[Глава девятая ] ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ИСТОРИИ ОТКРЫТИЯ ТАК НАЗЫВАЕМОГО РИКАРДОВСКОГО ЗАКОНА ЗЕМЕЛЬНОЙ РЕНТЫ. [ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О РОДБЕРТУСЕ] (ОТСТУПЛЕНИЕ)
[Глава девятая]
ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ИСТОРИИ ОТКРЫТИЯ ТАК НАЗЫВАЕМОГО РИКАРДОВСКОГО ЗАКОНА ЗЕМЕЛЬНОЙ РЕНТЫ. [ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О РОДБЕРТУСЕ] (ОТСТУПЛЕНИЕ)
[1) Открытие закона дифференциальной ренты Андерсоном. Извращение взглядов Андерсона в интересах земельных собственников у его плагиатора — Мальтуса]
Андерсон был практиком-арендатором. Его первое сочинение, в котором мимоходом рассматривается природа ренты, появилось в 1777 г.[33], в ту пору, когда сэр Джемс Стюарт для значительной части публики был еще самым авторитетным экономистом, но всеобщее внимание было вместе с тем направлено на «Wealth of Nations», вышедшее за год до этого[34]. Напротив, сочинение шотландского арендатора, написанное по поводу одного непосредственно практического вопроса, дебатировавшегося в то время, — сочинение, в котором автор говорил о ренте не ex professo{24}, а выяснял ее природу только между прочим, — не могло возбудить внимания. Андерсон рассматривает в этом сочинении ренту лишь в связи с другими вопросами, а не ex professo. Так же мимоходом касается он этой своей теории в одном или двух из своих очерков, изданных им самим в виде трехтомного собрания очерков под заглавием «Essays relating to Agriculture and Rural Affairs», 3 vols., Edinburgh, 1775–1796. To же относится и к издававшимся в 1799–1802 гг. «Recreations in Agriculture, Natural-History, Arts» etc., London. (Посмотреть в Британском музее[35].) Всё это — сочинения, которые непосредственно были предназначены для арендаторов и специалистов по сельскому хозяйству. Если бы Андерсон имел представление о важности сделанного им открытия и преподнес его публике отдельно, как «Inquiry into the Nature of Rent»{25}, или если бы он хотя бы в минимальной степени обладал талантом промышлять собственными идеями столь же успешно, как его земляк Мак-Куллох промышлял чужими, — то дело обстояло бы иначе.
Репродукции его теории появились в 1815 г. сразу же в виде отдельных теоретических исследований о природе ренты, как это показывают уже заглавия соответствующих сочинений Уэста и Мальтуса:
Мальтус— «Inquiry into the Nature and Progress of Rent».
Уэст— «Essay on the Application of Capital to Land».
Мальтус воспользовался, далее, андерсоновской теорией ренты для того, чтобы впервые дать своему закону народонаселения одновременно и политико-экономическое и реальное (естественноисторическое) обоснование, тогда как заимствованная им у предшествовавших писателей нелепость насчет геометрической и арифметической прогрессии была чисто химерической гипотезой. Г-н Мальтус сразу же «уцепился» за предоставившуюся ему возможность. А Рикардо сделал это учение о ренте, как он сам говорит в предисловии[36], одним из важнейших звеньев в общей системе политической экономии и придал ему, — не говоря уже о практической стороне дела, — совершенно новую теоретическую важность.
Рикардо бесспорно не знал Андерсона, так как в предисловии к своей политической экономии он называет в качестве родоначальников теории ренты Уэста и Мальтуса. Уэст, судя по оригинальной манере, в которой он излагает закон, тоже. вероятно, не знал Андерсона, — подобно тому как Тук не знал Стюарта. Иначе обстоит дело с г-ном Мальтусом. Детальное сравнение его сочинения с работами Андерсона показывает, что Мальтус знает Андерсона и пользуется им. Мальтус вообще был профессиональным плагиатором. [496] Достаточно лишь сравнить первое издание его сочинения о народонаселении[37] с цитированным мною раньше сочинением его преподобия Таунсснда[38], чтобы убедиться, что Мальтус не перерабатывает сочинение Таунсенда как человек свободной творческой мысли, а списывает и пересказывает как рабский плагиатор, хотя нигде не называет его, утаивая его существование.
