Любовь как социально-историческое понятие

Теперь из сферы абстракций перейдем на социальную и историческую почву. Напоминаю, что Гегель не случайно поместил любовь в раздел воли, которой предшествовал интеллект, т. е. знания. Дело в том, что если рассматривать эволюцию человеческого мышления с чистого листа, то действительно легко обнаружить, что его развитие начиналось с ощущений, чувств с последующим формированием сознания и мышления. Однако к моменту возникновения слова любовь, человечество прошло большую часть своего исторического существования, и уже его чувства были достаточно осознанными, т. е. они обладали определенным разумом, т. е. были разумными чувствами. И эти разумные чувства подсказывали, что определенный тип действия в отношении того или иного объекта приносит определенные блага в форме эмоционального состояния или чувстве физической безопасности, в то время как иной тип действия, обратный по характеру предыдущему, приносит противоположные результаты. Таким образом, блага принимали характер некой ценности, к которой необходимо стремиться. Первый тип действия, приносящий блага или ценности, закреплялся в слове, которое вызывало позитивное, радостное, хорошее. Таким словом стала любовь. Второй тип отношений порождал слова вражда или ненависть.

Здесь особенно следует подчеркнуть, что любовь и вражда — два противоположных явления, существующих одновременно, «ибо каждое есть само то, что оно есть, лишь в противоположность к другому»[51]. Эмпедокл, как отмечалось выше, придавал этой паре даже онтологическое значение. Поэтому все писания и разговоры о всеобщей любви, призывы типа: возлюби врага своего и т. д. являются результатом или непонимания проблемы, или скорее политической провокацией. Пока в мире существуют добро и зло будут существовать любовь и ненависть.

В этой связи говорят, что часто трудно отличить добро от зла, и наоборот. Действительно, не легко, поскольку эти слова выражают не только моральную сторону общественных отношений, но и политику. Для одних, например, богатство — зло, для других — благо, для одних частная собственность — воровство, для других — ценность. На самом деле критерий очень простой, и он всегда сопряжен с одним фундаментальным критерием — отношением к закону возрастания энтропии. Дельта жизни (L_?) — критерий успеха борьбы с этой энтропией. Зло — союзник этого закона в сфере общественных отношений, добро — его противник. Поэтому та же частная собственность в определенную эпоху (например, в период становления капитализма) была благом, она работала на прогресс, в те времена она требовала отношения любви, почитания и т. д. В наше время она превратилась во зло, она стала работать на разрушение общества, государства и самого человека, она требует отношения ненависти, и следовательно, борьбы с ней. Другими словами, одно и то же явление в различных географических и временных (исторических) пространствах может вызвать совершенно противоположные чувства: любовь или ненависть. Поэтому, когда некоторые философы, типа Фромма, или служители религии говорят о необходимости искоренить в себе чувство ненависти, фактически они призывают убить в себе и чувство любви. Повторяю и подчеркиваю: одно без другого не существует. С философской точки зрения эту пару постоянно надо разбирать вместе, но в данной работе «вражду» мне придется оставить в покое, иначе я слишком далеко отклонюсь от темы работы.

Итак, поначалу любовь возникла как реакция на благо и не-благо (эта самая сила, которая соединяла «части» в МЫ). Поскольку в начальной стадии развития человечества безопасность каждого члена рода была более важным компонентом его существования, чем чисто эмоциональное состояние индивидуума, видимо, с тех времен и начало вырабатываться прежде всего чувство любви к племени, роду и членам рода. Наверняка в те времена слово любовь не использовалось, но основы содержательной стороны этого слова закладывались уже тогда. На последующих стадиях развития это чувство приняло форму любви к отечеству, к родине, к нации.

