[10) Несостоятельность родбертусовской критики теории ренты Рикардо. Непонимание Родбертусом особенностей капиталистического земледелия]
[10) Несостоятельность родбертусовской критики теории ренты Рикардо. Непонимание Родбертусом особенностей капиталистического земледелия]
Теперь окончательно и в последний раз вернемся к Родбертусу.
«Она» (теория ренты Родбертуса) «объясняет… все явления заработной платы, ренты и т. д. из разделения продукта труда, которое неизбежно наступает, если даны два предварительных условия: достаточная производительность труда и собственность на землю и на капитал. Она доказывает, что только достаточная производительность труда обусловливает экономическую возможность такого разделения, так как благодаря этой производительности стоимость продукта приобретает столь большое реальное содержание, что на него могут жить еще и другие лица, которые сами не работают; она также доказывает, что только собственность на землю и на капитал обусловливает правовую действительность такого разделения, вынуждая рабочих делишь свой продукт с неработающими владельцами земли и капитала в таком соотношении, что как раз они, рабочие, получают из этого продукта лишь столько, чтобы быть в состоянии прожить» (Родбертус, цит. соч., стр. 156–157) [Русский перевод стр. 337–338].
А. Смит дает двойственную трактовку вопроса. [Первая трактовка: ] Разделение продукта труда, причем этот продукт рассматривается как данный и речь идет по сути дела о доле в потребительной стоимости. Такого же взгляда придерживается и г-н Родбертус. Встречается этот взгляд также у Рикардо, и это тем более надо поставить ему в упрек, что он не ограничивается общей фразой об определении стоимости рабочим временем, а берет это определение всерьез. Указанный взгляд применим более или менее, mutatis mutandis{35}, ко всем тем способам производства, при которых работники и те, кто владеет объективными условиями труда, составляют различные классы.
Напротив, во второй своей трактовке Смит подмечает то, что характерно для капиталистического способа производства. Поэтому только она и является теоретически плодотворной формулой. А именно, здесь Смит рассматривает прибыль и ренту как проистекающие-из прибавочного труда, присоединяемого рабочим к предмету труда сверх той части труда, которою рабочий лишь воспроизводит свою собственную заработную плату. Там, где производство покоится исключительно на меновой стоимости, эта точка зрения является единственно правильной. В ней заложена основа для понимания процесса развития, тогда как при первой трактовке рабочее время предполагается неизменным.
У Рикардо односторонность проистекает также из следующего: он вообще хочет доказать, что различные экономические категории или отношения не противоречат теории стоимости, вместо того чтобы, наоборот, проследить их развитие, со всеми их кажущимися противоречиями, из этой основы, или раскрыть развитие самой этой основы.
[516] «Как Вам{36}известно, все экономисты уже со времени А. Смита признают, что стоимость продукта распадается на заработную плату, земельную ренту и прибыль на капитал; следовательно, идея о том, что доходы различных классов и, в особенности, части ренты основаны на разделении продукта, не нова» (что и говорить, не нова!). «Но тотчас же все экономисты сбиваются с правильного пути. Все, — не исключая даже и школы Рикардо, — делают прежде всего ту ошибку, что не рассматривают весь продукт, законченное благо, весь национальный, продукт, как одно целое, в котором имеют свои доли рабочие, землевладельцы и капиталисты: они рассматривают разделение сырого продукта как особое разделение, при котором свои доли получают три участника, а разделение промышленного продукта — опять-таки как особое разделение, при котором свои доли получают только два участника. Таким образом, эти системы рассматривают уже сам по себе сырой продукт и сам по себе промышленный продукт, каждый из них в отдельности — как некое особое благо, составляющее доход» (стр. 162) [Русский перевод, стр. 342].
Прежде всего, А. Смит, действительно, сбил «с правильного пути» всех позднейших экономистов, включая Рикардо, а также и г-на Родбертуса, тем, что он разлагает «всю стоимость продукта на заработную плату, земельную ренту и прибыль на капитал» и таким образом забывает о постоянном капитале, который тоже составляет часть стоимости. Отсутствие этого различения [между совокупным продуктом труда и продуктом вновь присоединенного труда] делало всякую научную трактовку вопроса прямо-таки невозможной, как это доказывается в моем анализе этой проблемы{37}. Физиократы в этом отношении были ближе к истине. «Авансы первоначальные и ежегодные» выделены ими как та часть стоимости годового продукта или как та часть самого годового продукта, которая ни для нации, ни для отдельного лица не распадается снова на заработную плату, прибыль или ренту. По представлению физиократов, сельские хозяева возмещают бесплодному классу в виде сырья его авансы (превращение этого сырья в машины выпадает на долю самих «бесплодных»), тогда как, с другой стороны, сельские хозяева возмещают сами себе из своего продукта часть своих авансов (семена, племенной и рабочий скот, удобрения и т. д.), другую же часть (машины и т. д.) они возмещают, получая ее от «бесплодных» в обмен на сырье.