Характерен тот способ, каким Мальтус использовал взгляды Андерсона. Андерсон защищал вывозные премии, поощряющие вывоз хлеба, и ввозные пошлины, сокращающие ввоз хлеба, — исходя отнюдь не из интересов лендлордов, а из предположения, будто такого рода законодательство «понижает среднюю цену хлеба» и обеспечивает равномерное развитие производительных сил земледелия. Мальтус воспринял этот практический вывод Андерсона потому, что Мальтус — как истый член англиканской государственной церкви — был профессиональным сикофантом{26}земельной аристократии, чьи ренты, синекуры, расточительность, бессердечие и т. д. он экономически оправдывал. Мальтус защищает интересы промышленной буржуазии только в той мере, в какой они тождественны с интересами земельной собственности, аристократии, т. е. защищает их против массы народа, против пролетариата; но там, где интересы земельной аристократии и промышленной буржуазии расходятся и враждебно противостоят друг другу, Мальтус становится на сторону аристократии против буржуазии. Отсюда его защита «непроизводительных работников», перепотребления и т. д.
Напротив, Андерсон объяснял различие между землей, платящей ренту, и землей, не платящей ренты, или между землями, платящими неодинаковые ренты, относительным неплодородием той почвы, которая не приносит ренты или же приносит меньшую ренту, сравнительно с почвой, приносящей ренту, или почвой, приносящей большую ренту. Но он определенно говорил, что эта степень относительного плодородия различных сортов почвы, а следовательно и относительное неплодородие худших сортов почвы по сравнению с лучшими, абсолютно ничего общего не имеет с абсолютной производительностью земледелия. Наоборот, он подчеркивал, что не только абсолютное плодородие всех сортов почвы может постоянно увеличиваться и с ростом населения должно увеличиваться, но он шел дальше и утверждал, что неравенство в плодородии, различных сортов почвы может все более и более выравниваться. Он говорил, что нынешняя степень развития земледелия в Англии не дает ни малейшего представления о возможном его развитии. Он говорил в связи с этим, что в одной стране цена хлеба может быть высока, а рента — низка, а в другой стране цена хлеба может быть низка, а рента — высока; и это вытекало из его основного положения, ибо в обеих странах высота рент и само их существование определяются различием между плодородной и неплодородной почвой, но ни в одной из этих стран ренты не определяются абсолютным плодородием; в каждой из этих стран они определяются лишь различием в степени плодородия существующих сортов почвы, но ни в одной из них они не определяются средним плодородием этих сортов почвы. Отсюда он делал вывод, что абсолютная производительность земледелия не имеет абсолютно ничего общего с рентой. Поэтому он объявил себя впоследствии, как мы увидим ниже{27}, решительным врагом мальтусовской теории народонаселения и не подозревал, что его собственной теории ренты суждено будет послужить обоснованием для этого чудовищного измышления. Андерсон объяснял повышение хлебных цен в Англии в период от 1750 до 1801 г. в сравнении с периодом от 1700 до 1750 г. отнюдь не тем, что в обработку вводились всё менее плодородные сорта почвы, а влиянием законодательства на земледелие в течение этих двух периодов.
Что же делает Мальтус?
Вместо своей (тоже украденной) химеры насчет геометрической и арифметической прогрессии, которую он сохранил как «фразу», он для подтверждения своей теории народонаселения использовал теорию Андерсона. Он сохранил практические выводы теории Андерсона, поскольку они соответствовали интересам лендлордов, — один уже этот факт доказывает, что Мальтус столь же мало, как и сам Андерсон, понимал связь этой теории с системой политической экономии буржуазного общества; — он повернул эту теорию против пролетариата, не входя в рассмотрение контраргументов ее автора. На долю Рикардо выпало сделать тот теоретический и практический шаг вперед, который вытекал из этой теории: теоретически — для определения стоимости товара и т. д. и для уяснения природы земельной собственности; практически — против необходимости частной собственности на землю на основе буржуазного производства и, более непосредственно, против всех тех мероприятий государства, вроде хлебных законов, которые содействовали росту этой земельной собственности. Единственный практический вывод, сделанный Мальтусом, состоял в защите покровительственных пошлин, которых требовали в 1815 г. лендлорды, — сикофантская услуга аристократам, — и в новом оправдании нищеты производителей богатства, в новой апологии эксплуататоров труда. С этой стороны — сикофантская услуга капиталистам-предпринимателям.
Для Мальтуса характерна глубокая низость мысли, — низость, какую может себе позволить только поп, [497] который в людской нищете видит наказание за грехопадение и вообще не может обойтись без «земной юдоли скорби», но вместе с тем, имея в виду получаемые им церковные доходы и используя догму о предопределении, находит весьма для себя выгодным «услаждать» господствующим классам пребывание в этой юдоли скорби. Эта низость мысли проявляется и в его занятиях наукой. Во-первых, в бесстыдно и как ремесло практикуемом им плагиаторстве. Во-вторых, в тех полных оглядок, а не безоглядно смелых, выводах, которые он делает из научных предпосылок.