Уже на этой начальной стадии блага любви получают обе стороны: единичное сохраняется благодаря всеобщему, т. е. человек обеспечивает себе безопасность благодаря защите со стороны рода (государства), всеобщее же сохраняется благодаря единичному, т. е. род (государство) существует благодаря каждому его члену. Эта взаимная любовь, как бы ее ни назвать, в конечном счете выполняет свою главную функцию: она сохраняет и продляет жизнь. И государству, и индивидууму. Для этого типа любви скорее подходит слово филия, точнее филопатрия, т. е. любовь к отечеству. Безусловно, между индивидуумом и родом существуют противоречия, аналогичные противоречиям между филогенезом и онтогенезом. Но чтобы сохраниться, это противоречие разрешается в серединном пункте (по Гегелю, в серединном термине) — любовь. Эта филопатрия есть основа, фундамент всех других форм любви. Но ее отличительной особенностью является то, что у обеих крайностей (крайних терминов) нет выбора, они обязаны любить друг друга, чтобы сохраниться и продлиться. Обычно не каждый человек осознает эту обязанность, но инстинктивно или через законы (о чем писали Лейбниц и Кондильяк) вынужден любить свою родину. Если же он начинает прибегать к действиям в отношении родины на основе вражды или ненависти, родина ради сохранения всего государства и большинства его членов обязана уничтожить такого индивидуума. Тема — широко представленная в мировой литературе и истории.

Но у этого явления есть и другая сторона. Личность может обнаружить, что государство проводит антинародную политику, его деяния ведут к уничтожению народа и т. д. Такое государство достойно ненависти, а не любви. С ним необходимо бороться ради любви к своему народу, т. е. к своему роду. Любовь превращается в ненависть к государству, сохраняясь в любви к народу. Именно так поступали революционеры мысли и дела всех времен и народов. Революции и революционеры всегда работали на сохранение всего рода, увеличивая ему дельту жизни. И здесь в соотношении филопатрии и филодемоса приоритет всегда должен отдаваться последнему.

К этому типу любви примыкает, хотя и в специфичной форме, любовь к тому, что тебя окружает (вещи, работу, животных, природу, науки и т. д.).

Этот тип любви односторонен, в ней нет взаимности (даже, когда речь идет о любимой собаке или кошке), но есть воздействие вещи на мозг, которое фиксируется в мозгу как сигнал, вызывающий радость, удовольствие, некую благость, вызывает положительные эмоции. Такая любовь дает комфорт. Некоторым даже счастье.

Другим типом любви являются взаимоотношения между членами общества вообще. Поскольку здесь нет проблемы безопасности жизни всего общества, то здесь возникает свобода выбора: ты не обязан любить всех и вся, можешь любить тех и то, к кому или к чему лежит твоя душа. Обычно она расположена к тому, от кого или от чего ты получаешь наибольший комфорт, те же самые блага или ценности.

Эти взаимоотношения описываются различными словами: нравится — не нравится, противен — не противен, люблю — не люблю и т. д. Понятие нравится переходит в любовь в том случае, если во взаимоотношениях с кем-то ты получаешь наибольший комфорт. Естественно, наибольший комфорт ты получаешь от того, кто соответствует твоим представлениям о комфорте. Обычно люди любят себе подобных. Этот тип любви принято называть филия (дружба). Он не связан с различием полов, в нем отсутствует эрос как половое влечение, здесь доминирует духовная близость, в большей степени, связанная с одинаковым пониманием человеческих ценностей. Такая любовь не может быть не взаимной, поскольку тот, кого ты любишь, такой же, как ты, и у него естественно такое же отношение к тебе. Здесь нельзя сказать: я его люблю, а он меня нет. В таком случае нет взаимодействия, значит нет отношений. В отличие от предыдущего типа этот строится на взаимодействии, на взаимности, только тогда происходит единение, в данном случае духовное. Именно в этом отличие нравится от любить. Мне кто-то нравится, но меня не интересует, как он ко мне относится. Нравится — чувство одностороннее, любовь — двусторонняя: он в тебе, ты в нем. В этом суть единения, когда ты и он/она стремятся это единство постоянно поддерживать через постоянное предоставление благ друг другу, которые могут принимать самые разнообразные формы. Это именно тот вариант любви, о котором писал Аристотель.

Следует обратить внимание на то, что последние два типа любви обладают двумя общими качествами. Их объединяет, во-первых, то, что они исключают эрос, а во-вторых, они обеспечивают социальную среду, необходимую для жизни индивидуума. Если человек никого и ничего не любит, и если никто не любит его, он уже не человек. Он обречен на гибель.