Во-вторых, г-н Родбертус ошибается, когда он отождествляет разделение стоимости и разделение продукта. «Благо, составляющее дохода, не имеет никакого прямого отношения к этому разделению стоимости продукта. Экономисты так же хорошо, как и Родбертус, знают, что те части стоимости, которые достаются, например, производителям пряжи и которые выражаются в определенных количествах золота, реализуются и продуктах всякого рода — земледельческих или промышленных.
Это предполагается заранее, ибо производят эти производители товары, а не продукты для своего непосредственного потребления. Так как подвергающаяся разделу стоимость, т. е. та составная часть стоимости, которая вообще сводится к доходу, создается внутри каждой отдельной сферы производства независимо от других сфер, — хотя каждая сфера производства, вследствие разделения труда, и предполагает другие сферы, — то Родбертус делает шаг назад и вносит путаницу, когда он, вместо того чтобы рассматривать это созидание стоимости в чистом виде, с самого начала запутывает дело вопросом: какую долю в имеющемся совокупном продукте нации обеспечивают своим владельцам эти составные части стоимости? У Родбертуса разделение стоимости продукта тотчас же превращается в разделение потребительных стоимостей. Так как он эту путаницу подсовывает другим экономистам, то становится необходимым предлагаемый им корректив, требующий рассмотрения промышленных и сырых продуктов en bloc{38}, т. е. требующий такого способа рассмотрения, который не имеет отношения к созиданию стоимости и, стало быть, неправилен, если при этом ставится задача объяснить, как стоимость создается.
В стоимости промышленного продукта, поскольку она сводится к доходу и поскольку промышленник не платит земельной ренты — будь то за землю под постройками, будь то за водопады и т. д., — имеют долю только капиталист и наемный рабочий. В стоимости земледельческого продукта имеют долю по большей части трое. Это признаёт и г-н Родбертус. То объяснение, которое он дает этому явлению, ничего не изменяет в самом факте. Но если другие экономисты, в особенности Рикардо, исходят из разделения на две части — между капиталистом и наемным рабочим — и вводят получателя земельной ренты лишь позднее, как особого рода нарост, то это вполне соответствует существу капиталистического производства. Овеществленный труд и живой труд — это те два [517] фактора, на противопоставлении которых покоится капиталистическое производство. Капиталист и наемный рабочий являются единственными носителями функций производства и теми его агентами, взаимоотношение и противоположность между которыми проистекают из сущности капиталистического способа производства.
Обстоятельства, при которых капиталист, в свою очередь, вынужден разделить часть присвоенного им прибавочного труда или прибавочной стоимости с третьими, не работающими лицами, появляются только во второй инстанции. Точно так же фактом производства является то, что — после вычета той части стоимости продукта, которая уплачивается как заработная плата, и той части стоимости, которая равна постоянному капиталу, — вся прибавочная стоимость переходит прямо из рук рабочего в руки капиталиста. По отношению к рабочему капиталист — непосредственный владелец всей прибавочной стоимости, как бы он ни делился затем ею с капиталистом, ссужающим деньги, с земельным собственником и т. д. Производство, как замечает Джемс Милль[56], могло бы поэтому продолжаться бесперебойно, если бы исчез получатель земельной ренты и его место заняло бы государство. Он — частный земельный собственник — отнюдь не является необходимым агентом производства для капиталистического способа производства, хотя для последнего необходимо, чтобы земля составляла чью-либо собственность — но только не рабочего; стало быть, например, собственность государства. Из самой сущности капиталистического способа производства — в отличие от феодального, античного и т. д. — проистекает то, что те классы, которые непосредственно участвуют в производстве, а следовательно являются и непосредственными участниками в дележе произведенной стоимости (стало быть, и продукта, в котором эта стоимость реализуется), — что эти классы сводятся к капиталистам и наемным рабочим и что здесь исключается земельный собственник, появляющийся лишь post festum{39}, вследствие тех отношений собственности на силы природы, которые не выросли из капиталистического способа производства, а унаследованы им. Это сведение [непосредственных участников производства к двум классам] ни в какой мере не является у Рикардо и др. ошибкой, а наоборот, оно представляет собой адекватное теоретическое выражение капиталистического способа производства, выражает его differentia specifica{40}. Г-н Родбертус еще слишком «помещик» старопрусского покроя, чтобы понять это. Все это становится попятным и само бросается в глаза только тогда, когда капиталист овладевает земледелием и всюду. как это большей частью имеет место в Англии, превращается в руководителя земледелия — совершенно так же, как и промышленности, — отстранив земельного собственника от всякого непосредственного участия в процессе производства. Таким образом, то, что г-н Родбертус считает здесь «отклонением от правильного пути», есть лишь непонятый им правильный путь; все дело в том, что Родбертус находится еще в плену воззрений, проистекающих из докапиталистического способа производства.
