Вступление

Вступление

В наших проведенных извне по отношению к литературному произведению рассуждениях о его статистической карьере и судьбах мы оставили в стороне некоторые важные моменты. Правда, мы оговорили, что это не окончательно, потому что мы еще вернемся к ним при обсуждении жизненной среды литературных произведений, причем трактуемых уже не по отдельности, но на некоем высшем уровне. На этом уровне мы за таксономическую единицу признаем литературу в целом, адаптированную к ее «окончательной» экологической нише, то есть к культуре.

В данный же момент мы рассмотрим явление, которое можно было бы назвать вторжением внутрь литературного произведения тех факторов, которые ранее рассматривались как чисто внешние для литературы. Речь идет о современном изобретении, основанном на том, что случайный фактор как стохастический генератор оказывается включенным в область метода конструирования литературного произведения. Это явление, в статистике не получившее специального названия, в литературе известно как антироман. Хотя стохастическая природа антиромана и не была распознана, он оказался настолько несхож со всей остальной литературой, существовавшей до тех пор, что общий голос критики так и назвал его — и правильно — «антироманом», по причине крайнего радикализма, с которым он порвал с принципами любого толка, внутренне присущими литературным текстам. Общим знаменателем для этих принципов было подчинение текста конкретным культурным стереотипам, ведущее к упорядочению образов, событийных рядов, смыслов и значений, которые отражали одну из фундаментальных особенностей человеческой культуры. А именно ту особенность, что она нигде, ни в одной из исторически данных нам формаций, не есть нечто произвольное, не есть мозаичное, наполовину (или более) хаотичное собрание правил, директив и норм, регулирующих человеческую жизнь. Вот это подчинение стереотипам и было поставлено под вопрос. В результате появился «антироман».