15. ПЕРВИЧНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ БЛАГА КАК ОСНОВАНИЯ ДЛЯ ОЖИДАНИЙ

15. ПЕРВИЧНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ БЛАГА КАК ОСНОВАНИЯ ДЛЯ ОЖИДАНИЙ

Таковы формулировка и объяснение двух принципов справедливости и процедурной концепции, которую они выражают. В последующих главах я представлю дальнейшие детали описания устройства институтов, которые реализуют эту концепцию. Но перед этим надо обсудить несколько предварительных вопросов. Я начну с обсуждения ожиданий, и того, как их оценивать.

Значимость этого вопроса может быть понята из сравнения с утилитаризмом. В применении к базисной структуре этот взгляд требует от нас максимизировать алгебраическую сумму ожидаемых полезностей, взятых по всем существенным положениям. (Классический принцип взвешивает эти ожидания числом лиц в этих положениях, принцип средней полезности — долей числа людей.) Оставляя до следующего параграфа вопрос о том, что определяет существенность положения, констатируем, тем не менее, что утилитаризм предполагает некоторую, довольно точную, меру этой полезности. Необходимо не только иметь кардинальную меру для каждого репрезентативного человека, но и некоторый метод коррелирования шкал различных личностей, если мы хотим сказать, что приобретения одних перевешивают потери других. Неразумно требовать большой точности, и все же эти оценки не могут быть оставлены на откуп нашей ничем не направляемой интуиции.

Более того, они могут быть основаны на этических и других понятиях, не говоря уже о предпочтениях и собственных интересах, которые ставят под сомнение сами суждения. Само обстоятельство, что мы на самом деле осуществляем то, что называем межличностными сравнениями, не означает, что мы понимаем основание этих сравнений, или что мы должны принять их в качестве убедительных. Для разрешения этого вопроса мы нуждаемся в объяснении этих суждений для установления критериев, которые лежат в их основе (§ 49). В вопросах социальной справедливости мы должны постараться найти некоторые объективные основания для таких сравнений, которые люди могут признать и согласиться на них15. Я полагаю, что подлинные возражения утилитаризму надо искать в другом. Даже если могут быть сделаны межличностные сравнения, они должны отражать ценности, которые имеет смысл преследовать.

Споры относительно межличностных сравнений затеняют подлинный вопрос: должно ли вообще максимизироваться общее (или среднее) счастье.

Принцип различия пытается установить объективные основания двояким образом. Прежде всего, пока мы можем идентифицировать наименее преуспевшего человека, нам требуются только ординальные суждения благосостояния. Мы знаем, с точки зрения какого положения должна оцениваться социальная система.

Неважно, насколько в худшем положении находится один репрезентативный индивид по сравнению с другим.

В дальнейшем трудностей с кардинальным измерением не возникает, так как нет необходимости в других межличностных сравнениях. Следовательно, принцип различия придает меньшую ценность нашим суждениям благосостояния. Нам вообще не нужно подсчитывать сумму преимуществ с использованием кардинальной меры. Если при нахождении наинизшего положения требуются качественные межличностные сравнения, то для остальных положений вполне достаточно ординальных суждений одного репрезентативного человека.

Во-вторых, принцип различия вводит упрощение в основание межличностных сравнений. Эти сравнения делаются в терминах ожиданий первичных социальных благ. На самом деле, я определяю эти ожидания просто как индекс тех благ, которые могут интересовать репрезентативного индивида. Ожидания одного человека больше ожиданий другого, если этот индекс его положения больше. Первичные блага, как я уже замечал, это такие вещи, которые нужны рациональному человеку из всего того, что он может вообще хотеть. Независимо от того, каковы рациональные планы индивида в деталях, предполагается, что одни вещи для него более предпочтительны, чем другие. Имея больше таких предпочитаемых ими вещей, люди могут быть уверены в большем успехе при реализации своих намерений и в достижении целей, каковы бы ни были эти цели.

Первичные социальные блага, если уступить место более определенным категориям, включают права и свободы, возможности, доходы и богатство. (Очень важное первичное благо представлено чувством собственного достоинства, но для простоты я оставляю этот предмет до § 67.) Очевидно, что в общем эти вещи подходят под описание первичных благ. Они являются социальными благами в плане их связи с базисной структурой. Свободы и возможности определяются правилами главных институтов, и распределение доходов и богатства регулируется ими.