«Он» (Рикардо) «тоже не делит готовый продукт между участниками дележа, а подобно остальным экономистам рассматривает каждый из обоих продуктов — и сельскохозяйственный и промышленный — как некий особый, подлежащий разделению продукт» (цит. соч., стр. 167) [Русский перевод, стр. 346].
Рикардо рассматривает здесь не продукт, г-н Родбертус, а стоимость продукта, и это совершенно правильно. Ваш «готовый» продукт и его разделение не имеют абсолютно ничего общего с этим разделением стоимости.
«Собственность на капитал является для него» (для Рикардо) «чем-то данным, и притом еще раньше, чем земельная собственность… Таким образом, он начинает не с оснований, а с факта разделения продукта, и вся его теория ограничивается рассмотрением тех причин, которые определяют и видоизменяют отношение разделения продукта… Разделение продукта только на заработную плату и прибыль на капитал он рассматривает как первоначальное и как первоначально единственное» (стр. 167) [Русский перевод, стр. 346].
Этого Вы, г-н Родбертус, опять-таки не понимаете. С точки зрения капиталистического производства собственность на капитал действительно фигурирует как «первоначальная», ибо она есть тот род собственности, на котором покоится капиталистическое производство и который в этой системе производства выступает как агент производства и носитель его функций, что не имеет места в отношении земельной собственности. Последняя оказывается здесь чем-то производным, ибо современная земельная собственность, будучи на деле феодальной, была видоизменена тем воздействием, которое оказал на нее капитал; следовательно, в той форме, какая присуща ей как современной земельной собственности, она является производной, представляет собой результат капиталистического способа производства. То обстоятельство, что этот факт, как он есть и как он проявляется в современном обществе, рассматривается у Рикардо также и как нечто исторически первоначальное (между тем как Вы, г-н Родбертус, вместо того чтобы исследовать современную форму, не можете выйти из-под власти помещичьих воспоминаний), составляет одно из проявлений того заблуждения, в которое впадают буржуазные экономисты при рассмотрении всех экономических законов буржуазного общества, представляющихся им как «законы природы», а потому также и как историческое prius{41}
[518] Но что там, где речь идет не о стоимости продукта, а о самом продукте, Рикардо имеет в виду разделение всего «готового» продукта, — это г-н Родбертус мог бы увидеть уже из первой фразы его предисловия:
«Продукт земли, — все, что получается с ее поверхности путем соединенного приложения труда, машин и капитала, — делится между тремя классами общества, а именно, между собственником земли, владельцем того фонда, или капитала, который необходим для ее обработки, и рабочими, трудом которых она обрабатывается» («Principles of Political Economy», предисловие, 3-е издание, Лондон, 1821) [Русский перевод, том I, стр. 30].
Непосредственно за этим Рикардо продолжает:
«Но на разных стадиях развития общества весьма различны доли всего продукта земли, достающиеся каждому из этих классов под именем ренты, прибыли и заработной платы» (там же).
Здесь речь идет о распределении «всего продукта», а не промышленного продукта или сырого продукта. Но эти доли «всего продукта», если этот последний предполагается данным, определяются исключительно теми долями, которые внутри каждой сферы производства каждый из участников дележа имеет в «стоимости» своего собственного продукта. Эта «стоимость» способна к превращению в определенную, соответственную долю «всего продукта» и может быть выражена в ней. Рикардо ошибается здесь, следуя за А. Смитом, только в том, что забывает, что на ренту, прибыль и заработную плату распадается не «весь продукт», так как часть его «достается» одному или нескольким из этих трех классов в виде капитала.
