Трудности и проблемы.
Трудности и проблемы.
Выдвинутые выше положения об "уроках истории", о неизбежности "правового пути" при переходе к современной (либеральной) цивилизации, о предпочтительности этого пути для России — не более чем предположения, гипотезы, далеко не во всем согласующиеся с фактами действительности, ее трудностями и проблемами.
Между тем основной факт российской действительности в области права — это жесткое противостояние "двух философий" и соответствующей им юридической реальности — гуманистического права и правовых реалий, выражающих коммунистические подходы в их осовремененном виде. А с ним связан и другой, ранее отмеченный факт — существование, наряду с оптимистической, и иной тенденции правового развития — тенденции к господству всесильного государства, к силовому господству.
Самое же существенное и тревожное — это неравенство сил в таком противостоянии.
На стороне гуманистического права, "пульсирующего" в отдельных точках действующей российской юридической системы (в некоторых сторонах, принципах и нормах Конституции, гражданского законодательства, процессуального законодательства, законов о статусе судей и др.), — поддержка либерального сектора экономики, последовательно демократически настроенных общественных движений, ряда подразделений государственной власти, общественного мнения и демократического правосознания, а главное — сама логика Истории, историческое будущее.
"Противоположный фланг", исторически связанный с коммунистической правовой доктриной, имеет ряд очевидных преимуществ (хотя, быть может, с внешней стороны и не столь внушительных) — акценты в Конституции на государственные начала, сохраняющийся опубличенный характер юридической системы в целом, ориентация в юридической практике на критерии прошлого.
Более серьезными и в этом смысле — тревожными с точки зрения перспективы являются те основания в экономико-социальной, политической жизни, которые поддерживают и усиливают стороны и элементы действующей юридической системы, отражающие государственно-державные и иные идеи коммунистической (или во всяком случае, прокоммунистической) правовой доктрины.
Среди таких оснований представляется важным выделить следующие три.
Первое — это все более возрастающий удельный вес в экономико-социальной жизни российского общества примет и тенденций олигархического строя (или — что, в сущности, то же самое — строя номенклатурно-государственного капитализма), который не нуждается в институтах последовательной демократии и свободного рынка, таких, как правовые институты парламентаризма, частного права, независимого правосудия.
С первым, хотя и в более широком социальном аспекте, связано второе основание. Это тенденция усиления авторитарных начал в политической жизни, что напрямую обусловлено кризисными явлениями, ухудшающимся экономическим и социальным положением многих слоев населения.
Нужно отдавать себе ясный отчет в том, что в случае, если экономическая, социальная и политическая ситуация в стране останется такой, какая она есть сегодня (или, что возможно, ухудшится), то вероятность скатывания страны к режиму авторитарной власти достигнет довольно высокого уровня. Весьма знаменательно, что на такой поворот событий и, стало быть, на осуществление авторитарного режима одинаково настроены как выразители авторитарно-олигархического строя — нежданного продукта нынешних радикальных реформ, так и коммуно-"патриотические" силы, рвущиеся к завоеванию политической власти в стране, к возврату ранее утраченных господствующих позиций. Можно ожидать, что и при том, и при другом варианте будут в полной мере использованы и еще более упрочены те государственно-всевластные реалии, которые порождены коммунистическими правовыми установками.
И наконец, третье основание — это приобретающие все более широкое распространение и безапелляционную весомость идеи "крепкой государственности", на которых — примечательный симптом! — сходятся взгляды многих, порой в корне идейно-философски противоположных политических партий и движений.
На этом пункте представляется необходимым остановить внимание читателя и сразу же сказать о том, что указанные идеи — не только философия-оборотень, сумевшая не без успеха придать догмам революционного насилия и диктатуры пролетариата столь невинный и даже привлекательный облик, но и сумма довольно распространенных разнородных представлений, как будто бы соответствующих русским идеям, неким "патриотическим традициям".
Весьма показательно при этом, что сторонники идеи "крепкой государственности" при ее обосновании обычно ограничиваются заявлениями самого общего, и даже просто эмоционального, характера, не раскрывают действительные истоки и действительную суть своих взглядов.
А ларчик открывается просто. Дело в том, что идеи "крепкой государственности", если они напрямую не выражают последовательно правовую организацию общества (а такая организация позволяет — и по всем данным, только она позволяет — через комплекс отработанных юридических средств и механизмов обеспечить необходимую организованность в обществе, его реформирование, модернизацию, устойчивое развитие), сводятся по своим истокам и сути только — только! — к одному из трех вариантов или их сочетанию:
либо к хано-ордынской восточной деспотии (ряд черт которой, к сожалению, был воспринят московской "крепкой государственностью" в эпоху Ивана Грозного);
либо к воинственной имперской державности с милитаризацией всего общества (в какой-то степени "европеизированной" в царствование Петра I и Екатерины II);
либо к военно-коммунистической тирании сталинско-брежневского типа, действующей под эгидой Советов (воспринявшей в том или ином виде и восточно-деспотические нравы, и имперскую суть государственности).
Никто из сторонников "крепкой государственности", конечно же, не позволит себе признать хотя бы в каком-то виде такого рода обоснование ныне возвеличиваемых идей "крепкой государственности". Но ведь других обоснований — коль скоро речь идет о "патриотических" истоках и "русских идеях" — в природе просто нет!
Тем не менее в силу действительной необходимости упрочения государственно-правовой организованности в обществе, возрастающей потребности в активизации деятельности государства по осуществлению его исконно государственных задач, то есть в силу действительных истоков и действительной сути сильной российской государственности, подспудно исповедуемых ее приверженцами, соответствующие идеи занимают все более прочное место в жизни общества. И, кажется, никому нет дела до того, что ныне такого рода идеи стали облагороженным, принявшим "патриотический" облик воплощением коммунистической правовой идеологии, "идолом" всевластия, "заряженного" вооруженным насилием, революцией и войной.