Глава XVII

1. Конечно, в наши дни станут скорее смеяться над философами, рассуждающими о природе зеркала; исследующими, как это наше лицо возвращается назад, да еще повернувшись к нам навстречу; в чем состоял замысел природы вещей, что она, создав подлинные тела, захотела сделать видимыми и их изображения?

2. Какую она преследовала цель, изготовляя вещество, способное схватывать образы?[273] Уж наверное не ту, чтобы мужчины выщипывали перед зеркалом бороду и белили лицо — никогда и нигде не тратила она своих усилий ради того, чтобы потакать бесполезной роскоши — нет, причины здесь иные.

Во-первых, мы никогда не узнали бы, как выглядит солнце, ибо слабые наши глаза не в силах смотреть на него прямо, если бы природа не показала нам его, ослабив его свет. В самом деле, мы хоть и можем разглядеть солнце на восходе или закате, все же остались бы в полном неведении относительно его собственного истинного облика — не багряного, а сияющего ослепительно белым светом, — если бы не случалось нам увидеть его смягченным и не так слепящим взор в какой-нибудь жидкости.

3. Во-вторых, мы никогда не увидали бы встречи двух светил, когда затмевается дневной свет, и не смогли бы узнать, в чем там дело, если бы не могли свободно наблюдать на земле отражения солнца и луны.

4. Зеркала изобретены для того, чтобы человек познавал самого себя и делал бы из этого полезные выводы — прежде всего, составил бы правильное понятие о самом себе и, кроме того, кое в чем получал бы мудрый совет: красавец — избегать бесчестия; урод — пусть знает, что добродетелями он должен искупать телесные недостатки; юноше сам цветущий его возраст должен напоминать, что это пора учения и мужественного дерзания; старец поймет, что пора ему отложить неподобающие сединам попечения и потихоньку начать думать о смерти. Вот для чего природа вещей дала нам возможность видеть самих себя.

5. Прозрачный источник, гладкий камень покажут всякому его отражение:

…Недавно себя я увидел

С берега в глади морской[274].

Как, по-твоему, была устроена жизнь людей, причесывавшихся перед таким зеркалом? Их поколение было проще нашего; довольствуясь тем, что посылал им случай, они еще не научились извращать на службу своим порокам то, что было даровано им во благо, еще не грабили природу, отбирая ее изобретения для удовлетворения своей похоти и жажды роскоши.

6. Поначалу лишь случай показывал каждому его лицо. Позднее, когда врожденная любовь к самим себе разрослась и сделала созерцание собственного облика сладостным для смертных, они все чаще стали засматриваться на те предметы, в которых им случалось прежде увидеть свое отражение. Когда же народ испортился и полез даже под землю, чтобы выкопать оттуда то, что следовало бы зарыть поглубже, в ход вначале пошло железо — в общем, и откапывали бы его себе на здоровье, если бы ограничились только им, — а за ним и множество других ископаемых зол; среди них попадались гладкие, и люди, занятые совсем другим, увидели в них свое отражение — кто в кубке, кто в меди, обработанной для разных других целей; и вот уже изготовлен первый диск специально для этого, правда, еще не из блестящего серебра, а из материала хрупкого и дешевого.

7. Древние мужи, жизнь которых была еще груба, смыли под речной струей накопленную в трудах грязь, и вот они уже вполне нарядны, позаботились и о прическе, приведя в порядок волосы и расчесав окладистые бороды; но только каждый трудился над собой сам, а не обслуживал один другого. Даже женина рука не касалась длинных волос, какие отращивали мужи по обычаю тогдашнего времени; без всякого парикмахера они наводили себе красоту сами, встряхивая головой, точь-в-точь как благородные животные — гривой.

8. Позже, когда всем стала командовать роскошь, начали чеканить зеркала в полный человеческий рост из золота и серебра, затем принялись украшать их самоцветами; такое зеркальце обойдется женщине во много раз дороже, чем стоило в свое время целое приданое, дававшееся общиной дочерям небогатых полководцев. Не думаешь ли ты, что златочеканные зеркала водились у дочерей Сципиона[275], все приданое которых составляла суровая медь?

9. О счастливая бедность, породившая столько славных имен! Да будь у них такое зеркало, они с презрением отвергли бы это приданое. Но тогда каждый из тех, кому становился тестем сенат[276], понимал, что получает такое драгоценное приданое, вернуть которое было бы кощунством. А теперь девицам вольноотпущенников и на одно зеркальце не хватит того приданого, каким некогда с великодушной щедростью награждал римский народ.

10. Ибо праздная роскошь, привлекаемая к нам нашими богатствами, становилась с каждым днем все губительнее, пороки разрослись до размеров чудовищных, разнообразнейшие искусства до такой степени стерли всякие различия между вещами, что ни один мужчина уже не обходился без того, что всегда считалось предметом женского туалета, — ни один, не исключая воинов. Да разве для одного только туалета употребляется нынче зеркало? Ни один порок теперь не обходится без него.