«Быть может, Вы захотели бы утверждать, что, подобно тому как первоначально закон равенства прибыли на капитал должен был понижать цены сырых продуктов до тех пор, пока земельная рента не исчезла, а затем, вследствие повышения цен, эта земельная рента должна была снова возникнуть из различия в урожайности между более плодородной и менее плодородной почвой, — точно так же и в настоящее время выгоды получения земельной ренты сверх обычной прибыли на капитал должны были бы побуждать капиталистов затрачивать капитал на расчистку под пашню новых земель и на улучшение старых до тех пор, пока вызванное этим переполнение рынка не понизит снова цены в такой степени, что при наименее выгодных вложениях капитала земельная рента исчезнет. Иными словами, это было бы равносильно утверждению, что закон равенства прибылей на капитал упраздняет для сырого продукта другой закон, согласно которому стоимость продуктов определяется затраченным трудом, тогда как именно Рикардо в первой главе своего труда пользуется первым законом в качестве доказательства для второго» (Родбертус, цит. соч., стр. 174) [Русский перевод, стр. 351–352].
Конечно, г-н Родбертус, закон «равенства прибылей на капитала не упраздняет того закона, что «стоимость» продуктов
определяется «затраченным трудом»; но он действительно упраздняет ту предпосылку Рикардо, что средняя цена продуктов равна их «стоимости». Однако дело опять-таки не в том, что стоимость «сырого продукта» понижается до средней цены. Как раз наоборот: «сырой продукт» — вследствие существования собственности на землю — отличается той привилегией, что его стоимость не понижается до средней цены. Если бы его стоимость на самом деле понизилась, — а это было бы возможно несмотря на наличие в ней того, что Вы называете «стоимостью материала», — до одного уровня со средней ценой товаров, то земельная рента исчезла бы. Те сорта почвы, которые теперь, быть может, не дают никакой земельной ренты, оказываются в таком положении потому, что рыночная цена сырых продуктов равна собственной средней цене продуктов этих сортов почвы, так что они — вследствие конкуренции более плодородных сортов почвы — утрачивают привилегию продавать свой продукт по его «стоимости».
«Возможно ли, что еще до того, как люди вообще перешли к земледелию, уже существовали капиталисты, получающие прибыль и вкладывающие свои капиталы в соответствии с законом равенства прибыли?» (Какая глупость!) «… Я допускаю, что если в настоящее время из цивилизованных стран [519] предпринимается экспедиция в новую, девственную страну, причем более богатые участники экспедиции снабжены запасами и орудиями уже старой культуры — капиталом, а более бедные присоединяются к более богатым в надежде получать на службе у них высокую заработную плату, — то в этом случае капиталисты будут рассматривать избыток, остающийся у них после вычета платы рабочим, как свою прибыль, ибо они привезли с собой из метрополии издавна существующие вещи и понятия» (стр. 174–175) [Русский перевод, стр. 352].
Вот именно, г-н Родбертус! Вся концепция Рикардо имеет смысл лишь при предпосылке, что капиталистический способ производства является господствующим. В какой форме выражает Рикардо эту предпосылку, совершает ли он при этом и области истории hysteron proteron{42} — это для существа дела безразлично. Допустить эту предпосылку — необходимо; стало быть, нельзя, как это делаете Вы, вводить здесь крестьянское хозяйство, которое не знает капиталистической бухгалтерии и потому не причисляет семена и т. д. к авансированному капиталу! В «бессмыслице» повинен не Рикардо, а Родбертус, приписывающий Рикардо тот взгляд, что капиталисты и рабочие существуют «до возделывания почвы» (стр. 176) [Русский перевод, стр. 353].
«Только тогда, когда… в обществе возник капитал, когда стала известна и начала уплачиваться прибыль на капитал, началось, согласно воззрению Рикардо, возделывание почвы» (стр. 178) [Русский перевод, стр. 354].
Какой вздор! Только тогда, когда капиталист в качестве арендатора вклинился между земледельцем и земельным собственником — происходит ли это так, что прежний ленник мошенническим путем превращается в капиталистического арендатора, или же так, что промышленник вкладывает свой капитал не в промышленность, а в земледелие, — только тогда начинается, конечно, не вообще «возделывание почвы», а «капиталистическое» возделывание ее, которое по форме и по содержанию весьма отличается от прежних форм земледелия.