Теория блага, принятая для рассмотрения первичных благ, будет представлена более полно в главе VII. Она довольно известна и восходит еще к Аристотелю. Что-то вроде нее принималось такими во всех остальных отношениях разными философами, как Кант и Сиджвик. Это не спор между договорной доктриной и утилитаризмом. Основная идея заключается в том, что благо человека определяется его наиболее рациональным долговременным жизненным планом при заданных разумных благоприятных обстоятельствах. Человек счастлив, когда он более или менее преуспевает в реализации своих планов. Другими словами, благо есть удовлетворение рационального желания. В этом случае мы должны предположить, что каждый индивид имеет рациональный план жизни, примеренный к обстоятельствам, с которыми он сталкивается. Этот план призван дать гармоничное удовлетворение его интересов. Он планирует деятельность так, чтобы различные желания могли выполняться без помех. План принимается после отказа от других планов, которые менее вероятны или же не обеспечивают достижения целей. При наличии доступных альтернатив рациональный план — это такой план, который не может быть улучшен. Нет другого такого плана, который при всех учтенных обстоятельствах был бы более предпочтительным.

Давайте рассмотрим несколько трудностей. Одна из проблем состоит в конструировании индекса первичных социальных благ. Эта проблема чрезвычайно упрощается в том случае, если два принципа справедливости упорядочены. Основные свободы всегда равны, и есть честное равенство возможностей; не надо сравнивать эти свободы и права с другими ценностями. Варьирующиеся в распределении первичные социальные блага выражаются в прерогативах власти и в правах, доходах и богатстве. Но трудности эти не столь велики, как могло вначале показаться в связи с принципом различия. Единственная проблема, касающаяся индекса, которая должна занимать нас, это проблема индекса наименее преуспевшей группы. Первичные блага, используемые другими репрезентативными индивидами, приспособлены для подъема этого индекса при соблюдении обычных ограничений. Нет необходимости определять детально веса более предпочтительных положений, пока мы уверены в том, что они действительно более предпочтительны. Но часто это не проблема вообще, так как эти положения имеют больше первичных благ, которые распределены неравно. Если мы знаем, как распределение благ среди более преуспевших действует на ожидания наименее преуспевших, этого вполне достаточно.

Проблема индексов, по большей части, сводится в этом случае к взвешиванию первичных благ для наименее преуспевших. Мы стараемся сделать это, вставая на точку зрения репрезентативного индивида из этой группы и спрашивая, какая комбинация первичных социальных благ была бы для него рационально предпочтительной.

При этом мы полагаемся на интуитивные оценки. Они в любом случае не могут быть обойдены.

Другая трудность заключается в следующем. Можно возразить, что ожидания должны определяться не как индексы первичных благ, но, скорее, как удовлетворения, которых следует ожидать, когда осуществление планов идет с использованием этих благ. В конце концов, именно выполнение этих планов приносит людям счастье, и следовательно, оценка ожиданий не должна основываться на доступных средствах. Справедливость как честность смотрит, однако, на это по-другому. Ее не интересует польза, которую индивиды извлекают из доступных им прав и возможностей для того, чтобы измерить, а уж тем более, максимизировать удовлетворения, получаемые ими. Не пытается она и оценивать относительные заслуги различных концепций блага. Вместо этого она полагает членов общества рациональными личностями, которые могут приспособить собственные концепции блага к своей ситуации. Нет необходимости сравнивать ценность концепций различных людей, если уж предполагается совместимость этих концепций с принципами справедливости. Каждому гарантирована равная свобода в преследовании такого жизненного плана, какой ему нравится, пока он не нарушает того, что требует справедливость. Люди имеют свою долю первичных благ согласно принципу, что некоторые могут иметь больше, если они приобретают эти блага таким образом, что имеющие меньше при этом улучшают свою ситуацию. Раз уж устройство в общем состоялось и функционирует, никто не задает вопросов о всеобщем удовлетворении или совершенстве.

Имеет смысл отметить, что эта интерпретация ожиданий представляет, в сущности, согласие сравнивать ситуации людей обращением только к тем вещам, в которых нуждаются все для проведения в жизнь собственных планов. Это кажется наиболее подходящим путем установления публичной объективной цели и общей меры, которую разумные личности могут принять. В то же время не может быть подобного согласия по поводу того, как оценивать счастье, определяемое, скажем, как успех в осуществлении людских рациональных планов, а уж тем более трудно это сделать по поводу внутренне присущих планам ценностей. Обоснование ожиданий на первичных благах является еще одним упрощающим устройством. Я хотел бы в качестве комментария заметить, что это и другие упрощения сопровождаются некоторыми философскими объяснениями, хотя в этом нет строгой необходимости. Теоретические предположения должны делать, конечно, больше, чем только упрощать, они должны идентифицировать существенные элементы объяснения фактов, требующих понимания. Подобным же образом, части теории справедливости должны представлять основные моральные особенности социальной структуры, и если окажется, что некоторые из них упущены, желательно убедиться в этом. Я постараюсь следовать этому правилу. Но даже при этом условии следует иметь в виду, что обоснованность теории справедливости видна как из ее следствий, так и из первоначальной приемлемости ее посылок. В самом деле, эти вещи не могут быть отделены друг от друга, и следовательно, обсуждение институциональных вопросов, например в части второй, которое может с первого взгляда показаться нефилософским, неизбежно.