Правовое содержание.
Правовое содержание.
Второй, более глубокий слой правовой материи, следующий сразу же за догмой права и из нее происходящей, — это содержание объективного права (точнее, если не опасаться упрека в тавтологии, — правовое содержание права, но права позитивного, права в объективном значении этого слова, — нормативно-ценностного регулятора, выраженного в законах, других нормативных документах).
А что это такое — правовое содержание?
Дело в том, что элементы правовой материи, из которых складывается догма права (юридические нормы, субъективные права, обязанности, юридическая ответственность, правовые гарантии и др.), — это не простое скопище упомянутых "частиц", не хаотическое их множество. Право потому и право, что эти частицы определенным образом выстраиваются, складываются в своеобразную систему. Как справедливо отметил Г.В.Мальцев, "система прав и обязанностей — сердцевина, центр правовой сферы, и здесь лежит ключ к решению основных юридических проблем"[53]. При этом, характеризуя содержание права с точки зрения системы субъективных прав и обязанностей, других юридически значимых элементов, нужно различать две плоскости проблемы.
Во-первых, когда она решается в принципе, "по идее", с точки зрения потенций и предназначения, заложенных в праве. И значит, решается в целом, на абстрактном уровне, независимо от природы и характера объективного права того и иного общества.
При таком подходе главным моментом, характеризующим систему прав и обязанностей и, следовательно, ту грань права, которая названа "правовым содержанием", является нечто иное, как субъективные права — права отдельных субъектов.
Ведь существующее в данном обществе право обретает свой смысл и содержание в правах. Именно в них, в субъективных правах, раскрываются исконно заложенные в объективном праве ("по идее", по определению, в потенции) его суть и предназначение, когда лица поступают — действуют (или не действуют) "по праву".
Да и в действительности, на деле, для людей, для общества важны не сами по себе законы, другие юридические документы, содержащиеся в них юридические нормы, а то (вот наряду с другими решающее обстоятельство), что юридически реального "дают" эти нормы. Важно, предоставляют ли они права, какие это права, каков их объем, порядок осуществления, и все другое, что касается прав, юридических возможностей данных субъектов. А в этой связи и все то, что касается обязанностей, мер ответственности, защиты и т. д. Стало быть, надо видеть в сути и предназначении права самое глубинное, исконное: право потому и "право", что оно (закрепленное в законах и выраженное в юридических нормах) "говорит о правах".
Значит, субъективные права, то есть правомочия, юридические возможности, которыми обладают конкретные субъекты, — это своего рода активный, узловой центр содержания права (именно как права!). К нему, этому активному узловому центру стягиваются все нити правового регулирования, все частицы правовой материи, из которых в совокупности складывается правовое содержание. И здесь — обратим внимание на данный пункт — эти самые "частицы правовой материи" предстают в виде средств юридического регулирования и правовых механизмов.
Правовое содержание, следовательно, имеет свою правовую логику. Оно отличается таким построением и такой целеустремленностью, при которых все компоненты, составляющие юридическую систему общества (от правовых положений, принципов и норм Конституции до процессуальных институтов), строятся как бы применительно к правам, как бы подстраиваются под них. И с этой точки зрения все другие компоненты права, также в высшей степени важные — юридические обязанности, запреты, правовая ответственность, процессуальные формы деятельности и т. д., — имеют в известной мере подчиненный характер, ориентированный на права субъектов.
А теперь, во-вторых, — о том, что относится ко второй плоскости проблемы правового содержания.
Изложенные ранее соображения — это соображения так сказать, идеального порядка, характеризующие право "по идее" по его исконной сути и предназначению, по тому началу, которое, по словам П.И.Новгородцева, лишь "постепенно осуществляется в истории".
В реальной же действительности система прав и обязанностей, других правовых элементов строится по-разному, в зависимости от особенностей данного общества — экономических, политических, духовных, от особенностей его политического режима. По-разному в этой связи раскрывается определяющая роль во всей правовой материи субъективных прав.
И самое горестное заключается в том, что при большом разнообразии возможных здесь вариантов основным типом построения правовых средств и механизмов за многие тысячелетия истории человечества фактически является такой, который характерен для обществ, где доминируют антидемократические, зачастую авторитарные, тоталитарные режимы власти и где в соответствии с этим право имеет сугубо силовой характер (право сильного, кулачное право, право власти). И в данном случае, общие черты и потенции, "по идее" заложенные в правовом содержании, не раскрываются вовсе или реализуются однобоко, предстают в уродливом виде. Реальные и значимые субъективные права вводятся здесь по большей части как права-привилегии, для большинства населения в ограниченных пределах, или даже как права-декларации; и в целом юридическая регламентация прав имеет декларативный, необеспеченный характер. Напротив, те правовые элементы, которые в силу правовой логики являются в исконно правовом отношении вторичными, зависимыми (обязанности, запреты, юридическая ответственность), выступают здесь на первый план, приобретают на деле доминирующее значение и в соответствии с этим придают всему позитивному праву обязывающе-запретительный облик. В общем, перед нами — еще неразвитые или ущербные юридические системы. Системы с несформировавшейся или с нарушенной логикой содержания. Такого рода юридические системы вообще нередко выступают в виде "имитационных", или таких, где в основном существует "видимость права".
В полной мере правовая логика, присущая содержанию прав, начинает раскрываться лишь в демократических обществах, особенно в развитых демократических странах на современной стадии развития либеральных цивилизаций. Именно здесь субъективные права фактически занимают в юридических системах центральное место; в соответствии с ними строятся правовые средства и юридические механизмы, свое (весьма существенное и все же — зависимое) положение в этих юридических средствах и механизмах занимают юридические обязанности, запреты, правовая ответственность.
В порядке некоторого утешения (которым довольствовались демократически настроенные юристы в условиях советского общества) допустимо утверждать, что и при антидемократическом общественном строе юридическое регулирование во имя провозглашенного права так или иначе все равно концентрируется вокруг субъективных прав (пусть и прав-привилегий, урезанных прав, прав-деклараций). В нем все равно есть сектора и участки, где во имя привилегированных, господствующих групп, кланов, слоев общества или во имя внешнего престижа или государственных фальсификаций действует известный набор юридических средств и механизмов, сконцентрированных вокруг субъективных прав. И стало быть, в таких юридических системах есть какие-то "зацепки" для последующего, при наступлении необходимых условий, правового развития. То есть и здесь право, благодаря внутренней логике присущего ему содержания, независимо от особенностей данного общества, его строя и режима, имеет известный, пусть и незначительный, ограниченный — позитивный, демократический потенциал.
Что ж, какое-то утешение (для людей, соприкоснувшихся с ужасами беспощадной тиранической власти) здесь есть, хотя оно все же во многом обманчиво, иллюзорно. Главное же другое; то, что указанные представления во многом сориентировали юристов в советском обществе на проработку вопросов, связанных с той гранью права, которая может быть названа "правовым содержанием". И об этом, надо полагать, следует рассказать особо.