«В каждой стране большая часть земли стала частной собственностью узко задолго до того, как она была возделана, — во всяком случае, задолго до того, как в промышленности сложилась ставка прибыли на капитал» (стр. 179) [Русский перевод, стр. 3551.
Для того чтобы понять в этом вопросе концепцию Рикардо, Родбертусу надо было бы быть англичанином, а не померанским помещиком, и знать историю огораживания общинных земель я пустошей. Г-н Родбертус приводит пример Америки. Государство продает здесь землю
«отдельными участками поселенцам, правда, по незначительной пенс, которая, однако, должна во всяком случае уже представлять земельную ренту» (стр. 179–180) [Русский перевод, стр. 356].
Отнюдь нет. Эта цена так же не образует земельную ренту, как, скажем, всеобщий промысловый налог не мог бы образовать промысловую ренту или вообще какой-либо налог — какую бы то ни было «ренту».
«Приведенная в пункте b причина повышения ренты» {вследствие роста населения, или увеличения применяемого количества труда} «составляет, утверждаю я, преимущество земельной ренты перед прибылью на капитал. Эта причина никогда не может повысить прибыль на капитал. Правда, вследствие увеличения стоимости всего национального продукта при одинаковой производительности, но при возросшей [по численности] производительной силе (при возросшем населении) нация получает больше-прибыли на капитал, но эта увеличившаяся прибыль на капитал всегда приходится на увеличившийся в такой же пропорции капитал; следовательно, ставка прибыли остается на прежнем уровне» (стр. 184–185) [Русский перевод, стр. 359—3601.
Это неверно. Количество неоплаченного, прибавочного труда повышается, если, например, вместо 2 часов, прибавочное рабочее время составляет 3, 4, 5 часов. С увеличением массы этого неоплаченного, прибавочного труда масса авансированного капитала не возрастает [в той же пропорции], во-первых, потому, что этот новый избыток прибавочного труда не оплачивается, т. о. не вызывает никаких затрат капитала; во-вторых, потому, что затраты на основной капитал возрастают не в той пропорции, в какой здесь возрастает его использование. Не увеличивается количество веретен и т. д. Конечно, веретена быстрее изнашиваются, однако не пропорционально тому, как увеличивается их использование. Следовательно, при одинаковой производительности прибыль здесь возрастает, так как возросла не только прибавочная стоимость, но и норма прибавочной стоимости. В земледелии это невозможно из-за природных условий. С другой стороны, производительность быстро изменяется с увеличением вложенного капитала. Хотя затрачиваемый капитал абсолютно и велик, но вследствие экономии в условиях производства он не является относительно столь большим, — не говоря уже о разделении труда и о машинах. Таким образом, норма прибыли могла бы повыситься, даже если бы прибавочная стоимость (не только ее норма) осталась той же.
[520] Совершенно неверным и померански-помещичьим является следующее утверждение Родбертуса:
«Возможно, что в течение этих тридцати лет» (с 1800 до 1830 г.) «благодаря парцеллированию или даже распашке новых земель возникло много новых владений и увеличившаяся земельная рента стала, таким образом делиться между большим, числом владельцев, но в 1830 г. она распределялась не на. большее число моргенов, чем в 1800 г.; эти новые, вновь выделенные или же вновь введенные в обработку земельные участки всей своей площадью входили прежде в ранее существовавшие земельные участки, и, таким образом, меньшая земельная рента 1800 г. так же распределялась между ними и так же оказывала свое влияние на высоту английской земельной ренты вообще, как большая рента — в 1830 году» (стр. 186).
Милейший померанин! Зачем самоуверенно то и дело переносить в Англию Ваши прусские отношения? Англичанин совсем не считает, что если, как это было фактически (это надо проверить), с 1800 по 1830 г. было «огорожено» от 3 до 4 миллионов акров[57], то рента распределялась на эти 4 миллиона акров также и до 1830 г., также и в 1800 году. Эти 4 миллиона акров были, напротив, необработанной или общинной землей, не приносившей никакой ренты и никому не принадлежавшей.
Если Родбертус, как и Кэри (но на другой манер), пытается доказать Рикардо, что «самая плодородная» почва большей частью, по физическим и иным причинам, обрабатывалась но в первую очередь, то это не имеет никакого отношения к Рикардо. «Самая плодородная» почва — это каждый раз почва «наиболее плодородная» при данных условиях производства.
