Ф. ЭНГЕЛЬС ОСАДА СИЛИСТРИИ

Ф. ЭНГЕЛЬС

ОСАДА СИЛИСТРИИ

После некоторого промежутка времени, заполненного военными операциями, которые не выдерживают критики, ибо они диктовались не столько стратегическими и тактическими, сколько дипломатическими и парламентскими соображениями, осада и штурм Силистрии являются, наконец, событием, имеющим военное значение.

Этот штурм показывает, что русские продолжают удерживать инициативу и что до настоящего момента действия турок, союзных армий и союзных флотов определяются действиями противника. Союзные флоты инстинктивно, непреодолимо влечет к русскому флоту в его надежном убежище в Севастополе; будучи не в состоянии атаковать эту крепость без помощи сухопутных сил, они скованы в своих действиях и парализованы флотом, значительно уступающим им по качеству и числу судов. Даже эвакуация фортов кавказского побережья, произведенная своевременно и под носом у британских и французских паровых судов, показывает решимость русских удержать инициативу как можно дольше. А на войне это уже очень много. Это доказывает превосходство — либо в количестве, либо в качестве войск, либо же в полководческом искусстве, и поддерживает моральное состояние солдат при всех неудачах и отступлениях, кроме проигрыша решительного сражения. Именно эта инициатива и сплачивала маленькую армию Веллингтона, окруженную сотнями тысяч французских войск в Испании, и делала ее центром всех событий этой пятилетней войны. Вы можете быть вынуждены к отступлению, вы можете быть отбиты, но пока вы в состоянии влиять на действия противника, вместо того чтобы подчиняться ему, вы все еще до некоторой степени превосходите его. И — что еще важнее — ваши солдаты, каждый в отдельности и все вместе, будут чувствовать себя выше его солдат. Кроме того, нападение на Силистрию является первой действительно наступательной операцией русских с тех пор, как они закончили оккупацию устья Дуная. Вступление в Добруджу преследовало явно оборонительные цели; оно явилось одновременно и сокращением линии их фронта, и шагом к овладению устьем Дуная. А нападение на Силистрию — не только смелая, но и в высшей степени правильно рассчитанная операция.

В 1828–1829 гг. русские, тогда господствовавшие на Черном море, совершенно правильно пренебрегли Силистрией ради того, чтобы в первую очередь овладеть Варной, так как Варна открывала новую линию морских сообщений с их собственной страной. Все же Силистрия была достаточно важным пунктом, чтобы побудить их взять ее прежде, чем перейти Балканы. Но в настоящее время, когда союзные флоты господствуют на Черном море, Варна в значительной степени теряет свое значение для русских, а Силистрия и Шумла становятся для них главными объектами наступления. Для русских Варна может иметь теперь ценность лишь косвенно: взяв ее, они не получают расширенной операционной базы, но только лишают противника того, что можно было бы назвать береговым предмостным укреплением, под прикрытием которого он мог бы внезапно сосредоточить, при помощи своих судов, известное количество войск для какой-либо определенной операции. Так, в 1849 г. датчане, заманив прусскую армию в Ютландию, внезапно переправили морем сильный отряд войск на свое береговое предмостное укрепление у Фредерисии и, совершив вылазку, уничтожили прекрасный, но значительно более слабый шлезвиг-гольштейнский отряд, оставленный перед крепостью для ведения осады. Если, следовательно, русские, отодвинутые от Черного моря, не могут ни при каких обстоятельствах перейти Балканы, не заняв Варны, они не могут выступить против Варны, не овладев по крайней мере Силистрией.

