59. РОЛЬ ГРАЖДАНСКОГО НЕПОВИНОВЕНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

59. РОЛЬ ГРАЖДАНСКОГО НЕПОВИНОВЕНИЯ

Третья цель теории гражданского неповиновения заключается в объяснении его роли в конституционной системе и связи с демократическим политическим устройством. Как всегда, я предполагаю, что рассматриваемое общество находится в состоянии, близком к справедливому, а это подразумевает, что в нем имеется некоторая форма демократического правительства, хотя, тем не менее, могут существовать серьезные несправедливости. Я предполагаю, что в таком обществе принципы справедливости получили публичное признание в качестве фундаментальных условий добровольного сотрудничества между свободными и равными индивидами. Прибегая к гражданскому неповиновению, индивид, таким образом, намеревается обратиться к чувству справедливости большинства и честно уведомить его о том, что, по его искреннему и обдуманному мнению, условия свободной кооперации нарушаются. Мы апеллируем к другим людям с просьбой пересмотреть свои убеждения, поставить себя на наше место и признать, что они не могут ожидать от нас бесконечной готовности соглашаться на условия, которые они нам навязывают.

Сила этой апелляции зависит от демократической концепции общества как системы кооперации между равными индивидами. Если кто-либо представляет общество по-другому, то эта форма протеста может быть неуместной. Например, если считается, что основной закон отражает порядок природы, и если принимается, что правитель осуществляет власть в соответствии с божественным правом, как избранный наместник Бога, то его субъекты имеют лишь права просителей. Они могут выражать мольбы, но они не могут отказаться повиноваться, если их обращение будет отклонено. Поступить так означало бы восстать против окончательной моральной (а не просто правовой) власти. Здесь не имеется в виду, что правитель не может ошибаться, но лишь то, что эта не та ситуация, которая исправляется его подданными. Если общество интерпретируется как система кооперации между равными, тот, кто пострадал от серьезной несправедливости, не обязан подчиняться. Действительно, гражданское неповиновение (как и отказ по убеждениям) — это одно из стабилизирующих средств конституционной системы, хотя и незаконное по определению. Наряду с такими вещами, как свободные и регулярные выборы и независимая судебная система, наделенная полномочиями интерпретировать конституцию (не обязательно писаную), осуществляемое с должной умеренностью и обоснованным суждением гражданское неповиновение помогает поддерживать и укреплять справедливые институты. Сопротивляясь несправедливости в рамках верности закону, оно сдерживает отклонения от справедливости и корректирует их, когда они случаются. Общая готовность прибегнуть к гражданскому неповиновению привносит стабильность во вполне упорядоченное или почти справедливое общество.

Необходимо взглянуть на эту доктрину с точки зрения людей в исходном положении. Существует две связанных проблемы, которые они должны рассмотреть. Первая заключается в том, что, выбрав принципы для индивидов, они должны выработать ориентиры для Я оценки силы естественных обязанностей и обязательств и, в особенности, силы обязанности подчиняться справедливой конституции и одной из ее основных процедур — мажоритарному правлению. Вторая проблема заключается в том, чтобы найти разумные принципы для реагирования на несправедливые ситуации или на обстоятельства, в которых согласие со справедливыми принципами является лишь частичным. Так, кажется, что при наличии предпосылок, характеризующих почти справедливое общество, стороны согласились бы на предположения (ранее обсуждавшиеся), определяющие условия, в которых гражданское неповиновение оправдано. Они признали бы эти критерии, указывающие, когда данная форма несогласия уместна. Это указало бы на вес естественной обязанности справедливости в одном важном особом случае. Это также привело бы к большему распространению справедливости во всем обществе путем укрепления самоуважения людей и их уважения друг к другу. Как подчеркивает договорная доктрина, принципы справедливости являются принципами добровольной кооперации между равными.