Весьма значительная часть возражений, выдвигаемых Родбертусом против Рикардо, проистекает из того, что Родбертус наивным образом отождествляет «номеранские» и «английские» производственные отношения. Рикардо предполагает капиталистическое производство, при котором — там, где оно существует в развитом виде, как в Англии, — капиталистический арендатор отделяется от земельного собственника. Родбертус же берет такие отношения, которые сами по себе чужды капиталистическому способу производства и для которых этот последний является только надстройкой. Так, например, то, что г-н Родбертус говорит о положении хозяйственных центров в хозяйственных комплексах, вполне подходит для Померании, но не для Англии, где капиталистический способ производства, все больше и больше входивший в силу с последней трети XVI века, ассимилировал себе все имевшиеся условия и в различные периоды снес до основания, одну за другой, созданные историей предпосылки — деревни, постройки и людей, — чтобы обеспечить «наиболее производительное» приложение капитала. Неверно также и то, что Родбертус говорит о «приложении капитала»:
«Рикардо ограничивает земельную ренту той суммой, которая уплачивается землевладельцу за пользование первоначальными, природными и неразрушимыми силами почвы. Тем самым он вычитает из земельной ренты все то, что на введенных уже в обработку земельных участках должно было бы быть отнесено за счет капитала. Однако ясно, что из дохода, получаемого с участка земли, Рикардо не вправе относить на долю капитала больше того, что полностью составляет обычный в стране процент. Ибо в противном случае он должен был бы допустить в экономическом развитии страны две различные ставки прибыли — сельскохозяйственную, которая приносила бы большую прибыль, чем прибыль, господствующая в промышленности, и другую, имеющую место в промышленности, — допущение, которое, однако, опрокинуло бы всю его систему, основанную как раз на равенстве ставки прибыли» (стр. 215–216) [Русский перевод, стр. 371–372].
Это — опять-таки представление померанского помещика, который берет в ссуду капитал, чтобы сделать свою земельную собственность более доходной, а потому хочет, по теоретическим и практическим соображениям, платить заимодавцу лишь «обычный в стране процент». Однако в Англии дело обстоит иначе. Там капитал, идущий на улучшение почвы, затрачивается арендатором, капиталистическим фермером. От этого капитала, совершенно так же как и от капитала, вкладываемого им непосредственно в производство, арендатор требует не обычного в стране процента, а обычной в стране прибыли. Он не ссужает помещику капитал, который тот должен был бы оплачивать «обычным в стране» процентом. Он, может быть, сам берет в ссуду капитал или же применяет свой собственный добавочный капитал с тем, чтобы последний приносил ему по «обычной в стране» норме прибыль, получаемую промышленным капиталистом и превышающую, по меньшей мере вдвое, обычный в стране процент.
К тому же Рикардо знает то, что знал уже Андерсон. Более того: Рикардо определенно заявляет, что [521] созданная таким образом благодаря капиталу производительная сила почвы позднее сливается с ее «природной» производительной силой и поэтому повышает ренту. Родбертус ничего не знает об этом, а потому болтает вздор.
Я уже дал вполне правильное определение современной земельной собственности;
«Рента, в рикардовском смысле, есть земельная собственность в буржуазном состоянии, т. е. феодальная собственность, подчинившаяся условиям буржуазного производства» («Misere de laPhilosophie», Paris, 1847, стр. 156)[58].
Уже там я сделал правильное замечание:
«Предположив буржуазное производство как необходимое условие существования ренты, Рикардо тем не менее применяет свое понятие о ренте к земельной собственности всех времен и народов. Это — общее заблуждение всех экономистов, которые выдают отношения буржуазного производства за вечные категории» (там же, стр. 160)[59].
Я равным образом сделал правильное замечание, что «земли-капиталы» могут увеличиваться, как и все другие капиталы:
«Количество земли-капитала может увеличиваться точно так же, как и количество всех других орудий производства. Мы ничего не прибавляем к ее материи, употребляя выражение г-на Прудона, но увеличиваем количество земель, служащих орудием производства. Одним только новым вложением капиталов в участки земли, уже превращенные в средства производства, люди увеличивают землю-капитал без всякого увеличения земли-материи, т. е. пространства земли» (там же, стр. 165)[60].
