Ф. ЭНГЕЛЬС ВЗЯТИЕ БОМАРСУНДА

Ф. ЭНГЕЛЬС

ВЗЯТИЕ БОМАРСУНДА

(СТАТЬЯ ВТОРАЯ)

Появившиеся в печати подробности о взятии Бомарсунда все еще носят туманный и неделовой характер. Мы фактически так и не знаем, на каком расстоянии от фортов были расположены брешь-батареи и где стояли на якоре корабли во время атаки с моря. Вопреки ожиданиям, мы не узнали ничего нового о конструкции фортов, даже после того, как ими овладели войска союзников. Почти все важные вопросы обходятся молчанием, а публику развлекают скорее живописными, чем техническими деталями. Даже официальные сообщения состряпаны столь небрежно, что нет возможности толком разобрать, пришлось ли или нет штурмовать взятый французами форт Изее (по местному написанию), в котором никто, кроме начальника, по-видимому, не оказывал сопротивления.

Те ограниченные сведения, которые нам удалось добыть, заключаются в том, что, как мы и предполагали, судя по схемам, обе башни были воздвигнуты на столь пересеченной местности, что овраги, склоны и скалы образовали естественны» апроши, подводившие почти до самых их рвов. Союзники могли с удобством расположиться в этих оврагах, не опасаясь русской картечи, которая пролетала над их головами; и получив, таким образом, возможность соорудить свои батареи у самой цели, они с первого дня осады применили тот тип батарей, который обычно в таких случаях используется в последнюю очередь, а именно — брешь-батареи. Судя по тому обстоятельству, что русские построили свои укрепления на такой местности и не выровняли се по крайней мере на 600–800 ярдов перед этими укреплениями, они не учитывали возможности серьезного нападения с суши. Брешь-батареи, по-видимому, были установлены не более, чем в 500–600 ярдах от фортов, потому что французы стреляли из 16-фунтовых пушек, которые вообще считаются недостаточно тяжелыми для пробития бреши в стене даже с расстояния в 100–150 ярдов. Между тем, в результате тридцатишестичасового обстрела башне были нанесены такие повреждения, что еще через двенадцать часов был бы разрушен целый фронт. Англичане обстреливали форт Нотич из шестидесяти 32-фунтовых пушек, весивших 45 английских центнеров каждая.

Эти орудия, согласно «Морской артиллерии» сэра Говарда Дугласа[237], используются с уставным зарядом в семь фунтов пороха, и выпущенное из них ядро с расстояния в 400–500 ярдов проникает в массивный дуб на два — два с половиной фута. Ядра французских 16-фунтовых пушек при пятифунтовых зарядах с расстояния в 400–500 ярдов проникают в сооружения из дуба на полтора — два фута. Если англичане, как можно, предположить, увеличили заряд по меньшей мере до восьми фунтов, то неудивительно, что, имея вдвое больше орудий и притом двойного калибра, они меньше чем за двенадцать часов открыли одну сторону укрепления.

Что касается нападения с моря, то оно было не более как диверсией. Один только капитан Пелхем воспользовался случаем, чтобы произвести научный эксперимент. Он стрелял из своего длинного восьмидюймового основного орудия со всем упорством и равномерностью, присущими огню на пробитие бреши, стремясь по возможности попадать все время в одну и ту же точку. Эти длинные восьмидюймовые орудия — лучшие, какие есть в английском военном флоте. Их большой вес (95 английских центнеров) допускает 16-фунтовый пороховой заряд при сплошном ядре весом в 68 фунтов. Действие такого выстрела, даже с расстояния в 500–600 ярдов, несравненно более разрушительно, чем действие 18- или 24-фунтовых ядер, которые до сих пор обычно применялись на брешь-батареях; и при умелом применении такой огонь неизбежно дает огромный эффект. И упорный огонь капитана Пелхема очень скоро раскрыл секрет русских гранитных крепостей. Нескольких выстрелов было достаточно, чтобы отделить от стены то, что ранее выглядело как монолитная гранитная глыба, но на деле оказалось лишь облицовочной плитой, толщина которой отнюдь не соответствовала ее высоте и ширине. Еще несколько выстрелов — и отвалились соседние плиты, и тут со стен с грохотом посыпалась лавина мусора, обнажившая самое сердце крепости. Стало ясно, что «гранит» был лишь видимостью; что лишь только сравнительно тонкие плиты, которыми был облицован эскарп, были сбиты снарядами, за ними не оказалось никакой прочной каменной кладки, которая могла бы преградить путь снарядам. Фактически стены представляли собой попросту обшивку, промежутки которой были заполнены битым камнем, песком и прочими материалами, не обладающими ни прочностью, ни силой сцепления. Если так была сложена основная крепость, то, без сомнения, кладка башен была не лучшего качества, и быстрота, с которой в них были пробиты бреши, становится вполне понятной. И эти стены, обладавшие столь малой сопротивляемостью, своим внушительным видом почти четыре месяца держали в страхе весь англо-французский флот! Впрочем, разочарование сэра Чарлза Нейпира, когда он увидел, из чего в действительности были построены эти укрепления, едва ли может сравниться с разочарованием, которое испытал царь, узнав, из чего состоит «гранит», за который он заплатил так много денег. В атаке с суши заслуживает внимания еще одно обстоятельство. Мы уже говорили о пересеченной местности, окружавшей укрепления на расстоянии не только артиллерийского, но даже и ружейного огня. Этим воспользовались стрелки Венсенского полка, которые, укрываясь за пнями, валунами, скалами и т. д., подползли очень близко и открыли сильнейший огонь по амбразурам казематов. С расстояния в 400–500 ярдов их винтовки били без промаха; к тому же, раз уж попав в амбразуру, как в туннель, каждая пуля, направляемая покатыми стенами, достигает центрального отверстия, расположенного в самой глубине; поэтому легко себе представить, как это беспокоило прислугу, занятую зарядкой крепостных орудий.