Отказывать в справедливости другому означает либо не признавать его в качестве равного (т. е. в отношении которого мы готовы ограничить наши действия принципами, выбранными в исходной ситуации равенства, которая честна), либо выражать готовность эксплуатировать природные и исторические случайности для нашей собственной выгоды. В любом случае, намеренная несправедливость приглашает к подчинению или сопротивлению. Подчинение вызывает презрение тех, кто пытается увековечить несправедливость, и укрепляет их в этом намерении, в то время как сопротивление разрывает узы сообщества. Если после должного промежутка времени, отведенного для разумных политических апелляций нормальным способом, граждане прибегли бы к гражданскому неповиновению, когда имели бы место нарушения основных свобод, то эти свободы, как кажется, были бы в большей безопасности. Следовательно, по этим причинам стороны приняли бы условия, определяющие оправданное гражданское неповиновение в качестве способа создания, в рамках верности закону, окончательного механизма для поддержания стабильности справедливой конституции. Хотя этот способ действий, строго говоря, противоречит закону, тем не менее, это морально корректный способ поддержания конституионного режима.

В более полном изложении такое же объяснение можно дать для оправдания условий отказа по убеждениям (и вновь предполагая контекст почти справедливого государства). Я, однако, не буду обсуждать здесь эти условия.

Вместо этого я хотел бы обратить внимание на то, что конституционная теория гражданского неповиновения основывается исключительно на концепции справедливости. Даже черты публичности и ненасилия объясняются на этой основе. То же верно и в отношении объяснения отказа по убеждениям, хотя это требует дальнейшей разработки договорной доктрины. Нигде не делалось ссылок на что-либо, выходящее за пределы понятия политического принципа; религиозные или пацифистские концепции здесь несущественны. Хотя тот, кто прибегает к гражданскому неповиновению, часто бывал движим убеждениями такого рода, не существует необходимой связи между ними и гражданским неповиновением. Ведь эта форма политического действия может быть понята как способ обращения к чувству справедливости сообщества, как обращение к признанным принципам кооперации между равными. Апелляция к моральной основе гражданской жизни — это политический, а не религиозный акт. Он основывается на принципах справедливости здравого смысла, следования которым могут требовать друг от друга люди, а не на прокламациях религиозной веры и любви, всеобщего признания которых они не могут требовать. Я не имею в виду, конечно, что неполитические концепции не значимы совсем. Они могут, на самом деле, подкреплять наше суждение и действия способами, которые считаются справедливыми по другим основаниям. Тем не менее, не эти принципы, а принципы справедливости, фундаментальные условия социальной кооперации между свободными и равными индивидами лежат в основе конституции. Гражданское неповиновение, как оно было определено, не требует какого-либо сектантского основания, но выводится из публичной концепции справедливости, которая характеризует демократическое общество. Понимаемая таким образом концепция гражданского неповиновения является частью теории свободного правления.

Одно из различий между средневековым и современным конституционализмом заключается в том, что в первом верховенство закона не было обеспечено установленными институциональными рычагами. Препятствием для правителя, который в своих суждениях и указах противоречил чувству справедливости сообщества, служило, главным образом, право всего общества или какой-либо его части на сопротивление. Кажется, что даже это право не интерпретировалось как корпоративный акт; несправедливый король просто выбрасывался на свалку32. Таким образом, в средние века отсутствовали основные идеи современного конституционного правления, идея суверенного народа, обладающего конечной властью и институционализация этих полномочий посредством выборов, парламентов и других конституционных форм. Теперь, во многом тем же самым образом, которым современная концепция конституционного правления надстраивается над средневековой, теория гражданского неповиновения дополняет чисто правовую концепцию конституционной демократии. Она пытается сформулировать основания, на которых можно не соглашаться с легитимной демократической властью, способами, которые, хотя, нужно признать, и противоречат закону, но, тем не менее, выражают верность закону и апеллируют к фундаментальным политическим принципам демократического режима. Таким образом, к правовым формам конституционализма можно добавить некоторые виды неправового протеста, не нарушающие цели демократической конституции в свете принципов, посредством которых управляется это несогласие. Я попытался показать, как эти принципы могут быть объяснены с помощью договорной доктрины.

