К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ МИСТИФИКАЦИЯ. — ОБЩЕЕ ОБОЗРЕНИЕ

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС

СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ МИСТИФИКАЦИЯ. — ОБЩЕЕ ОБОЗРЕНИЕ

Лондон, пятница, 6 октября 1854 г.

Возбуждение и напряжение, пережитые англичанами за эту неделю, не поддаются описанию. В субботу перед биржей под звуки фанфары было оглашено лорд-мэром донесение о победе на Альме, а по всей стране распространилась ложная весть о падении Севастополя. Весь мир оказался обманутым. Наполеон объявил об этом счастливом событии своей армии в Булони, английские и французские газеты опубликовали передовые о нем, австрийский император поздравил императора Франции и английскую королеву с победой, но осмотрительно не упомянул Севастополя; праздничные огни были зажжены и пушки палили. Мы вскоре узнали, какое сообщение послужило поводом для такой радости и ликования; в действительности его источники, как оказалось, весьма сомнительного характера. В Бухарест прибыл «татарин», как турки называют курьеров, с донесениями из Константинополя для Омер-паши, но ввиду отсутствия этого генерала пакет был переслан ему нераспечатанным — поэтому мы и не знаем его содержания. Но курьер рассказал, что в момент его отъезда из Константинополя в городе устроили иллюминацию и было отдано распоряжение продолжать ее в течение десяти дней. Из этого он сделал вывод, что Севастополь взят, и сообщил тотчас же такие подробности, какие может сообщить только турецкий или лондонский курьер в кабаке. Он упомянул о 18000 убитых русских и о захвате 200 пушек — хотя в фортах их было свыше 500; 22000 русских, разумеется, были взяты в плен — поскольку известно, что всего гарнизон насчитывал около 40000. Сперва флот был захвачен, затем часть его уничтожена и князь Меншиков собирается взорвать себя с остальной частью и т. д. и т. д.

Но казалось довольно странным, что о таком важном событии не было сообщено лордом Редклиффом консулу в Бухаресте и что французское правительство не получило никакого донесения. Тем не менее новость была слишком хороша, чтобы ей не поверить, и поэтому ей поверили. Правда, на следующий день из С.-Петербурга пришло сообщение, упоминающее донесение князя Меншикова от 26 сентября о том, что после битвы на Альме он отступает по направлению к Симферополю. Однако газеты, вместо того чтобы сразу отказаться от приятного заблуждения относительно падения Севастополя, решили, что это опечатка и что в действительности донесение датировано 20 сентября. Сегодня английское общественное мнение отрезвилось: неправдоподобное сообщение о захвате большой крепости без осады оказалось жестокой мистификацией, которая заставит газеты в будущем быть более осмотрительными.

В Испании беспорядки имели место не только в Малаге, где республиканская партия, как я отмечал в одной из своих последних статей, очень сильна, но даже в Логроньо, где многие годы жил Эспартеро; телеграф сообщает, что в Хаэне был раскрыт республиканский заговор и инфант дон Энрико, брат слабоумного супруга королевы, выслан на Балеарские острова. Однако возбуждение, вызванное известием о Севастополе, так велико, что никто не обращает внимания на события в Испании.

В Дании 2 октября открылся парламент. Тронная речь короля прозвучала вызовом собранию. Она была встречена свистками и возгласами в честь конституции. «Frankfurter Journal» вторично сообщает, что союзные державы решили пересмотреть пресловутый договор от 8 мая 1852 г.[291], по которому наследование датского престола в конце концов достается императору России. Уркарт непрестанно привлекал внимание публики к этому дискредитирующему европейскую дипломатию документу, и его усилия, очевидно, теперь, наконец, увенчались успехом. Этот маневр западных держав, если вообще такому слуху можно верить, имеет следующую цель: путем возобновления переговоров добиться присоединения к союзникам Пруссии, которая в свое время не согласилась с вышеупомянутым договором. Заслуживает внимания тот факт, что Пальмерстон называл этот договор, как и договор 1840 г., мерой, направленной против России, тогда как его пересмотр в данный момент следует понимать как враждебный акт по отношению к России.

Сообщают, что Австрия послала в С.-Петербург ноту, предлагая еще раз четыре условия в качестве основы для мирных переговоров и указывая, что отказ царя принять их будет рассматриваться Францем-Иосифом как casus belli [повод к войне. Ред.]. Таков один из результатов побед, одержанных в Крыму.