Русские, по-видимому, не приняли самых простых мер предосторожности против этого ружейного огня. У них тоже были стрелки. Почему они не расположили их на башнях, за парапетом крыши, откуда они держали бы под огнем вражеских стрелков? Но, как видно, финские стрелки в Бомарсунде не были склонны драться за славу святой Руси. И, наконец, французы использовали, кроме осадных орудий, несколько мортир и три гаубицы. Мортиры вели навесной огонь по непробиваемой бомбами крыше башни для того, чтобы сокрушить ее сочетанием силы падения с силой взрыва. Однако эта стрельба, очевидно, была малоэффективной. Французские же гаубицы вели настильный огонь и направляли его на амбразуры. С такого близкого расстояния, как 400–500 ярдов, из длинной 24-фунтовой бронзовой гаубицы, стреляющей снарядами диаметром в шесть дюймов, на три выстрела вполне можно добиться одного попадания по такой цели, как амбразура; а каждый снаряд, попавший в цель, означал выход из строя одного орудийного расчета и самого орудия. Так что этот огонь был, должно быть, очень эффективным.

Итак, мы видим, что гранитные стены Бомарсунда не что иное, как обман русских, — куча мусора под тонкой каменной облицовкой, которая не смогла сколько-нибудь долго противиться меткому и упорному огню. Если люди, строившие их, обманули Николая, то ему все же удалось с помощью этих фиктивных укреплений обмануть союзников и заставить их отказаться от целой кампании. Защищались русские в общем неважно; возможно, что причиной этого были весьма открыто проявлявшиеся настроения финских частей. Атака союзников характеризовалась доселе небывалой в их действиях решительностью, которой они по всей вероятности обязаны генералу Джонсу. Трудности, которые пришлось преодолевать при передвижении и установке орудий, хотя и преувеличенные сэром Чарлзом Нейпиром, без сомнения, были велики. Французы использовали при атаке осадные орудия слишком малого калибра и мортиры, которые в данных условиях не могли принести большой пользы, но их настильный огонь по амбразурам из орудий и винтовок заслуживает всяческой похвалы. Англичане, как всегда, пустили в ход самые тяжелые орудия, какие они смогли доставить на поле боя, вели открытый, прямой и эффективный огонь, преодолевали трудности и держались под огнем со свойственным им упорством и добились своего без лишней суеты, но и без особой оригинальности.

Но Бомарсунд взят, и теперь возникает вопрос, что с ним делать? Судя по последним известиям из Гамбурга, на созванном адмиралами военном совете командующие экспедиционными силами и старшие командиры постановили разрушить все укрепления и покинуть остров, если Швеция не захочет занять его, заплатив за него объявлением войны России. Если эти сообщения правильны, то экспедиция на Аландские острова была ходом отнюдь не стратегическим, как утверждал «Moniteur», а чисто дипломатическим, предпринятым с целью вовлечь Швецию в опасный союз с теми самыми державами, дружба которых, по словам г-на Брайта, «за один год принесла Турции такие бедствия, которые не снились России даже в ее самых необузданных честолюбивых мечтах». Шведский двор колеблется, шведская пресса призывает народ остерегаться «Danaos et dona ferentes» [ «Данайцев, даже дары приносящих» (Вергилий. «Энеида»). Ред.], но шведские крестьяне уже приняли петицию, гласящую, что палата должна просить короля позаботиться о том, чтобы Аландские острова больше никогда не вернулись к России. Петиция крестьян едва ли будет принята во внимание, и скоро мы, вероятно, получим известия о том, что крепость взорвана.

Написано Ф. Энгельсом 28 августа 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4182, 13 сентября 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые