенность к печали. Любовь иногда проявляется в печали, а иногда в негодовании. Одно без другого было бы в равной степени необычно. Содержание рациональных моральных принципов таково, что оно делает эту связь понятной.

Основное следствие этой доктрины заключается в том, что моральные чувства являются нормальной стороной человеческой жизни. Мы не можем избавиться от них, не устраняя, тем самым, определенные естественные установки. Среди людей, которые никогда не поступали в соответствии с их обязанностью быть справедливыми и действовали лишь в интересах своекорыстия и выгоды, не возникнут узы дружбы и взаимного доверия.

Действительно, когда такие привязанности существуют, для честных поступков находятся другие резоны. Это представляется достаточно очевидным. Но из сказанного также следует, что, исключая самообман, эгоисты неспособны к чувству возмущения и негодования. Если один из двух эгоистов обманет другого, и это обнаружится, ни один из них не будет иметь оснований для жалоб. Они не принимают принципов справедливости или какую-то другую концепцию, разумную с точки зрения исходного положения; не испытывают они и подавленности от чувства вины за нарушения своих обязанностей. Как мы видели, возмущение и негодование являются моральными чувствами и, следовательно, предполагают объяснение через признание принципов правильности и справедливости. Но согласно гипотезе, подходящие объяснения здесь не могут быть даны. Отрицать, что эгоистичные люди неспособны к возмущению и негодованию, вовсе не значить утверждать, что они не могут раздражаться и сердиться друг на друга. Человек без чувства справедливости может быть разгневан на другого, который поступил нечестно. Однако гнев и раздражение отличаются от негодования и возмущения; они не являются, как последние, моральными эмоциями. Невозможно также отрицать, что эгоисты могут хотеть, чтобы другие признавали узы дружбы и относились к ним как к друзьям.

Однако эти желания не следует путать с узами привязанности, которые приводят человека к жертвам в пользу своих друзей. Несомненно, есть трудности в различении возмущения и гнева, как и подлинной и мнимой дружбы. Безусловно, явные проявления чувств и действия могут казаться одинаковыми, когда они ограничены малым отрезком времени. Однако при больших периодах времени различие обычно может быть сделано.

Можно сказать, таким образом, что человек, у которого нет чувства справедливости и который будет поступать не по справедливости, а исходя из собственных интересов и выгоды, не только не связан никакими узами дружбы, привязанности и взаимного доверия, но и не способен испытывать возмущение и негодование. У него нет определенных естественных установок и моральных чувств самого элементарного типа. Другими словами, тот, у кого нет чувства справедливости, не обладает определенными фундаментальными установками и способностями, которые входят в понятие человечности. Можно допустить, что в некотором более широком смысле моральные чувства неприятны; однако без искажения нашей человеческой природы невозможно избежать предрасположенности к ним. Эта предрасположенность — цена любви и доверия, дружбы и привязанности, а также приверженности институтам и традициям, от которых мы получаем выгоды и которые служат общим интересам человечества. Далее, допуская, что у людей есть собственные интересы и устремления и что они готовы в преследовании своих целей и идеалов настаивать на своих требованиях друг перед другом, т. е. пока созревают условия, приводящие к возникновению вопросов о справедливости, — неизбежно, что, при наличии искушений и страстей, эта предрасположенность будет реализована. А поскольку стремление к целям и идеалам совершенства заключает в себе предрасположенность к смирению и стыду, а отсутствие такой предрасположенности влечет отсутствие таких целей и идеалов, можно сказать о смирении и стыде, что они являются составной частью понятия человечности. Ясно, что человек, у которого нет чувства справедливости и, следовательно, предрасположенности к чувству вины, который не имеет также определенных фундаментальных установок и способностей, не имеет оснований для того, чтобы поступать в соответствии с требованиями справедливости. Однако в такой ситуации есть смысл: понимание того, что отсутствие чувства справедливости было бы частичным ущербом нашей человечности приводит нас к признанию необходимости этого чувства.

Отсюда следует, что моральные чувства являются обычной составной частью человеческой жизни. Человек не может избавиться от них, не устраняя тем самым естественные установки. И мы также видели (§§ 30, 72), что моральные чувства и эти установки — продолжение друг друга в том смысле, что человеческая любовь и желание поддерживать общее благо включают принципы правильности и справедливости в качестве необходимых для определения их объекта. Ничто из сказанного не противоречит тому, что существующие в нас моральные чувства могут быть во многих отношениях иррациональными и вредными для нашего блага. Фрейд прав, утверждая, что эти установки часто носят слепой и карающий характер, включая в себя многие довольно суровые аспекты авторитарной ситуации, в которой они сначала и приобретались. Возмущение и негодование, чувства вины и раскаяния, долга и порицания других часто принимают извращенные и разрушительные формы и безосновательно притупляют человеческую спонтанность и радость. Когда я говорю, что моральные установки являются составной частью человечности, я имею в виду те установки, которые апеллируют в своем объяснении к обоснованным принципам правильности и справедливости. Разумность основополагающей этической концепции является необходимым условием; и поэтому соответствие моральных чувств нашей природе определено принципами, которые были бы приняты в исходном положении20.

Эти принципы регулируют моральное образование и выражение морального одобрения и неодобрения так же, как они управляют устройством институтов. Однако даже если чувство справедливости представляет собой нормальное следствие естественных человеческих установок в рамках вполне упорядоченного общества, все-таки истинно, что наши теперешние моральные чувства предрасположены к неразумности и непостоянности.

Тем не менее, одна из добродетелей вполне упорядоченного общества заключается в том, что с исчезновением деспотичной власти его члены значительно меньше страдают от гнетущего бремени совести.