Все еще остается правильным то различие между промышленностью и земледелием, которое я тогда подчеркнул:
«Прежде всего, здесь нельзя, как в промышленном производство, увеличивать по желанию количество орудий производства одинаковой степени производительности, т. е. количество земель одинаковой степени плодородия. Затем постепенный рост народонаселения приводит здесь к эксплуатации земель более низкого качества или к новым капиталовложениям в прежние участки, соответственно менее производительным, чем первоначальные капиталовложения» (там же, стр. 157)[61].
Родбертус говорит:
«Но я должен обратить внимание еще на другое обстоятельство, которое, правда, гораздо более постепенно, но зато и гораздо более часто делает из плохих сельскохозяйственных машин лучшие[62]. Это — непрерывное возделывание земельного участка, которое, если только оно ведется по рациональной системе, уже само по себе улучшает землю даже и без малейшего чрезвычайного вложения капитала» (стр. 222) [Русский перевод, стр. 376].
Это говорил уже Андерсон. Возделывание улучшает землю.
[Далее Родбертус говорит:]
«Вы должны были бы доказать, что занятое в земледелии трудящееся население с течением времени возросло в большей пропорции, чем производство предметов питания, или хотя бы чем остальная часть населения страны. Только из этого можно было бы сделать неопровержимый вывод, что с увеличением сельскохозяйственного производства в нем приходилось затрачивать и все больше труда. Но как раз в этом отношении Вам противоречит статистика» (стр. 274) [Русский перевод, стр. 416–417]. «Да, Вы даже можете убедиться в повсеместном господстве того правила, что чем плотнее население страны, тем в меньшей пропорции занимаются люди земледелием… Такое же явление наблюдается при увеличении населения в одной и той же стране; та часть населения, которая не занимается земледелием, почти везде будет увеличиваться в большей пропорции» (стр. 275) [Русский перевод, стр. 417].
Но это происходит отчасти потому, что больше пахотной земли превращается в пастбища для скота, для овец, отчасти потому, что при большем масштабе производства — при крупном земледелии — труд становится более производительным. А также и потому — и этого обстоятельства г-н Родбертус совсем не замечает, — что значительная часть неземледельческого населения выполняет труд по обслуживанию земледелия, доставляя земледелию постоянный капитал (а этот последний возрастает вместе с прогрессом земледельческой культуры) — как, например, минеральные удобрения, заграничные семена, всякого рода машины.
По словам г-на Родбертуса,
«в настоящее время» (в Померании) «сельский хозяин не рассматривает производимый в его собственном хозяйстве корм для рабочего скота как капитал» (стр. 78) [Русский перевод, стр. 282].
[522] «Капитал сам по себе, или в народнохозяйственном смысле, есть продукт, используемый для дальнейшего производства… Но по отношению к той особой «прибыли», которую он должен приносить, — другими словами, в том смысле, в каком понимают капитал нынешние предприниматели, — он, для того чтобы быть капиталом, непременно должен выступать в виде «затраты»» (стр. 77) [Русский перевод, стр. 281].
Однако это понятие «затраты» не требует, как полагает Родбертус, чтобы продукт, в качестве товара, покупался у других. Если та или иная часть продукта, вместо того чтобы быть проданной как товар, снова входит в производство, то входит она в него как товар. Она сперва оценивается как «деньги», и это сознаётся тем отчетливее, что все эти «затраты», в том числе и те, которые имеют место в земледелии, одновременно с тем фигурируют в качестве «товаров» на рынке — скот, корм, удобрения, зерно, идущее на семена, вообще всякого рода семена. Но в «Померании», по-видимому, всего этого не зачисляют в рубрику «затрат».
«Стоимость особых результатов этих различных видов труда» (в промышленности и в производстве сырья) «составляет еще но самый доход, достающийся их владельцу, а только мерило для вычисления этого дохода. Сам этот доход, получаемый теми или иными лицами, есть часть общественного дохода, который создается только лишь совместным трудом — сельскохозяйственным и промышленным — и части которого, следовательно, тоже создаются только этим совместным трудом» (стр. 36) [Русский перевод, стр. 249].
Что мне от этого? Реализация этой стоимости может быть лишь ее реализацией в потребительной стоимости. Но речь идет совсем не об этом. Кроме того, в понятии необходимой заработной платы уже заключено то, сколько стоимости представлено в тех жизненных средствах — в сельскохозяйственных и промышленных продуктах, — которые необходимы для содержания рабочего.
С этим покончено.