В. Присвоение путем простой антитезы:

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В. Присвоение путем простой антитезы:

a. Право человека – Мое право.

b. Человеческое право – Эгоистическое право.

c. Чужое право = быть управомоченным чужими} — {Мое право = быть управомоченным Собой.

d. Право есть то, что человеку угодно считать правильным} — {Право есть то, что Мне угодно считать правильным.

«Это – эгоистическое право, т.е. это Мне угодно считать правильным, поэтому оно и есть право» (passim[304]; последнее предложение находится на стр. 251).

Примечание 1.

«Я считаю Себя вправе убивать, если Я не запрещаю этого Себе самому, если Я сам не боюсь убийства как нарушения права» (стр. 249).

Собственно следовало бы сказать: Я убиваю, если Я сам не запрещаю этого Себе, если Я не боюсь убийства. Все это предложение есть не что иное, как широковещательное развитие второго уравнения из антитезы «с», в котором слова «быть правомочным» потеряли смысл.

Примечание 2.

«Я решаю, правильно ли то, чт? существует во Мне; вне Меня не существует никакого права» (стр. 249). – «Являемся ли мы тем, чт? есть в нас? Нет, как мы не являемся и тем, чт? вне нас… Именно потому, что Мы – не дух, который живет в нас, именно поэтому мы должны были перенести его вовне… мыслить его существующим вне нас… в потустороннем мире» (стр. 43).

Значит, согласно собственному своему тезису на стр. 43, святой Санчо должен снова перенести «существующее в нем» право «вовне», а именно – «в потусторонний мир». Но если он когда-нибудь захочет присваивать себе вещи таким способом, то он сможет перенести «в себя» мораль, религию, все «Святое» целиком и решать, является ли оно «в нем» Моральным, Религиозным, Святым; «вне него не существует» морали, религии, святости, – говорит он, чтобы затем на стр. 43 опять перенести их вовне, в потусторонний мир. Этим обеспечивается «восстановление всех вещей»{233} по христианскому прообразу.

Примечание 3.

«Вне Меня нет права: что я считаю правом, то – правильно. Возможно, что оно от этого еще не становится правильным для других» (стр. 249).

Собственно следовало бы сказать: чт? представляется Мне правильным, то правильно для Меня, но вовсе не для других. Теперь мы уже имели достаточно примеров того, какие синонимистические «блошиные прыжки» проделывает святой Санчо со словом «право». «Право» и «правильно», юридическое «право», «правое» в моральном смысле, то, чт? он считает для себя «правильным» и т.д., – все это употребляется вперемешку, смотря по надобности. Пусть святой Макс попробует перевести свои положения о праве на какой-либо другой язык, и бессмыслица их станет вполне очевидной. Так как в «Логике» мы подвергли эту синонимику подробному рассмотрению, – то теперь мы можем ограничиться ссылкой на то, что было уже сказано там[305].

Приведенное выше предложение преподносится нам еще в следующих трех «превращениях»:

А. «Имею ли Я право или нет – решить это не может другой судья, кроме Меня самого. Другие могут судить и обсуждать лишь то, согласны ли они с Моим правом и существует ли оно и для них в качестве права» (стр. 246).

В. «Общество, конечно, хочет, чтобы каждый добился своего права, но только права, санкционированного обществом, общественного права, а не действительно своего права» (собственно, следовало бы сказать: «добился своего» – слово «право» здесь ровно ничего не выражает. А затем он продолжает бахвалиться:) «Я же даю или беру Себе право из полноты собственных сил… Собственник и творец Своего права» («творец» лишь постольку, поскольку он объявляет право своей мыслью и уверяет затем, что воспринял эту мысль обратно в себя), «Я не признаю никакого другого источника права, кроме Себя, – ни бога, ни государства, ни природы, ни человека, ни божественного, ни человеческого права» (стр. 269).

С. «Так как человеческое право есть всегда нечто данное, то в действительности оно сводится всегда к праву, которое люди дают друг другу, – т.е. уступают» (стр. 251). «Наоборот, эгоистическое право, это – то право, которое Я Себе даю или беру».

Однако, «скажем в заключение, напрашивается вывод», что эгоистическое право в тысячелетнем царстве Санчо, составляющее предмет взаимного «соглашения», не очень-то отличается от того, которое люди «дают» друг другу – или «уступают».

Примечание 4.

«В заключение Я должен еще устранить тот половинчатый способ выражения, которым Я хотел пользоваться лишь до тех пор, пока копался во внутренностях права и сохранял хотя бы это слово. Но в действительности вместе с понятием теряет свой смысл и слово. То, что Я назвал Моим правом, то уже вовсе не есть право» (стр. 275).

Всякий тотчас же поймет, почему святой Санчо сохранил в вышеприведенных антитезах «слово» право. Так как он совсем не говорит о содержании права, а еще менее критикует это содержание, – то он, лишь сохранив слово «право», может придать себе вид, будто говорит о праве. Если опустить в антитезе слово право, то в ней только и останутся «Я», «Мой» и прочие грамматические формы местоимения первого лица. Содержание здесь всегда привносилось лишь при помощи примеров, которые, однако, как мы видели, неизменно оказывались тавтологиями, вроде: если Я убиваю, то я убиваю и т.д., а слова «право», «правомочный» и т.д. употреблялись лишь для того, чтобы прикрыть простую тавтологию и привести ее в какую-нибудь связь с антитезами. Синонимика также была призвана создать видимость того, будто здесь речь идет о каком-то содержании. Впрочем, совершенно ясно, какой неисчерпаемый кладезь бахвальства представляет эта бессодержательная болтовня о праве.

Таким образом, все «копание во внутренностях права» заключалось в том, что святой Санчо «применил половинчатый способ выражения» и «сохранил хотя бы это слово», так как не знал, что сказать по существу дела. Если признать за разобранной антитезой хоть какой-нибудь смысл, а именно то, что «Штирнер» просто хотел проявить в ней свое отвращение к праву, то придется сказать, что не он «копался во внутренностях права», а что, наоборот, право «копалось» в его внутренностях, а он лишь запротоколировал то обстоятельство, что право ему не по душе. Пусть Jacques le bonhomme «целиком сохранит за собой это право»!

Чтобы внести в эту пустоту какое-нибудь содержание, святой Санчо должен был прибегнуть еще к одному логическому маневру. Состоит этот его маневр в том, что он так «виртуозно» переплетает канонизацию с простой антитезой и вдобавок так маскирует ее многочисленными эпизодами, что немецкая публика и немецкие философы, конечно, оказались не в состоянии разглядеть это.