Но для настоящего момента эти соображения отходят на второй план. Без помощи Австрии Россия не может и думать о переходе Балкан на виду у своих теперешних противников. Силистрия в настоящий момент имеет для русских первостепенное оборонительное значение; и это значение столь велико, что, если они ее не возьмут, они могут считать свою кампанию этого года проигранной. Силистрия расположена как раз против центра русских позиций, протянувшихся от Журжева через Калараш и Чернаводы к Кюстенджи. При наличии сильной системы крепостей перед этой позицией, при том, что в Шумле находится Омер-паша, подобно пауку, следящему из своей паутины за каждым движением предполагаемой добычи, при том, что союзные войска ожидаются на Камчике и Девненске, весьма мало шансов на то, что армия, которой Россия может располагать для войны на Дунае, окажется способной без посторонней помощи пробиться к фракийским долинам, зелень которых манила усталых солдат Дибича с Балканских гор. Россия должна рассчитывать, по крайней мере в этом году, лишь на простую защиту своих нынешних завоеваний, пока либо Австрия не присоединится к ней, либо какое-нибудь обстоятельство не обессилит или не заставит удалиться ее наиболее серьезного противника, англо-французскую армию. Оборонительная война предполагает систему полевых или, если возможно, долговременных оборонительных сооружений. Но пока Силистрия остается в руках противника, русские не имеют в своем распоряжении долговременных укреплений за исключением мелких фортов Добруджи, которые в случае потери Валахии окажутся совершенно бесполезными. Русские могли бы восстановить некоторые укрепления Браилова и Рущука и создать укрепленный лагерь под Бухарестом, но пока они не овладели Силистрией, их первая серьезная оборонительная линия лежит дальше в тылу, на линии Серет — Фокшаны — Галац — Измаил.

Но предположим, что Силистрия находится в руках русских, — и военное положение сразу же меняется. Силистрия — прекрасный пункт для русского предмостного укрепления на Дунае. Она расположена на внутреннем углу, образованном излучиной Дуная, — положение, как нельзя лучше соответствующее указанному назначению. На северо-западе имеется большой остров, пересекаемый дамбой по направлению к Каларашу и господствующий над равнинами к западу от крепости, на расстоянии в 1000 ярдов, достаточно близком для обстрела траншей продольным огнем и бомбардировки колонн. На востоке — два небольших острова, с которых простреливаются восточные подступы, и временные батареи, воздвигнутые там при низкой воде, весьма существенно тревожили бы осаждающих. Таким образом, часть территории, которую турки, атакованные с севера, не могут использовать при обороне и должны поэтому отдать противнику, представляла бы отличные позиции для русских батарей, ведущих фланкирующий огонь по противнику, наступающему с юга. Открытый для атаки участок фронта был бы при этом ограничен основанием треугольника, в вершине которого расположена Силистрия, или, другими словами, его южной, обращенной к суше, стороной; и турецкая или союзная армия не могли бы и думать о серьезном наступлении на Силистрию, по крайней мере до тех пор, пока Валахия находится в руках русских.

Главные преимущества, однако, были бы не столько тактического, сколько стратегического характера. Обладание Добруджей и Силистрией дает России господство на Дунае и возможность, смотря по обстоятельствам, предпринимать кратковременные наступательные действия либо со стороны Траянова вала, либо из Силистрии. Неприятель, не превосходящий русских по численности вдвое, не мог бы переправиться ни в одном из пунктов выше по течению, не обнажив при этом Шумлу. Что же касается перехода через реку ниже Силистрии, то об этом не может быть и речи: ближе Гирсовы нет переправы, а чтобы дойти туда, ему пришлось бы сперва овладеть позициями Карасу, а затем и самой Гирсовой, которая настолько же сильно защищена от нападения с суши, насколько она легко уязвима с реки.

Таким образом, в результате занятия Силистрии русскими форты Добруджи приобретают для них большое значение. Их армия получает двойную ось, вокруг которой она может свободно маневрировать, не подвергая опасности свои коммуникации, и если бы даже вдвое превосходящие силы позволили неприятелю переправиться у Олтеницы или Журжева, взять Бухарест и отбросить русских за Яломицу, осада Силистрии была бы абсолютно необходимой для того, чтобы сделать решительное продвижение в Бессарабию безопасным. Поэтому до фактического падения Силистрии русские могли бы считать себя обладателями Валахии, даже если бы в этой провинции у них не было ни одного солдата. Словом, обладание Силистрией означало бы для русских шесть месяцев владения Валахией, а шесть месяцев, подводящие нас к зиме, когда вообще нельзя в этой стране вести никакие осадные операции, означали бы продление господства русских еще на четыре месяца. Взятие Силистрии явилось бы выигрышем кампании, а отступление от Силистрии — почти проигрышем ее.

Итак, в виде исключения, вопреки дипломатии, подкупу, трусости и нерешительности, мы подошли, в силу внутренних закономерностей войны, к решающему поворотному пункту. Либо Силистрия будет предоставлена своей судьбе — тогда ее падение есть факт, достоверность которого может быть математически высчитана, либо союзники придут ей на помощь — тогда произойдет решающее сражение, ибо русские не могут, не деморализовав тем самым свою армию и не утратив своего престижа, отступить без боя из-под Силистрии — впрочем, они, кажется, и не собираются этого делать.

