ПРИЛОЖЕНИЕ 3

П. П. Гайденко — О. Ю. Сумину(письмо от 27.05.1997)

Уважаемый господин Сумин!

Большое Вам спасибо за Ваше такое хорошее и теплое письмо и за присланную статью «Понятие абсолютного духа Гегеля как необходимая предпосылка философии истории славян» […]. Статью Вашу и предисловие к вышедшей в Болгарии книге «Гегель как судьба России» я прочитала с большим интересом, ведь это философия истории славянства, самая острая и больная сегодня тема, которая всех нас больше всего волнует. И написана работа живо, энергично на прекрасном русском языке. Вполне согласна с Вами в том, что философия Гегеля оказала на русскую мысль девятнадцатого века и русскую жизнь века двадцатого сильное влияние, которое хочется назвать роковым: оно и в самом деле многое определило в славянской (а не только русской) истории последнего столетия. С Вашим определением коммунизма как «варварского средневековья философской идеи» я, пожалуй, тоже была бы готова согласиться, если бы не то обстоятельство, что марксизм — хотя он, конечно, теоретически глубоко с Гегелем связан — все же не может с гегелевской философией отождествлен. Вопрос этот, однако, слишком большой и сложный, чтобы можно было сколько–нибудь детально обсудить его в письме; будем надеяться, что такая возможность нам с Вами еще предоставится.

Тем не менее Вы совершенно правы, когда видете в Гегеле первоисток коммунистической идеи; и в самом деле, в период моей молодости — 50?е — 60?е годы некоторые философы стремились углубить и, главное, одухотворить марксизм, добравшись до этого первоистока. К ним принадлежал один из моих первых учителей — Эвальд Васильевич Ильенков; под его влиянием я тоже посвятила свою дипломную работу в 1957 г. переводу ранней гегелевской работы «Йенской философии» и комментарию к ней. Мне было приятно увидеть, что в Вашей книге рассмотрено и творчество Ильенкова, талантливого философа с грустной судьбой. К слову сказать, Алексей Федорович Лосев, с которым мы подружились позднее, тоже очень любил Гегеля и считал его диалектику высшим достижением мировой философской мысли.

Мне кажется вполне оправданным Ваше стремление противостоять широко распространенной тенденции полностью «выбросить на свалку» весь исторический период так называемого «строительства коммунизма». В результате получается картина, сходная с той, какую рисовали идеологи коммунизма, объявлявшие всю предшествующую историю лишь предысторией и начавшие новое летоисчисление с 1917 года. Теперь происходит нечто подобное — но с обратным знаком — советская эпоха предстает как «провал в истории», а новая эпоха как прямое продолжение дореволюционного периода. Эта аберрация усугубляет то состояние психологической депрессии, в которое погружена сегодня славянская культура.

Разделяю я и Вашу мысль, что «в своем стремлении побыстрее отождествиться с культурой современного Запада» славянские народы (а скорее их современные лидеры), не принимают во внимание, что чисто внешнее самоотождествление невозможно, потому что культура Запада имеет свои духовно–религиозные корни и на них произрастает ее благополучие, в том числе и материальное.

Однако, к сожалению, не могу согласиться с теми из Ваших идей, которые возникли у Вас под влиянием Гегеля, и прежде всего о том, что эпоха религии уже вообще изжита мировой культурой, что место религии теперь должна занять философия. Нисколько не умаляя значения и роли в истории философской мысли, я все же считаю, что гегелевское противопоставление религии (а конкретнее христианства) как субъективночувственной формы разумности (курсив автора — О. С.) философскому разуму несет на себе печать эпохи Просвящения с ее упрощенно–вульгарным пониманием религии. И хотя Вы делаете прекрасную оговорку, что понимаете философский разум «не как мертвую рассудочную форму, а как христианский абсолют», тем не менее я, высоко ценя философский разум, все же далеко не уверена, что христианский Бог «самым адекватным образом раскрывается в логико–диалектической форме в гегелевской системе». Из этого тезиса, как мне кажется, вытекают те Ваши утверждения, с которыми мне трудно согласиться, в том числе Ваша оценка православия, которое, по Вашим словам, «кишмя кишит признаками внешнего, недуховного понимания идеи», в котором «не был преодолен дух античной плотскости и красоты» и т. д. Конечно в православной церкви было и есть много недостатков, и во многом они были причиной того, что «коммунистическая доктрина успела справиться с ней», но это не дает еще основания для вышеприведенных суждений.

Впрочем эти вопросы требуют более серьезного обсуждения, чем это позволяют рамки письма и без того уже слишком большого. Продолжением этого нашего диалога может отчасти послужить моя статья статья о Гегеле в апрельском номере «Вопросов философии» (вот–вот должен выйти в свет), и я очень надеюсь, что Вы сможете прочитать ее и в свою очередь высказать мне свои замечания и возражения. Такая полемика стимулирует «работу понятия», без нее ни наука, ни философия не могут, по моему, существовать.

Я глубоко признательна Вам за приглашение принять участие в сборнике «Гегель в России и Болгарии» — это очень нужная сегодня работа. К сожалению, сейчас я слишком загружена неотложными делами, отодвинутыми во время болезни, и не могу предложить Вам свою работу или перевод. Но в будущем я буду рада нашему сотрудничеству и, если удастся написать что–нибудь интересное, с удовольствием предложу Вам для перевода на болгарский язык. А сейчас посылаю Вам недавно вышедшую мою книгу «Прорыв к трансцендентному», в которой собраны отчасти мои прежние работы, а отчасти — новые.

Мне было приятно узнать, что Ваши письмом я обязана Азе Алибековне Тахо–Годи: мы с ней по прежнему дружим и вспоминаем Алексея Федоровича. Передайте мой сердечный привет Вашей супруге и примите еще раз мою благодарность и за добрые слова о моих работах, и за любезное приглашение посетить Вас. Мой муж, Давыдов Юрий Николаевич, тоже философ и социолог, передает вам приветы и рад тому, что любовь его жизни — Гегель вдохновил Вас на написание такой интересной книги.

С глубоким уважением и самыми лучшими пожеланиями, Пиама Гайденко

P. S. Простите, что написала не на компьютере, а от руки: письма я предпочитаю писать старинным способом и пытаюсь писать разборчиво.

P. P.S. Если вы сообщите мне Ваше отчество, я буду обращаться к Вам по русскому обычаю — к обращению господин я все еще никак не привыкну.