66. ОПРЕДЕЛЕНИЕ БЛАГА В ПРИМЕНЕНИИ К ЛИЧНОСТЯМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

66. ОПРЕДЕЛЕНИЕ БЛАГА В ПРИМЕНЕНИИ К ЛИЧНОСТЯМ

Определив общее благо человека как последовательное выполнение рационального плана жизни и его меньшие блага как части этого общего блага, мы теперь можем ввести дальнейшие определения. Таким образом, понятие блага применяется к другим субъектам, которые занимают важное место в моральной философии. Но прежде чем сделать это, мы должны обратить внимание на допущение, что первичные блага могут быть объяснены слабой теорией блага. Другими словами, я предполагаю, что рационально хотеть этих благ, чего бы мы ни хотели в дополнение к ним, поскольку они в общем необходимы для осуществления рационального плана жизни. Люди в исходной позиции, по предположению, принимают эту концепцию блага, и следовательно, они считают принятым, что они хотят большей свободы, больших возможностей и большего набора средств достижения своих целей. Имея в виду эти цели, а также цель обеспечения первичного блага самоуважения (§

67), они оценивают концепции справедливости, доступные им в исходном положении.

То, что свобода и возможности, доходы и богатство, прежде всего самоуважение, являются первичными благами, должно на самом деле объясняться слабой теорией. Ограничения принципов справедливости не могут использоваться для составления перечня первичных благ, служащих частью описания самой исходной ситуации. Причина здесь, конечно, в том, что перечень является одной из предпосылок, на основе которых производится выбор принципов правильного. Употребление этих принципов в объяснении самого перечня дало бы порочный круг. Мы должны допустить поэтому, что перечень первичных благ может быть объяснен концепцией блага как рациональности в соединении с общими фактами относительно человеческих желаний и способностей, их характерных сторон и требований воспитания, аристотелевским принципом и потребностями социальной взаимозависимости. Нигде в аргументации мы не можем апеллировать к ограничениям справедливости. Но раз мы удовлетворены тем, что перечень первичных благ можно получить таким образом, тогда во всех дальнейших применениях определения блага можно свободно обращаться к ограничениям правильности. Я не буду аргументировать в пользу перечня первичных благ, поскольку их требования вполне очевидны. Я, однако, время от времени буду возвращаться к этому вопросу, особенно в связи с первичным благом самоуважения. В дальнейшем я просто приму перечень и постараюсь применить полную теорию блага. Проверка этой теории заключается в том, что она должна совпасть с нашими обдуманными ценностными суждениями в рефлективном равновесии.

Остается рассмотреть два фундаментальных раздела теории блага. Нам нужно убедиться, верно ли это определение как для людей, так и для обществ. В этом параграфе я обсуждаю случаи, касающиеся людей, оставляя вопрос о благе общества до последней главы, когда можно будет учесть все стороны справедливости как честности. Многие философы готовы принять некоторый вариант блага как рациональности для артефактов и ролей и для таких неморальных ценностей как дружба и привязанности, стремление к знанию, наслаждение красотой и т. п. Действительно, я подчеркивал, что главные элементы блага как рациональности являются предельно общими, разделяемыми философами весьма разных убеждений. Тем не менее, очень часто полагают, что эта концепция блага выражает инструментальную или экономическую теорию ценностей, которая неверна в случае моральных достоинств. Когда мы говорим о справедливом или благожелательном человеке как о моральном человеке, служащим примером блага, мы подразумеваем другое понятие блага23. Раз принципы правильности и справедливости у нас под рукой, эти суждения покрываются полной теорией блага как рациональности. Основание того, почему так называемая инструментальная или экономическая теория не оправдывает ожиданий, заключается в применении к проблеме моральных ценностей, по сути дела, слабой теории. Вместо этого мы должны использовать эту теорию только в качестве части описания исходного положения, из которого выводятся принципы правильности и справедливости. В этом случае мы можем применять теорию блага без ограничений и свободно использовать ее в двух основных случаях, а именно: (хорошего) человека как примера блага и (хорошего) общества как примера блага. Доведение слабой теории до полной через концепцию исходного положения является существенным шагом.

Сразу приходит в голову несколько способов расширения определения до проблемы морального достоинства, и я полагаю, что, по крайней мере, один из них сослужит нам хорошую службу. Во-первых, мы могли бы определить некоторую базисную роль или положение, например гражданина, а затем сказать, что хороший человек — это человек, обладающий в большей степени, чем средний, свойствами, которые рационально ожидать друг от друга. Здесь существенной является точка зрения гражданина, судящего о других гражданах в той же самой роли. Во-вторых, представление о хорошем человеке может интерпретироваться как требующее некоторой общей или средней оценки; хороший человек хорошо выступает в различных ролях, особенно в тех, которые считаются более важными. Наконец, могут существовать свойства, которых рационально требовать от людей, когда они рассматриваются почти во всех социальных ролях. Назовем такие свойства, если они существуют, широко обоснованными (broadly based)24. Например, в применении к инструментам эта идея может быть проиллюстрирована так: широко обоснованные свойства — это эффективность, долговечность, легкость использования и т. д. Это черты, желательные почти для всех инструментов. Не столь широко обоснованны такие свойства, как острый край или устойчивость к ржавчине и т. д. Вопрос о том, обладают ли некоторые инструменты такими свойствами, даже не возникает. По аналогии с этим, хороший человек, в противоположность, например, хорошему доктору или хорошему фермеру, имеет в большей степени, чем средний человек, широко обоснованные свойства (которые еще надо специфицировать), которые людям рационально ожидать друг от друга.

Последнее предложение кажется с первого взгляда наиболее правдоподобным. Оно включает первое расширение определения в качестве специального случая и схватывает интуитивную идею второго. Есть, однако, некоторая трудность в его разработке. Прежде всего нужно идентифицировать точку зрения, с которой широко обоснованные свойства рационально предпочтительны, а также допущения, на которых это предпочтение основано. Я отмечу сразу, что фундаментальные моральные добродетели, т. е. сильные и нормально действенные желания поступать согласно принципам правильности, безусловно, находятся среди широко обоснованных свойств. Во всяком случае, это должно быть истинным, пока мы предполагаем, что рассматриваем вполне упорядоченное общество или общество в близком к справедливости состоянии. Теперь, поскольку базисная структура такого общества справедлива и эти структуры стабильны относительно общественной концепции справедливости в данном обществе, его члены в общем случае будут иметь соответствующее чувство справедливости и желание утвердить свои институты. Но истинно также то, что для каждого человека рационально действовать по принципам справедливости только в предположении, что эти принципы, по большей части, признаются другими людьми, и являются основанием для их действий.

Следовательно, репрезентативный член вполне упорядоченного общества обнаружит, что он хочет, чтобы другие тоже обладали основными добродетелями, в частности, чувством справедливости. Его рациональный план жизни согласуется с принуждением поступать правильно, и он, наверняка, хочет, чтобы другие признавали те же самые ограничения. Чтобы сделать это заключение абсолютно надежным, мы должны также быть уверенными в том, что для принадлежащих к вполне упорядоченному обществу и уже приобретших чувство справедливости рационально поддерживать и укреплять это моральное чувство. Я буду обсуждать этот вопрос позже (§ 86), сейчас я предполагаю, что это просто имеет место. Таким образом, с учетом всех этих допущений представляется очевидным, что фундаментальные добродетели будут среди широко обоснованных свойств, которые члены вполне упорядоченного общества рационально хотят видеть друг у друга.

Следует рассмотреть дальнейшее усложнение. Есть другие свойства, которые, вероятно, столь же широко обоснованы, как и добродетели, например интеллект и воображение, сила и выносливость. Действительно, для правильного поведения необходим некоторый минимум этих атрибутов, поскольку без способности к суждению и воображению, например, добрые намерения легко могут нанести вред. В то же время если интеллект и решительность не управляются чувством справедливости и обязательствами, то они могут только способствовать пренебрежению к законным требованиям других людей. Наверняка было бы нерационально хотеть, чтобы кто-либо был настолько превосходящим других в этом отношении, что справедливые институты были бы в опасности. Однако обладание этими природными дарованиями в нормальной мере, очевидно, желательно с социальной точки зрения, и следовательно, в этих пределах такие атрибуты также широко обоснованны. Таким образом, в то время как моральные добродетели включены в широко обоснованные свойства, они не являются единственными в этом роде.

Необходимо, таким образом, различать моральные добродетели и природные дарования. Последние можно себе представлять как естественные способности, развитые посредством образования и тренировки и используемые в соответствии с некоторыми характерными интеллектуальными и другими стандартами, по которым они могут приблизительно оцениваться. С другой стороны, добродетели представляют собой чувства и обычаи, направляющие нас к правильным, основанным на принципах, действиям. Мы можем отличать добродетели друг от друга посредством соответствующих им принципов. Я допускаю таким образом, что добродетели могут быть выделены с использованием уже установленной нами концепции справедливости; как только эта концепция понята, мы можем полагаться на нее в определении моральных чувств и отличении их от природных дарований.

Тогда хороший человек, или человек морально достойный, — это такой, который имеет более высокую степень, чем средний человек, широко обоснованных свойств морального характера, которые рационально желать для людей в исходном положении друг в друге. Поскольку принципы справедливости уже выбраны, и мы допускаем строгое согласие (compliance), каждый знает, что он хочет, чтобы другие в обществе имели моральные чувства, которые поддерживают приверженность этим стандартам. Другими словами, мы могли бы сказать, что хороший человек имеет такие особенности морального характера, которые рационально желать для членов вполне упорядоченного общества в своих партнерах. Ни одна из этих интерпретаций не вводит никаких новых этических представлений, и поэтому определение блага как рациональности распространяется и на людей. В соединении с теорией справедливости, которая частично объясняет благо в рамках слабой теории, полная теория дает удовлетворительное толкование моральных ценностей — третьего главного понятия этики.

Некоторые философы полагали, что, поскольку личность как личность сама по себе (person qua person) не имеет определенной роли или функции и не может рассматриваться как инструмент или объект, определение блага как рациональности должно потерпеть неудачу25. Но как мы видели, вполне возможно определение такого типа без предположения, что личность выполняет некоторую конкретную роль, и уж тем более, что она представляет собой вещь, которую следует использовать для некоторой неясной цели. Правда, распространение этого определения на моральные ценности означает принятие многих допущений. В частности, я допускаю, что быть членом некоторого сообщества и входить во многие формы взаимодействия является условием человеческой жизни. Но это допущение является настолько общим, что оно охватывает как теорию справедливости, так и моральные ценности. Действительно, как я уже указывал ранее, положено, чтобы объяснение наших обдуманных моральных суждений было близко к естественным обстоятельствам общества.

В этом смысле нет ничего априорного относительно моральной философии. Достаточно напомнить в порядке подведения итогов, что определение блага покрывает представление о моральной ценности благодаря использованию уже полученного принципа справедливости. Более того, специфическое содержание и способы получения этих принципов тоже являются существенными. Основная идея справедливости как честности, заключающаяся в том, что принципы справедливости — это те, которые были бы приняты рациональными личностями в исходном положении равенства, подготавливает путь для распространения определения блага на более широкие вопросы морального блага.

Желательно было бы указать способы распространения определения блага на другие случаи. Это придаст нам больше уверенности в его применимости к личностям. Допустим, что для каждого человека существует рациональный план жизни, который определяет его блага. Мы теперь можем определить хорошее или благое действие (в смысле благодетельного действия) как такое, которое мы вольны делать или не делать, т. е. никакие требования естественных обязанностей или обязательств не ограничивают нас в делании или неделании этого.

Само действие при этом предназначено для способствования благу другого (его рационального плана). Делая следующий шаг, мы можем определить благое дело (в смысле добродетельного действия) как совершаемое ради блага другого человека. Благодетельное действие развивает благо другого, и совершается оно из желания, чтобы другие имели те же блага. Если благожелательное действие приносит много блага другим людям и совершается со значительными потерями или риском для самого действующего субъекта с точки зрения его более узко понимаемых интересов, то это действие выходит за пределы долга (supererogatory action). Действие, которое было бы большим благом для другого, особенно такое, которое защищает его от большого вреда или ущерба, является естественным обязательством, требуемым принципом взаимопомощи, при условии, что опасность действующему субъекту не очень велики, а жертвы при этом несущесвенны. Таким образом, действие за пределами долга можно представить себе как такое, которое человек совершает ради блага другого, даже с оговоркой о недействительности естественной обязанности. Вообще, действия, выходящие за пределы долга, были бы обязанностями, если бы не было некоторых оправдывающих обстоятельств, сводящихся к учету собственных интересов. Между тем, для полного договорного объяснения правильности мы должны были бы исходить из точки зрения исходного положения относительно того, что разумно считать собственным интересом. Но я не буду далее рассматривать здесь этот вопрос.

Полная теория блага позволяет нам различить разные типы моральных ценностей или разные случаи их отсутствия. Мы можем провести различия между несправедливым, плохим, злым человеком. Например, рассмотрим факт, что некоторые люди стремятся к излишней власти, выходящей за пределы разрешенного принципами справедливости и проявляющейся в виде произвола. В каждом подобном случае есть желание совершать неправильные и несправедливые поступки для достижения собственных целей. Несправедливый человек стремится к господству ради таких целей, как богатство и безопасность, которые, при подходящих ограничениях, вполне законны. Плохой человек желает бесконтрольной власти, потому что он радуется даруемой ею чувству господина, и, кроме того, стремится к общественному одобрению. Он также имеет неумеренное стремление к вещам, которые в ограниченном количестве, в принципе, хороши, а именно: одобрение со стороны других и чувство самообладания. Но именно способ удовлетворения этих амбиций делает его опасным. В противоположность этому, злой человек домогается несправедливого правила именно потому, что оно нарушает то, на что независимые люди согласились бы в исходном положении равенства, и следовательно, проявление этой несправедливости приводит к его превосходству и оскорблению чувства самоуважения других. Именно в этой демонстрации силы и оскорблениях видит он свою цель. Злым человеком движет любовь к несправедливости: он испытывает восхищение от немощности и унижения подчиненных ему людей, и он наслаждается тем, что они признают его как человека, умышленно ухудшающего условия их существования. Как только теория справедливости объединяется с теорией блага в единое целое, которое я назвал полной теорией, мы можем провести эти и другие различения. Нет никаких причин бояться, что при этом не будут объяснены бесчисленные вариации моральных ценностей.