Больших превратностей судьбы, чем Силистрия, не претерпела ни одна крепость. В 1810 г. русские взяли ее после девяти дней осады и пяти дней решительного штурма. В 1828 г., хотя крепость была точно в таком же состоянии, что и раньше, они обложили ее 21 июня своими сухопутными силами, а 10 августа — дополнительно — тридцатью шестью канонерскими лодками. Но их осадная артиллерия прибыла лишь в сентябре, и при ней не оказалось никаких боевых припасов, так что нельзя было предпринять правильной атаки. 10 ноября русские были вынуждены снять осаду ввиду наступления зимы и появления на Дунае плову чего льда. При отступлении дезорганизованные и деморализованные русские подверглись ожесточенному преследованию со стороны гарнизона; часть русской осадной артиллерии была брошена в батареях, остальная была взята турками, проследовавшими в направлении Расовы. В следующем году Дибич возобновил осаду, обложил крепость 7 мая, выбив турок из окопов и редутов, возведенных русскими в предыдущем году, и открыл огонь из тридцати одного тяжелого орудия, расположив их, по-видимому, без всякой предварительной подготовки на возвышенности, почти в 900 ярдах от города. 26 мая, примерно в 600 ярдах от стены, были открыты демонтирные батареи. В то же время была открыта вторая параллель; третья была открыта 4 июня, а 12 июня началось продвижение на покрытие гласиса. 17-го гласис был покрыт в одном пункте, но эта операция была закончена лишь 26-го, после того как пять батарей были открыты у самого края рва, в тридцати ярдах от главной стены. Одновременно генерал Щильдер, тот самый, что руководит теперь инженерной частью осады, произвел свои любимые минные операции в широком масштабе. Крупные мины, заложенные под контрэскарп и главную стену, были взорваны 21 июня (сразу же образовав проходную брешь), 25, 27, 28 и 29 июня, когда, наконец, крепость сдалась. Но и тогда, кажется, не было крайней необходимости в сдаче, если бы не панический страх, вызванный подземными взрывами у суеверных иррегулярных солдат. Позади всего атакованного фронта и второго вала был проведен coupure, или новый окоп, для овладения которым несомненно потребовались бы еще новые минные или артиллерийские операции. Таким образом, эта удивительная крепость, нисколько не усовершенствованная по сравнению с 1810 г., все же продержалась тридцать пять дней после открытия траншеи и девять дней после образования проходимой бреши в главной стене; она заставила русских израсходовать 30000 снарядов и гранат в артиллерийской атаке и 336 английских центнеров пороха при минировании.

Из-за финансовых затруднений и войн в Египте турки до такой степени запустили этот важный пункт после Адрианопольского мира, что даже в 1836 г. не только не были полностью заделаны пробоины 1829 г. и очищены рвы, но даже были еще видны следы штурма 1810 года. Султан имел тогда в виду воздвигнуть отдельные форты, но это намерение в течение некоторого времени не осуществлялось. В настоящий момент Силистрия находится в совершенно ином состоянии, главным образом благодаря усилиям прусского офицера на турецкой службе, полковника Граха. Первоначальная порочная конструкция крепости, по-видимому, вряд ли допускает значительные улучшения, но отдельные форты, воздвигнутые на возвышенностях, уже доказали свою полезность. Крепость образует полукруг, диаметр которого, длиной около 1800 ярдов, идет по берегу Дуная. Она имеет десять бастионных фронтов в среднем длиной в 500 ярдов. Конструкция, как во всех турецких крепостях XVI и XVII столетий, изобилует всеми недостатками, свойственными старым итальянским укреплениям: длинные куртины, небольшие и тесные бастионы, короткие фланки, почти не прикрывающие ров, сам ров мелкий (не более восьми футов глубины), отсутствие крытых путей, лишь простой гласис, гребень, или верхняя часть, которого едва выдается на четыре фута над верхушкой контрэскарпа. Сам же вал, высотой в восемь футов и толщиной в двадцать футов, построен из земли; эскарп и контрэскарп рассчитаны по глубине рва, то есть имеют восемь футов. Сам ров вследствие высоты его уровня по необходимости остается сухим. Перед куртинами нет даже люнетов. Такова была Силистрия до 1836 года. А эти недостатки ее укреплений усугубляются тем фактом, что в 600 ярдах от стены над крепостью господствует цепь высот, тянущихся к югу от нее. Эти высоты являются отрогами Болгарского плато, которое, имея совершенно гладкую верхнюю поверхность, простирается на 1500 ярдов от города и затем отлого снижается по направлению к реке, предоставляя батареям превосходные ступенчатые позиции для фронтального или продольного огня, с узким рукавом реки с одной стороны и возвышенностью — с другой. Майор Мольтке, который осмотрел эту крепость в 1836 г. и работе которого о кампании 1828–1829 гг. мы обязаны вышеприведенными подробностями, выражает мнение,

«что Силистрию невозможно сделать способной к серьезной обороне, не снабдив ее четырьмя отдельными фортами на высотах и предмостным укреплением на расположенном напротив большом острове»[152].

Возвести предмостное укрепление на острове, принадлежащем Валахии, из которой турки были удалены по договору, было невозможно; но форты уже воздвигнуты и, если мы правильно осведомлены, приблизительно на тех именно местах, которые указаны были майором Мольтке.

Что именно полковник Грах мог предпринять для устранения недостатков главной крепостной стены, сказать трудно. Однако вряд ли может быть сомнение в том, что он, вероятно, соорудил хотя бы крытый путь и пробил бойницы в центре куртины для ведения огня вдоль рва во всех наиболее угрожаемых и менее защищенных фронтах. Что касается четырех отдельных фортов, мы пока ничего не знаем о характере их конструкции, но принимая во внимание, что полковник Грах — пруссак и что дешевизна имеет большое значение для Порты, мы сказали бы, что, по всей вероятности, они построены по системе, почти повсеместно принятой теперь на континенте и особенно в Пруссии, а именно: плоские квадратные или восьмиугольные редуты с бойницами на каждом втором углу. Их расположение определяется четырьмя мысами, образующими конечные выступы плато в направлении города и отделенными друг от друга тремя оврагами. Их расстояние от главной стены должно равняться в среднем 1500 ярдам, так что огонь из крепости не является для них сколько-нибудь успешной защитой. Но в этом и нет абсолютной необходимости; а ближе к городу на склоне, кажется, нет ни одной складки местности, где бы можно было хорошо укрыть форт от господствующего над ним края плато.

Помимо этих долговременных сооружений, полковник Грах возвел на самом плато земляное укрепление недолговременного характера, названное Араб-Табиа (форт Аравия) и расположенное перед двумя центральными фортами на расстоянии около 1000 ярдов. Некоторые сообщения позволяют прийти к выводу, что были воздвигнуты и другие полевые редуты, составляющие как бы внешнюю линию фортов; таким образом получается три последовательных линии обороны. Араб-Табиа, однако, остается ключом к этим позициям и необходимо взять его, чтобы иметь возможность подойти к внутренней линии фортов. Такое расположение укреплений придает Силистрии большую оборонительную и наступательную силу. Так как правильная атака может привести к решающим результатам лишь с южной стороны крепости, гарнизон в 15000 — 18000 может выделять большие силы для вылазок. Войска, производящие вылазку, получают великолепные прикрытые позиции на склоне за отдельно стоящими фортами, от которых они могут по оврагам незамеченными подойти на близкое расстояние к неприятелю. Ввиду этого при штурме Араб-Табиа решать дело будет не столько гарнизон этого форта, сколько отряды, вышедшие из Силистрии. Переходим теперь к самой осаде.

С конца апреля русские время от времени открывали огонь по Силистрии с другого берега Дуная. В мае они приступили к возведению правильного апроша на большом острове против города, близ дамбы, ведущей к Каларашу, и к 10 мая закончили размещение своих батарей вдоль берега реки. 11 мая была произведена ураганная бомбардировка города, а также настильный обстрел северного форта. Они повторились 12 мая, когда их наблюдал только что прибывший лейтенант бенгальской артиллерии Несмит, поместивший сообщение об этом в лондонской газете «Times». Главным объектом обстрела был северо-восточный, или Чшенгельский, бастион, с которого турки отвечали особенно ожесточенно и с большой точностью прицела. Напротив, стрельба русских изображается весьма небрежной. У большого количества гранат, найденных в городе, перед выстрелом не были сняты колпачки с трубок, так что они не могли ни воспламениться, ни взорваться. Подобный недосмотр, хотя и обычный при быстрой стрельбе в полевых условиях в начале кампании, является неслыханным при осадном обстреле, когда огонь всегда ведется сравнительно медленно; он показывает, насколько русские торопились расстрелять свои боевые припасы. Кроме того, в течение ночи русские воздвигли батарею на острове Шиблак, к востоку от Силистрии (в 1829 г. они имели в этом же месте две батареи). Четыре орудия этой батареи, должно быть, были предназначены для простреливания продольным огнем всего северного фронта.

С 13 по 16 мая ничего существенного, видимо, не было сделано; по крайней мере донесения ничего не сообщают. Вполне вероятно, что русские генералы, обнаружив, что бомбардировка, как они этого вполне могли ожидать, не достигает цели в отношении турецкой крепости, готовились к атаке на правом берегу реки. Соответственно, 16 мая ниже Силистрии был наведен мост; по нему переправилось 20000 солдат, к которым в скором времени присоединились, как говорят, еще 20000 из Добруджи. Русские произвели общее передвижение для сосредоточения в направлении Силистрии и Туртукая; ибо, раз атака была задумана на правом берегу реки, нужны были силы для прикрытия от Омер-паши, находившегося в Шумле, и от тех англо-французских войск, которые могли быть высажены в Варне.

19 мая имели место первые разведывательные действия против Араб-Табиа; крупные массы войск были сосредоточены непосредственно за чертой досягаемости артиллерийских орудий, а стрелковая цепь начала продвижение вперед. После короткой канонады Муса-паша выслал На плато отряд башибузуков[153], оттеснивший стрелков. 20 мая имело место новое выступление русских, выглядевшее слишком внушительно для простой разведки и недостаточно внушительно для настоящей атаки. 21-го была произведена первая атака на Араб-Табиа; подробности неизвестны, но русские были отражены с большими потерями. Два русских офицера, перебежавшие к туркам, сообщили, что силы противника достигают 90000, состоят из трех армейских корпусов (что соответствует действительности: 3-го. 4-го и 5-го) и находятся под командованием великого князя Константина. Последнее заявление, очевидно, ошибочно, ибо, как известно, Константин командует флотом, армией и береговой обороной Финляндии. Сообщение о предполагавшемся на следующий день возобновлении атаки на деле не подтвердилось. Русские были в боевой готовности, но не приближались к форту. Затем мы опять не имеем сведений о ходе событий вплоть до 26 мая; на рассвете же 27 мая русские вновь атаковали Араб-Табиа весьма значительными силами. Три раза возобновлялся приступ, и три раза атакующие были отбиты с огромным уроном. В турецких отчетах говорится о 1500 убитых и 3000 раненых русских, что, может быть, несколько преувеличено, но все же не слишком неправдоподобно. Решив взять форт а lа [на манер. Ред.] Суворов, Паскевич на следующее утро вновь подготовил свои колонны к атаке. Резня, по-видимому, была ужасающей; генерал Сельван был убит. Полковник граф Орлов-младший умер, получив пулю в глаз. Другой полковник был тяжело ранен. Сами русские определяют свои потери в 186 убитых и 379 раненых; но это, по всей вероятности, не составляет и трети их действительных потерь; при том количестве войск, которое они ввели в атаку, 2000 являются наименьшей потерей, которую они могли понести.

Следующей ночью турки произвели массовую вылазку, неожиданно напали на расположения русских и оттеснили русских с большими потерями (1500–1800 согласно донесениям). Эта удачная вылазка, а также то обстоятельство, что при последнем натиске не удалось довести войска до схватки, несмотря на то, что была пущена в ход кавалерия с целью подогнать их и отрезать им отступление, заставили князя Паскевича отказаться от попытки взять форт штыковой атакой. Нет никакого сомнения в том, что оборона этого редута представляет собой один из самых славных военных подвигов не только в этой, но вообще во всех русско-турецких кампаниях. Местность эта допускала атаку очень крупными силами, а русские не из тех, кто пропустит случай послать на штурм столько тысяч, сколько они только могут. С их стороны, следовательно, должно было быть весьма значительное численное превосходство, потребовавшее для противодействия со стороны турок не только большой отваги, но и хорошо спланированных и согласованно выполненных вылазок. Едва ли можно сомневаться в том, что, будь перед ними турки 1829 г., русские овладели бы крепостью. Их теперешнее повторное поражение показывает, что турки, по крайней мере часть их, сделали успехи в области тактики и военной науки, но не утратили своей храбрости. В этом отношении защита Араб-Табиа и сражение при Четате являются наиболее замечательными событиями всей кампании.

Что касается атаки русских, то мы не можем о ней сказать ничего хорошего. Паскевич, кажется, настолько торопится взять Силистрию, что у него не остается времени даже на мероприятия, совершенно необходимые для достижения этой цели. Его нерешительность всем бросается в глаза. Сначала он испробовал бомбардировку, хотя ему бы следовало знать, насколько это бесполезно в отношении турецкого города. Бомбардировка может привести только к большой потере боевых припасов со стороны русских, да разве еще к пролому в стене со стороны реки, где близость Дуная, этого природного рва шириной в 1000 ярдов, исключает всякую мысль о штурме. Затем был атакован сухопутный фронт, но артиллерия Араб-Табиа, по-видимому, так и не была подавлена и не было сделано ни одной серьезной попытки разрушить укрепления этого форта. Все это слишком несущественно для преемника Суворова. Как говаривал этот архирусский генерал, «пуля — дура, а штык — молодец», и если это верно в отношении русского штыка, который, согласно тому же доблестному авторитету, способен проткнуть Альпы, это несомненно еще более верно в отношении русских пуль, имеющих неизменное и непреодолимое влечение к отклонению. Таким образом, штурм предписан, выполнен, повторен вновь и вновь, но тщетно. Получается, что земляные парапеты небольшого, но прочно выстроенного турецкого форта крепче альпийского гранита, против которого сражался Суворов, и что турецкие ядра и пули — не такие дуры, как ядра и пули русских. Б итоге Паскевич вынужден будет вернуться к старому правилу: никогда не штурмовать укреплений, не заставив замолчать их артиллерию и не разрушив их оборонительные сооружения. Таким образом, приблизительно 30 или 31 мая начинается правильная осада, и Паскевич в конце концов обращается к «дуре-пуле».

Но нет! И это — только видимость. Является генерал Шильдер, знаменитый по 1829 году; он обещает сломить крепость своими неизменными минами, и к тому же в несколько дней. Использование мин против укрепления полевого типа является выражением крайнего военного отчаяния, невежественной ярости противника, попавшего в безвыходное положение. Если нужно прибегнуть к минам, первым условием их успешного применения является покрытие гласиса. Но до покрытия гласиса неприятельская артиллерия должна быть подавлена; а это означает сооружение одной, двух, трех параллелей, с соответствующими батареями. И действительно, мины составляют заключительный этап осады, а не ее начало. Если Шильдер не предполагает вести подземные подкопы на площади примерно в двадцать квадратных миль или прокладывать туннель под Дунаем, то ему не уйти от необходимости правильной осады. Вопреки Суворову, пули — необходимы.

Правильная осада Араб-Табиа могла бы быть несомненно закончена в каких-нибудь несколько дней, так как это укрепление уже почти выполнило свое назначение, и продолжительная оборона слишком ослабила бы гарнизон. Но это означало бы правильную осаду по крайней мере двух фортов, а затем и самого города. Пять недель — несомненно кратчайший срок, в течение которого русские, при их небрежности в осадных действиях, могут это осуществить. Если же туркам хватит провианта и боевых припасов и не случится никаких непредвиденных обстоятельств, крепость может считаться в безопасности до начала июля. Конечно, мы предполагаем, что форты средней прочности и что стены не слишком запущены. Но если Силистрия в 1829 г. продержалась 35 дней после открытия траншей, ясно, что с новыми усовершенствованиями, при храбром и умном командире, опытном руководителе артиллерии и первоклассном гарнизоне она сможет выстоять по меньшей мере столько же в 1854 году. Если бы можно было рассчитывать на союзников, мы могли бы спокойно сказать, что эта кампания должна принести русским полную неудачу, а может быть кое-что и похуже.

Написано Ф. Энгельсом. 10 июня 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4115, 26 июня 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского