II. ЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА

II. ЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА

Для теоретического построения математики была разработана новая логика. В Венском кружке она вообще стала средством создания теории науки. В отличие от чистой логики прикладная логика была использована для уточнения философских исследований⁶³. Виды и способы своих исследований Венский кружок определял, опираясь на требование научности философии. Его интересовали, главным образом, два круга проблем: анализ познания и теоретические основания, прежде всего математики, затем — естественных наук, а также психологии и социологии.

До сего времени теория познания представляла собой большей частью неясную смесь психологических и логических исследований, причем первоначально это было свойственно и некоторым статьям самого Венского кружка. Психологические исследования принадлежали познанию фактов и должны были осуществляться методами эмпирической науки. Поэтому они выпадали из теории познания. Таким образом, теория познания могла быть только логическим анализом познания, «логикой науки», как ее называли в Венском кружке.

Основные понятия и основоположения конкретных наук связаны с пространством и временем, причинностью, детерминизмом и тому подобным. Причем речь не могла идти об эмпирическом анализе этих понятий, ибо это есть задача конкретных наук, а только об их логическом анализе. Там, где стоит вопрос о фактах, ответ должна дать эмпирическая конкретная наука, здесь нет вопроса для философии. Ее вопросы могут относиться только к логической структуре научного знания.

Исследовать логическую структуру научного знания значит исследовать, как его понятия и высказывания логически связаны друг с другом, как одни понятия включаются в другие, как одни высказывания можно вывести из других и т.п. Именно в таких исследованиях, в логическом анализе понятий, предложений, доказательств, гипотез, теорий науки и состоит задача теории познания и философии вообще. Только это является ее собственной областью. Здесь она обретает свой предмет, свои задачу и метод. И эта область гораздо шире, нежели обычная теория познания. Она включает в себя такого рода вопросы⁶⁴: обладают ли два по-разному определенных понятия В и одним и тем же значением? Имеют ли два по-разному звучащих предложения S и S2 один и тот же смысл? Выводимо ли предложение ^2 из предложения Sj чисто логически? Или на основе законов природы? Совместима теория Т с теорией 72 или нет? Если они совместимы, то включается ли 7^ в теорию Тj или выходит за ее рамки? А если выходит, то в каких своих частях? Можно ставить вопросы и относительно конкретных примеров: «Является ли утверждение о постоянстве скорости света в теории относительности постулатом или фактическим предложением? Содержит ли общая теория относительности логическое противоречие?». «Каков смысл предложений о вероятности?» Поскольку в опытный базис науки включается обыденное, повседневное знание, постольку логика науки совпадает с логическим анализом знания вообще.

Знание выражается в языковых формах. Именно благодаря этим формам фиксируется и объективируется содержание знания, оно приобретает устойчивый вид и может передаваться. Однако язык служит не только целям коммуникации и взаимопонимания, он необходим в качестве средства представления знания. Многообразие понятий и мысленных содержаний без языка невозможно было бы развивать и использовать. Язык образует, так сказать, телесную оболочку знания. Оно может быть построено только с его помощью. Поэтому логический анализ научного знания должен быть обращен на его языковые формы. Если исследование фактов, т. е. того, что представлено в языке, принадлежит конкретным наукам, то логический анализ обращает внимание на то, как представлены факты посредством понятий и высказываний языка. Собственную область логики науки образует анализ языка. Логический анализ каких-то выражений заключается в том, чтобы включить их в определенную языковую систему с четко заданными существенными свойствами⁶⁵.

Естественно, что при таком анализе язык изучается не так, как в лингвистике. Речь идет не о фактически употребляемых языках, а о языке, представленном в упрощенной и уточненной форме. Это общая структура языка, необходимая для выражения мыслей во всяком языке. Наряду с описанием, язык служит также для выражения чувств и мнений. Логический анализ языка имеет дело только с описанием. Язык рассматривается не с психологической или социологической точки зрения, а только в отношении общих условий систематического описания. Именно это понимается здесь под «языком».

В этом смысле язык является представлением некоторой предметной области посредством системы знаков — прежде всего, звучащих и графических знаков, но также и посредством жестов, как в языке глухонемых, флажков и т.п. Знаки обладают значением, благодаря чему они являются именно знаками, а не просто звуками или графическими фигурами. Они указывают на нечто вне их самих, они ссылаются на содержание понятий и высказываний, они их представляют. Поэтому исследование языка никоим образом не означает отвлечения от существенного, мыслительного содержания, ибо в структуре языка проявляется структура мысли. Поэтому в структуре языка можно увидеть структуру мышления, и чем она четче, тем точнее в языке можно сформулировать мысли. Именно в этом заключается значение логистики для анализа языка. Это оправдывает ее применение, она не является простым «украшением».

Как систему знаков язык можно рассматривать с двух точек зрения: с одной стороны, язык нечто описывает и можно исследовать, что он описывает; с другой стороны, можно интересоваться тем, как он это делает. В первом случае речь идет о значении знаков, об их семантической функции; во втором — о формах их комбинаций, о синтаксических правилах. Первая точка зрения обращает внимание на словарь языка, вторая — на его грамматику. Обе точки зрения необходимы⁶⁶.

Однако иногда, отвлекаясь от его функции выражать значение, язык можно рассматривать с чисто внешней стороны, обращая внимание лишь на внешний вид его знаков и их комбинаций. При этом содержательное рассмотрение уступает место формальному и на первый план выходят формальные структурные свойства, на которые опираются его функции описания.

Когда предпринимают построение некоторого языка, когда задают его существенные формы посредством определений и правил, то говорят о самом языке. О том, возможно ли это вообще и каким образом, мнения в Венском кружке претерпели сильные изменения. В этом случае язык сам становится тем объектом, к которому относятся высказывания. Поэтому наряду с тем языком, о котором говорят, нужен еще один язык, посредством которого можно дать описание первого языка, некий «метаязык». Но для построения метаязыка нужен еще один язык, а для того, чтобы построить этот язык, потребуется еще один язык и так далее до бесконечности. Витгенштейн считал вообще невозможным говорить о языке⁶⁷. Формальная структура языка не может быть высказана, она может быть только показана. Если два предложения противоречат одно другому или если одно предложение следует из другого, то это показывается их логической структурой. Можно лишь указать форму, общую для определенных предложений. Но если о языке невозможно говорить, то анализ языка целиком должен состоять из бессмысленных псевдопредложений. Как сам Витгенштейн сказал⁶⁸ о предложениях своего «Трактата», они могут служить лишь практическим вспомогательным средством для ясного усвоения смысла подлинных предложений, но никоим образом не являются теоретическими высказываниями. Тогда сталкиваются с парадоксальным тезисом о том, что теория языка вообще не может состоять из осмысленных предложений.

Но все эти трудности преодолел Карнап в своем «Логическом синтаксисе языка» («Die logische Syntax der Sprache»). Он показал, что построение некоторого языка можно представить с помощью самого этого языка. Метаязык оказывается при этом частью исследуемого языка (см. ниже с. 94). Тем самым весь анализ языка становится на прочные основания, а установление общей логической структуры языка оказывается научной процедурой.