Некоторые могут упрекнуть эту теорию гражданского неповиновения в нереалистичности. Она предполагает, что большинство обладает чувством справедливости, а на это можно возразить, что моральные чувства не являются значительной политической силой. Людьми движут разнообразные интересы, желание власти, престижа, богатства и т. п. Хотя их моральные аргументы в поддержку своих притязаний удачны, при переходе от одной ситуации к другой их мнения не складываются в согласованную концепцию справедливости. Скорее, их взгляды в каждый момент времени — это случайные элементы, рассчитанные на продвижение определенных интересов. Бесспорно, в этом утверждении много правды, и в некоторых обществах это более верно, чем в других. Но вопрос по существу заключается в относительной силе тенденций, противостоящих чувству справедливости, и в том, является ли последнее достаточно сильным основанием для достижения с его помощью какого-либо значительного эффекта.

Несколько комментариев могут сделать представленное изложение более правдоподобным. Прежде всего, я все время предполагал, что нам приходится иметь дело с почти справедливым обществом. Это подразумевает, что существует конституционный режим и публично признанная концепция справедливости. Конечно, в какой-то конкретной ситуации определенные индивиды и группы могут испытать искушение нарушить эти принципы, но их коллективное чувство достаточно сильно, когда к нему обращаются должным образом. Эти принципы подтверждены в качестве необходимых условий кооперации между свободными и равными индивидами. Если те, кто стремится закрепить несправедливость, могут быть явно идентифицированы и изолированы от большей части сообщества, то убеждения этой большей части могут иметь достаточный вес. Или, если соперничающие стороны приблизительны равны, решающим фактором может оказаться чувство тех, кто не принимает участия в борьбе.

В любом случае, если обстоятельства такого рода отсутствуют, мудрость гражданского неповиновения в высшей степени проблематична. Поскольку человек не может апеллировать к чувству справедливости большей части общества, то большинство может просто перейти к более репрессивным мерам, если подсчет преимуществ свидетельствует в пользу этого шага. Суд должен принимать во внимание тот факт, что действия протестующего имеют природу гражданского неповиновения, и то, что они оправданы (или представляются оправданными) посредством политических принципов, лежащих в основе конституции, и исходя из этого, смягчают правовые санкции, а в некоторых случаях и избавляют от них33. Однако прямо противоположное может произойти, когда необходимый фон отсутствует. Нам следует в таком случае признать, что имеющее оправдание гражданское неповиновение обычно является разумной и эффективной формой несогласия только в обществе, которое в значительной степени регулируется чувством справедливости.

Может возникнуть ошибочное представление в отношении того, как работает чувство справедливости. Могут подумать, что это чувство выражается в искреннем проповедовании принципа и в действиях, требующих в значительной степени самопожертвования. Но такое предположение требует слишком многого. Более вероятно, что чувство справедливости сообщества проявится в том факте, что большинство не сможет решиться на шаги, необходимые для подавления меньшинства и наказания актов гражданского неповиновения, как это позволяет закон. Безжалостные тактики, которые могут рассматриваться в других обществах, здесь не считаются реальными альтернативами. Таким образом, чувство справедливости влияет, хотя мы часто не осознаем этого, на нашу интерпретацию политической жизни, наше восприятие возможных альтернатив, нашу волю противостоять оправданным протестам других и т. д. Несмотря на свою верховную власть, большинство может отказаться от своей позиции и согласиться с предложениями протестующих; его желание действовать по справедливости ослабляет его возможности защищать свои несправедливые преимущества. Чувство справедливости будет рассматриваться как более насущная политическая сила, как только будут признаны утонченные и неявные формы, в которых оно оказывает свое влияние, и особенно его роль в выявлении несостоятельности определенных социальных позиций.

В этих замечаниях я предполагал, что в почти справедливом обществе существует публичное принятие одних и тех же принципов справедливости. К счастью, это предположение сильнее, чем необходимо. В действительности могут существовать значительные различия в концепциях справедливости граждан, при условии, что эти концепции ведут к сходным политическим суждениям. А это возможно, так как различные посылки могут дать одно и то же заключение. В этом случае существует то, что мы называем пересекающимся (overlapping), а не строгим консенсусом. В общем, пересечения проповедуемых концепций справедливости достаточно для того, чтобы гражданское неповиновение было разумной и благоразумной формой политического несогласия. Конечно, пересечение не обязательно должно быть полным; достаточно того, что удовлетворяется условие взаимности. Обе стороны должны верить, что независимо от того, насколько различаются их концепции справедливости, их взгляды поддерживают то же самое суждение в рассматриваемой ситуации, и это было бы так, даже если бы они поменялись местами. Однако в конце концов наступает этап, за которым требуемое согласие в суждении нарушается и общество распадается на более или менее цельные части, которые придерживаются различных мнений по фундаментальным политическим вопросам. В этом случае строго разделенного консенсуса, основы для гражданского неповиновения более не существует. Предположим, например, что тот, кто не верит в терпимость и кто при наличии у него власти не был бы терпим к другим, захотел оспорить свою меньшую свободу путем апелляции к чувству справедливости большинства, которое придерживается принципа равной свободы. Хотя те, кто принимает этот принцип, должны, как мы видели, проявлять терпимость к нетерпимым, насколько это позволяет безопасность свободных институтов, вероятно, с возмущением отнеслись бы к тому, что об этой обязанности им напоминают нетерпимые, которые, если бы они поменялись местами, установили бы собственное господство. Большинство обязательно почувствует, что их приверженность равной свободе эксплуатируется другими в несправедливых целях. Эта ситуация вновь иллюстрирует тот факт, что общее чувство справедливости является огромным коллективным достоянием, которое для своего поддержания нуждается в кооперации многих. Нетерпимые могут рассматриваться как «безбилетники», люди, которые ищут выгод справедливых институтов, не внося своего вклада в их поддержание. Хотя те, кто признает принципы справедливости, должны всегда ими руководствоваться, во фрагментированном обществе, как и в обществе, движимом групповым эгоизмом, условий для гражданского неповиновения не существует. Однако необходимости в строгом консенсусе нет, так как степень пересекающегося консенсуса позволяет реализоваться условию взаимности.

Существует, конечно, определенный риск в обращении к гражданскому неповиновению. Одной из задач конституционных форм и их юридической интерпретации является установление публичного прочтения политической концепции справедливости и объяснение того, как ее принципы применяются к социальным вопросам. До определенного этапа было бы лучше, если закон и его интерпретация были вообще установлены, чем то, чтобы они были установлены правильно. Следовательно, можно возразить, что предыдущее описание не указывает, кто должен определять, что обстоятельства таковы, что они оправдывают гражданское неповиновение. Оно поощряет анархию тем, что приглашает каждого решать за себя и отказаться от публичного изложения политических принципов. Ответом на это будет то, что, действительно, каждый человек должен принимать собственные решения. Даже если люди обычно ищут совета и помощи и принимают предписания тех, кто находится у власти, когда считают их разумными, они всегда ответственны за свои поступки. Мы не можем избавиться от собственной ответственности и переложить вину на других. Это верно в любой теории политических обязанностей и обязательств, совместимой с принципами демократической конституции. Гражданин автономен, однако несет ответственность за свои поступки (§ 78). Если мы обычно думаем, что должны подчиняться закону, то только потому, что наши политические принципы обычно ведут к этому заключению. Конечно, в почти справедливом государстве существует презумпция в пользу подчинения, если отсутствуют сильные контрдоводы. Многие свободные и обдуманные решения индивидов складываются в упорядоченный политический режим.

Но хотя каждый человек должен сам принимать решения, оправдывают обстоятельства гражданское неповиновение или нет, отсюда не следует, что он должен поступать, как ему заблагорассудится. Принимая решения, мы не должны опираться на наши личные интересы или узко понимаемые политические пристрастия.

Для того чтобы действовать автономно и ответственно, гражданин должен обращаться к политическим принципам, которые лежат в основе конституции и руководят ее интерпретацией. Он должен пытаться оценить, как эти принципы применяются в существующих обстоятельствах. Если после должного размышления он приходит к выводу о том, что гражданское неповиновение оправдано, и ведет себя соответствующим образом, то он поступает в соответствии с убеждениями. И хотя он может ошибиться, он не поступил так, как ему заблагорассудится. Теория политических обязанностей и обязательств позволяет нам провести такие различения.

Существуют параллели с общим пониманием и научными заключениями. В данном контексте каждый автономен, и все же ответственен. Мы должны оценивать теории и гипотезы в свете имеющихся, свидетельств посредством публично признанных принципов. Верно, что существуют авторитетные работы, но они являются результатом консенсуса многих людей, каждый из которых принимает решение сам за себя. Отсутствие окончательного авторитета, который принимал бы решения, и, таким образом, официальной интерпретации, которую все должны принимать, не ведет к путанице, а является условием продвижения вперед. Равные личности, принимающие и применяющие разумные принципы, не нуждаются в назначенном руководителе. На вопрос: кто должен решать, — дается ответ: решать должны все, каждый советуясь с самим собой, и при наличии разумности, взаимного признания и удачи часто все получается довольно неплохо.

Таким образом, в демократическом обществе признается, что каждый гражданин ответственен за свою интерпретацию принципов справедливости и за свое поведение в свете этих принципов. Не может быть какого-либо правового или одобренного обществом изложения этих принципов, которое мы всегда морально обязаны принять, даже если оно дается верховным судом или законодательным собранием. Действительно, каждый конституционный орган, законодательное собрание, исполнительная власть и суд выдвигают свою интерпретацию конституции и тех политических идеалов, которые ее наполняют34. Хотя суд и может иметь последнее слово в решении любого конкретного случая, он не обладает иммунитетом к мощным политическим влияниям, которые могут вызвать пересмотр его прочтения конституции. Суд представляет свою доктрину разумно и аргументированно; его концепция конституции, чтобы быть устойчивой, должна убедить большинство граждан в обоснованности. Последний орган для апелляций — это не суд, не исполнительные органы, не законодательное собрание, а избиратели в целом.

Прибегающие к гражданскому неповиновению апеллируют особым образом к этому органу. Угрозы анархии нет до тех пор, пока существует достаточное согласие в имеющихся у граждан концепциях справедливости и уважаются условия для обращения к гражданскому неповиновению. То, что люди могут достичь такого понимания и соблюдать эти границы, когда сохраняются основные политические свободы, является предпосылкой, неявно присутствующей в демократическом политическом устройстве. Не существует способа полностью избежать опасности разделяющей общество борьбы, так же как и исключить возможность глубоких научных расхождений. Однако если кажется, что оправданное гражданское неповиновение угрожает гражданскому согласию, ответственность падает не на тех, кто протестует, но на тех, чье злоупотребление должностью и властью оправдывает такую оппозицию. Использование принуждающего аппарата государства для поддержания очевидно несправедливых институтов само по себе является видом незаконной силы, которой люди со временем имеют право противостоять.

С этими замечаниями мы подошли к концу нашего обсуждения содержания принципов справедливости. На протяжении этой части моя цель заключалась в описании системы институтов, которые удовлетворяют этим принципам, и демонстрации того, как возникают обязанности и обязательства. Это необходимо было сделать для того, чтобы увидеть, соответствует ли предложенная теория справедливости нашим обдуманным суждениям и развивает ли она их приемлемым образом. Нам нужно проверить, определяет ли она работоспособную политическую концепцию и помогает ли сфокусировать наши размышления на наиболее значимых и фундаментальных моральных проблемах. Изложение в этой части по-прежнему носит в высшей степени абстрактный характер, но я надеюсь, что предоставил некие ориентиры для того, как эти принципы справедливости применяются на практике. Однако нам не следует забывать об ограниченном диапазоне рассматриваемой теории. Большей частью я пытался разработать идеальную концепцию, лишь иногда комментируя различные случаи неидеальной теории. Наверняка, правила приоритета предлагают такие ориентиры во многих случаях, и могут быть полезными, если ими не злоупотреблять. Даже в этом случае, единственный вопрос неидеальной теории, рассмотренный детально, — это гражданское неповиновение в близком к справедливому обществе. Если идеальная теория и заслуживает исследования, то потому, что, как я предположил, она является фундаментальной частью теории справедливости и существенна также и для неидеальной части. Я далее не буду рассматривать эти вопросы.

Нам еще предстоит завершить теорию справедливости, рассмотрев, как она укоренена в мыслях и ощущениях людей, а также то, как она связана с нашими целями и устремлениями.