Следующие замечания, по поводу статьи, недавно появившейся в «Economist», приводятся, нами из торгового циркуляра гг. Смита и Чарлза:

«Из всех заявлений или намеков, сделанных с тех пор, как началась война, наиболее важным с точки зрения торговли с Россией является положение, выдвинутое «Economist» в прошлую субботу. Нужно принять во внимание, что этот еженедельник является собственностью одного из секретарей казначейства (г-на Уилсона) и поэтому замечания, к которым мы хотим привлечь внимание, должны, рассматриваться как полуофициальные. Изложив положение на петербургской бирже и показав, что в результате нашей торговли с Пруссией последняя неизбежно будет предоставлять британское золото России для ее военных целей; заявив, что все это наше правительство предвидело, но сочло такое положение вещей меньшим из двух зол, «Economist» далее сообщает, что после падения Севастополя «мы будем безраздельно владеть Черным морем и его берегами и станем хозяевами Дуная. Но за это время Россия, пожалуй, займет такую недосягаемую для нашего оружия позицию, благодаря которой сможет испытывать терпение Англии, так как окажется уязвимой только через свою торговлю. Может встать вопрос о том, не потребуют ли наши национальные интересы в ближайшее время иной политики, чем та, которой мы придерживались до сих пор. Мы, возможно, обнаружим, что зря блокируем порты, поскольку наши товары доходят до рынка через посредство соседних стран и Пруссия может наживаться на посредничестве, в результате которого наша блокада русского побережья может быть настолько легко обойдена, и т. д. и т. д. Если поэтому, по соображениям высшей политики», — заключает «Economist» весьма торжественным предупреждением, — «возникнет необходимость снова рассмотреть вопрос об усилении блокады и ограничении торговли как сухопутной, так и морской, и т. д…, то не плохо было бы тем, кто склонен пускаться в такие рискованные предприятия» (как снабжение русских капиталом для покупки в течение зимы товаров, подлежащих доставке туда в будущем году), «учесть, что, может быть, на втором году русской кампании надо будет придерживаться совсем иной политики, чем та, которая признавалась наиболее разумной и подходящей в течение первого года».

Едва ли необходимо подчеркивать вывод из всего этого (и мы серьезно рекомендуем нашим друзьям тщательно рассмотреть содержание всей статьи), а именно, что союзные державы решили в качестве единственного пути для доведения войны до конца — запретить в будущем году сухопутную торговлю, а чтобы помешать капиталистам пуститься в торговлю, которая впоследствии будет запрещена, правительство весьма заботливо разрешило одному из секретарей казначейства достаточно своевременно ознакомить со своими намерениями наших торговцев, чтобы предотвратить серьезные последствия, к которым это могло бы их привести. В субботу цены на сало стабилизировались несколько ниже по сравнению с ценами в пятницу. Вероятно, если бы не упомянутая нами статья в «Economist», цены сегодня упали бы под влиянием известий о Севастополе. Существует мнение, что падение этой важной крепости приведет, императора к соглашению, наше же мнение прямо противоположное: эта катастрофа может только ожесточить царя и заставить его искать реванша в каком-либо другом направлении. Совершенно очевидно, что, пока его не заставили отступить из его собственных больших городов, он может считать себя не вполне побежденным и он слишком многое ставит на карту, чтобы уступить, пока его не доведут до крайности. Мы поэтому считаем, что эта война может затянуться на несколько лет, если только не будет действительно проводиться в жизнь тот курс, который, по мнению «Economist», намерены осуществлять союзники».

«Moniteur» от 5 октября сообщает, что Барбес, последние три года находившийся в заточении в Бель-Иле, выпущен без всяких условий по приказу Бонапарта в связи с письмом, в котором он выражает горячие надежды на победу цивилизации декабрьского переворота над московитской цивилизацией[292]; первая из них, кстати сказать, недавно проявила себя в Афинах воспроизведением июньских дней 1848 г. — когда французская солдатня схватила там «неблагонадежного» издателя газеты, спалила его книги и бумаги и бросила его самого в тюрьму. Отныне Барбес перестал быть одним из революционных вождей Франции. Заявив о своих симпатиях к французским войскам независимо от того, за какое дело и под каким командованием они сражаются, он бесповоротно приравнял себя к самим московитам, разделяя их неразборчивое отношение к целям своих кампаний. Барбес и Бланки долгое время оспаривали друг у друга первенство в подлинном руководстве революционной Францией. Барбес непрестанно клеветал на Бланки и бросал на него тень, обвиняя в сговоре с правительством. Факт его письма и приказ Бонапарта решают вопрос о том, кто из этих двух людей — человек Революции, а кто нет [293].

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 5–6 октября 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4215, 21 октября 1854 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые