§1. Идея Хайдеггера о греческом начале философии как предмет полемики в африканской философской мысли

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§1. Идея Хайдеггера о греческом начале философии как предмет полемики в африканской философской мысли

Приступая к рассмотрению данной темы, необходимо прежде всего напомнить, что в трудах Мартина Хайдеггера мы не найдем ни одного прямого обращения к африканской культуре, африканской философской мысли и вообще к Африке. Причем мы видим полное отсутствие какой-либо обращенности Хайдеггера даже к африканской поэзии, литературе, искусству, в целом к художественному процессу на африканском континенте, о которых европейские мыслители уже в сороковые годы говорили во весь голос. Стоит только вспомнить эссе Ж.-П. Сартра «Черный Орфей» (1948), посвященный выдающемуся африканскому поэту, философу, первому президенту Сенегала Леопольду Седару Сенгору, главному теоретику философско-художественного течения «негритюд». С конца 40-х годов во Франции начинает серийно выходить философско-художественный журнал «Prиsence africaine», в котором свои мысли об «африканском присутствии» в мире излагают философы, поэты, писатели, выдающиеся деятели культуры не только самой Африки, но по сути всего мира. В конце пятидесятых годов в Париже происходит первый международный конгресс негритянских писателей и художников, а второй – в Риме в 1959 году. Мы специально подчеркиваем отсутствие интереса у Хайдеггера даже к африканскому искусству в целом, тогда как в это время (особенно в послевоенный период)он много пишет о немецких поэтах-романтиках (Фр. Гельдерлин, Г. Тракль), о Фр. Кафке, П. Пикассо и других выдающихся поэтах, писателях, художниках. Хайдеггер, как известно, уже в 30-е годы обращался к Гельдерлину, рассуждал об истоках искусства.

Еще один момент. Уже с конца 40-х годов Хайдеггер начинает интересоваться японской и китайской философией, и в то же время ни арабская, ни африканская философия его не интересуют. Трудно понять мотивы подобного безразличия. Возможно, одной из причин подобного «нигилизма» являлось отсутствие не только в первой половине ХХ века, но даже в пятидесятые-шестидесятые годы ясной картины самого «бытия» африканской философии как среди самих африканских мыслителей, так и среди западных философов. В это время и даже значительно позднее не затихали острые дискуссии на тему: «Существует или не существует африканская философия?», причем слово «африканская» имело как бы два смысла, о чем мы скажем немного позднее. Хайдеггеровское «безмолвие» относилось не только к Тропической Африке, но и ко всей Африке, хотя, разумеется, отрицать философию в Северной Африке было трудно. В то же время в Африке интерес к Хайдеггеру был и остается заметным.

Что касается северной Африки, то в предыдущей главе была показана обращенность арабских мыслителей к Хайдеггеру на примере марокканского поэта и философа Мухаммеда Азиза Лахбаби. Здесь стоит, пожалуй, напомнить еще об одном крупном современном североафриканском мыслителе, египтянине Абд ар-Рахман Бадави, который в довоенное время учился у Хайдеггера во Фрайбурге, защитил там диссертацию по экзистенциализму, а в 40–60е годы издал на арабском языке несколько монографических исследований по экзистенциализму. Он популярен и в Тропической Африке как арабский экзистенциалист и историк философии. Как отмечает современный арабский историк философии М. Факри в своей солидной монографии «История исламской философии» (1970)[795], Бадави в таких своих трудах, как «Existential Time» (1943) и «Исследование экзистенциалистской философии» (1961) анализирует принципы экзистенциалистской философии, особенно в интерпретации Мартина Хайдеггера. По словам М. Факри, Бадави интерпретирует Dasein как бытие-в-время (being-in time), или другими словами, как сущностную черту (свойство) временного существования, экзистенции. Приписываемые бытию постоянство, непрерывность, равно как его протяженность в прошлое и будущее, согласно трактовке Бадави, суть иллюзия, некоторый обман чувств. Почему иллюзия, какова причина возникновения подобного иллюзорного знания о Dasein? Все дело оказывается в желании человека выйти из власти, даже всепроникающей «тирании времени». Какова же цель преодоления «тирании времени»? Цель состоит в достижении самого главного – «выживания». Достижимо ли это? Ответ на него не совсем определенен.

Продолжим рассмотрение последующих суждений Бадави относительно Dasein, связи бытия и времени. При определении путей выхода из-под «тирании времени» следует учитывать, что приписываемое бытию постоянство как его неотъемлемое свойство есть простая возможность, которая априорна лишь в экзистенции. Актуальное бытие всегда находится во времени и в присутствии (в настоящем, сейчас). Актуальное бытие во времени (being-in time) привязано к космическому чувству тревоги, от которого никогда не освободиться человеку. И в тот момент, когда в своем сознании человек понимает свою ситуацию в мире, тогда он начинает «восставать» против времени: то ли отрицать его, то ли входить в состояние эскапизма от него через поиск убежища в вечности. Под вечностью понимается некий тип безвременного способа бытия. Но такое «бегство» от времени приводит лишь к потере человеком ориентации в мире, по сути к унижению своего собственного достоинства, порождает у него ложные надежды. Таким образом, наиболее надлежащим поведением человека могло бы стать принятие временного бытия как факта и уже рассмотрения себя как субъекта в этом объективном для него временном бытии.

Бадави рассматривает бытие-во-времени и в другом аспекте. Речь у него идет о таком его свойстве, как соединение в нем и бытия, и небытия. Причем небытие входит в бытие, в его структуру в качестве неотъемлемой составной части. В итоге актуальное бытие можно рассматривать как своеобразный итог некоторого напряженного состояния взаимности, то есть антитезу между бытием и небытием. Как следствие из этого вытекает правомерность суждения о том, что причинная неразрывная связь бытия и небытия является в этом смысле творцом (творящей силой, но не в смысле Бога). Бадави стремился с помощью своего экзистенциалистского анализа ограничить сферу философского исследования («вопрошания») лишь конкретным существованием, имея в виду как человеческое существование, так и существование мира возможного опыта. В конечном счете через отрицание ценности какой-либо иной спекуляции относительно любого порядка реальности вне этого мира и человека в нем Бадави выводит за скобки традиционную теологию, то есть метафизические размышления о Боге и божественной жизни.

Хайдеггер является одной из главных философских фигур Запада, попадающую в поле зрения современных африканских мыслителей прежде всего Тропической Африки как только заходит речь о статусе «африканской» философии. Здесь имеются в виду два момента. Первый заключается в том, что Хайдеггер вслед за Гегелем признавал только греческое начало философии, хотя в этом вопросе были определенные различия, но все же не столь уж существенные. Многие африканские? не только африканские мыслители не признавали и не признают в целом европоцентристскую установку Гегеля. Ведь известно, что по отношению к индийской и китайской философии он употреблял выражение «так называемая восточная философия», хотя и признавал наличие серьезных отдельных философских учений, ярких восточных мыслителей. Что касается арабской философии, то в целом он не считал ее самостоятельной, она более комментаторская по отношению к подлинной, т.е. первоначально к греческой философии. Что же касается африканского мышления, культуры и философии, то ни в «Лекциях по истории философии», ни в «Философии истории», ни в «Философии религии», равно как и во многих других трудах нет какой-либо положительной оценки «африканского духа», в то время как германский, шире – европейский дух чрезмерно возвышается им.

Хайдеггер вообще не касается Африки, а посему, в отличие от Гегеля, теоретически, философски, мыслительно безразличен к Африке. Но зато с самого начала своей философской деятельности он полагал, что философию надо начинать с греков, и только с греков. Его запоздалое отношение с интересом к японской и китайской философии не поколебало его убеждения, что Греция – колыбель философии. «Учение Платона об истине», «О существе и понятии физис. Аристотель „Физика“ В-1», «Гегель и греки», «Изречение Анаксимандра» и т.д., – вот свидетельства большого интереса к грекам. Если возьмем его «Введение в метафизику» (1935), то увидим, что весь подраздел «Грамматика слова „бытие“» построен на выяснении греческой основы и подосновы; тоже и в подразделе «Бытие и становление» и т.д. В абсолютном большинстве работ Хайдеггера греческое начало философии вообще проходит лейтмотивом. Вот этот акцент на греческое начало философии вызывает во многом у ряда мыслителей Тропической Африки неприятие в целом его философии. Хайдеггер попадает часто в эпицентр философских дискуссий в Тропической Африке и в другом контексте. Речь идет о том, что существует определенный стереотип среди отдельных западных, даже некоторых африканских мыслителей, что и сегодня мировая философия должна отождествляться в основном с западными философами, прежде всего европейскими, в том числе и в ряде случаев особенно с Хайдеггером. Прежде, чем перейти к рассмотрению рецепций Хайдеггера африканскими философами в данном контексте, упомянем еще и о других контекстах. Современные африканские философы, разрабатывая те или иные философские проблемы, имеющие отношение к экзистенциализму и феноменологии, касаются в той или иной мере взглядов Хайдеггера, Сартра, Гуссерля и ряда других крупнейших западных философов ХХ века. Это имеет место, когда речь идет об африканском искусстве, поэзии, о технике вообще.

Сразу оговоримся, что идеи позднего Хайдеггера рядом африканских мыслителей воспринимаются в качестве ключевых для оценки тех или иных явлений в духовной жизни современной Африки. Но основные упреки Хайдеггеру слышны со стороны тех африканских мыслителей, которые ищут так называемую традиционную африканскую философию или еще в древности, или где-то на рубеже восемнадцатого века, полагают, что традиционное понятие философии, принятое на Западе, неприменимо либо вообще, либо в значительной степени к определению и характеристике африканской философии. Рассмотрим позиции ряда ведущих африканских философов. По отношению к вопросу о специфичности африканской философии и ее истории среди африканских философов существуют разные и даже в ряде случаев прямо противоположные мнения.

Обратимся для начала к двум статейным публикациям заирского профессора философии Жана Киньонго. В своей статье «Африканская философия и ее история» он отмечает трудности, которые встречаются перед историком философии, приступающим к изучению африканской философии. Первая трудность связана с классическим европоцентризмом и его рудиментарными формами в настоящем. Так, «Гегель, – пишет автор статьи, – считал Африку не исторической, не развивающейся, находящейся во власти природного духа, чья рациональность находится еще на пороге всемирной истории»[796]. Гегелю он противопоставляет Фейербаха, для которого философия – явление не только европейского духа, она способна «путешествовать», «циркулировать» по свету в соответствии с историческими обстоятельствами. А вот что касается Хайдеггера, то, по мнению Киньонго, он, наряду с Гегелем, исключал Африку из всемирной истории, полагая, что мировая философия начинается только с греческой философии[797]. Киньонго указывает, что Д. Юм в своей работе «О национальных характерах» заявлял, что у негров нельзя обнаружить ни малейшего признака разума. У Клод-Леви Брюля тоже сначала делался акцент на духовный примитивизм, господство «дологического мышления и мистики» у людей традиционного общества, в том числе и африканского, на резкое противопоставление мышления человека традиционного общества «логическому мышлению» белого человека. Л. Фробениус и Э. Делафос подчеркивали умственную зрелость африканской цивилизации.

Киньонго считает правомерным ставить вопрос о выражении «африканская философия», в то время как Платону не было необходимости подчеркивать греческий характер своей философии, Декарту – французский, Канту – немецкий. У них, в отличие от африканцев, оказавшихся в колониальном состоянии и вынужденных после завоевывать свое признание в мире, в том числе и в сфере философии, не было потребности делать акцент на национальном этосе своей философии. В 1959 году на философской подкомиссии II Конгресса африканских писателей и художников было узаконено слово «африканская философия». Киньонго пишет, что в то время как известные африканские мыслители П. Темпельс и В. Мулаго говорили об африканской философии на уровне этноса (этнофилософия), то есть признавали наличие традиционной африканской философии, наряду с греческой, хотя и значительно более поздней, чем античная, Хайдеггер в 1955 году вновь убеждает, что философия по своей сущности греческая. Таким образом, у Хайдеггера полное отрицание африканской философии[798]. Автор статьи пытается дать определение истории африканской философии, подчеркивая, что она выступает «такой дисциплиной, которая охватывает собой все, что принадлежит африканской философской традиции, которая заявляет претензию на общую философскую традицию»[799]. Поиски подлинной, оригинальной ценности надо вести в общем контексте поиска, восстановления и обогащения традиционных африканских ценностей. Киньонго опирается на работу известного французского филолога, философа, ориенталиста Поля Массона-Урселя «Философия на Востоке» (1938), в которой тот утверждал, что древнегреческая мысль от досократиков до неопатоников включительно находилась под влиянием древнеегипетского способа мышления и вообще египетского духа. Последние, в свою очередь, в течение длительного времени зависели от негритянского менталитета. Киньонго, ссылаясь на А. Смета, допускает возможным рассматривать начало постановки вопроса об африканской философии с книги бельгийского миссионера в Конго Темпельса Пласеда «Философия Банту» (1944).

В данной статье Киньонго, Гегель и Хайдеггер, несмотря на их некоторый европоцентризм, рассматриваются «гигантами» философской мысли Запада. Вопрос же о действительных философских традициях в Африке автором поставлен, но не решен: то есть если были эти традиции, то каковы они? А без ответа на этот вопрос история африканской философии остается на уровне допущений Поля Массона-Урселя, Лео Делафоса. В конце концов он вынужден заявить, что африканская философия может представить свою историю только через наличие философской литературы, созданной, прежде всего, умом африканских философов, что в конце концов африканская философия должна отвечать по своей родовой сущности общему понятию философии. Но она должна в своей функциональной основе быть своеобразной «суммой ответов на серию вопросов», обусловленных вызовом, брошенным миром Африке.

В другой своей статье «От дискурсивности к философскому дискурсу в Африке»[800]. Киньонго, рассуждая о дискурсивности как «фундаментальном и сущностном элементе африканской философии», пытается применить к реальности понятие «интенциональная» пассивность, инертность. На уровне дискурсивности основным материалом для рассуждения выступают мифы, легенды, традиционное мировоззрение, то есть «наша», африканская «идея мира», но доведенная здесь до смысла греческой «идеи». Здесь часто наблюдается диалог в устной форме между Я и Ты. Свое размышление он завершает обращением к докладу Хайдеггера «Гельдерлин и существо поэзии» (1936), в котором говорится об открытости человека по отношению к бытию – прошлое через дискурс[801]. Касаясь философского дискурса, автор подчеркивает неоднозначность его толкования даже у Платона. Дискурс – это более высокий уровень философствования.

В статье И.Ч. Онуевусни «Существует ли африканская философия?» дается разбор взглядов ряда африканских философов относительно самой постановки подобного вопроса и возможности получения вразумительного ответа на него. Он соглашается с критикой Габриелем Марселем западной философии за то, что она в лице картезианства, кантианства и гегельянства слишком увлеклась созиданием интеллектуальных схем и почти совсем не стала обращать внимания на философию как мудрость. К его мнению на этот счет присоединяется и Карл Ясперс. Автор пишет, что то, что Г. Марсель подвергает критике в западной философии, вполне подходит под его классификацию западной философии как академической и дегуманистической. Он в согласии с Кьеркегором, критиковавшим абстрактные спекуляции Декарта и Гегеля за то, что в них забыто человеческое существование. Современная философия, по его мнению, становится «идентичной с философствованиями Декарта, Спинозы, Лейбница, Локка, Юма, Канта, Гегеля, Ницше, Хайдеггера, Сартра, Уайтхеда и т. д. С этого времени нет больше имен, ассоциируемых с Африкой; Африке отказано в философии»[802]. Автор приводит любопытный пример. Во время его чтения лекций в Америке студенты задавали ему всегда один вопрос: «Существуют ли африканские философы и что они написали?» «Я ничего не слышал о них и не читал их трудов», – так отвечали студенты на свой же вопрос. Другими словами, встает вопрос о том, что если нет в Африке академических философов, то, выходит, нет и африканской философии. Он не согласен ни с первой, ни со второй частью подобного нигилистического суждения.

Вкратце его ответ заключается в следующем. Во-первых, в Африке были профессиональные философы. Кто они? Тот же Плотин был родом из Египта, в течение многих лет преподавал в Александрии, хотя считается греческим философом. Св. Августин, Ориген, Тертулиан тоже из Африки или долго там жили и работали. Многие выдающиеся греки (Геродот, Сократ, Гиппократ, Анаксагор, Платон, Аристотель) посещали Египет. Только один Аристотель не получил образования в Александрии, но имел в своем распоряжении целую библиотеку книг, принадлежащих мистической системе Египта, когда туда прибыл месте с Александром Македонским, чем дополнил свой корпус трудов. Теория идей Платона во многом позаимствована из Египта. Пифагор также многое перенял у восточной науки и мистики. К вышеуказанному перечню автор добавляет ганского философа по имени Amo Anton, который сначала был в Голландии, затем учился в Германии (университет в Галле), где в 1729 году защитил диссертацию; затем прибыл в Виттенберг, и в то время, когда Кант был еще мальчиком, он уже стал там учителем философии. В 1734 году он защитил труд, в котором выдвинул тезис о том, что ощущение не является ментальной способностью. Автор считает Амо рационалистом после Лейбница. В 1738 году он написал свой главный труд (magnum opus), книгу по логике, теории познания и метафизике. В Тимбукту (Мали) был университет, в котором работали и философы. В Африке в XVI веке работал знаменитый историк Leo Africanus. В современный период Алексис Кагаме написал книгу о понятии Бытия у руандийцев. А. Або написал книгу о метафизическом мышлении йоруба, П. Темпельс – книгу о философии банту, об этике в Конго и т.д[803].

Автор уделяет большое внимание африканской метафизике, которую он полностью отождествляет с онтологией. Для него онтология – это наука о «бытии как таковом», «реальности как таковой». Метафизика западной философии, по мнению автора, основывалась на статической концепции бытия. Африканская же философия, в отличие от западной, рассматривает бытие в динамическом контексте. Африканская концепция жизни и реальности резюмируется в выражении «существование-в-отношении». Специфика африканского мышления состоит в том, что в нем нет разделения (отделения) бытия от силы, выступающей атрибутом бытия. Все эти характеристики бытия автор дает, следуя основным положениям книги П. Темпельса «Философия банту». Если для западной метафизики характерным является выражение: «бытие» – это «то, что есть», то для африканской метафизики характерным будет: «бытие» это «то, что есть сила „экзистентная сила“. В иерархии сил Бог – Великая сила. Дальше идет по нисходящей иерархия сил: духи предков, тотем, живые люди, потом животные, растения и минералы, – все классифицируется в зависимости от их относительной важности в рамках каждого класса.

В работе известного африканского философа «Очерк о философской проблематике в Черной Африке» Марсиана Това одним из главнейших вопросов опять встает вопрос о бытийности африканской философии под уже ставшим своего рода традиционным вопрошанием: «Существует ли африканская философия?» Он пишет, что для Хайдеггера философия и греческий мир представляют собой сущностное единство[804]. По мнению автора, Хайдеггер идет в данном вопросе за Гегелем, для которого подлинная философия – это западная философия, а начало философии – в греческом мире[805]. Точка зрения М. Това сводится к тому, что философия «должна встречаться у каждого народа», тогда как Гегель, признавая в общем виде сходную позицию, по сути дела, отказал народам Востока в обладании подлинной философией. Особенно резкое возражение со стороны М. Това вызывает тезис Гегеля о том, что «Африка – страна детства человечества»[806]. Он одновременно встает в оппозицию к выдающемуся африканскому поэту, философу, президенту Сенегала (в то время) Леопольду Седару Сенгору, одному из главных теоретиков «негритюда», который делает акцент на партиципно-эмоциональный стиль мышления негроафриканцев[807]. Он против расширительного понимания философии, растворения ее в общем массиве культуры. Он пытается также дистанцироваться от этнофилософии А. Кагаме. Марсиан Това в принципе выступает за концептуальную и профессиональную философию, которая имела бы в своей теоретической части в качестве основы размышления об абсолютном, а в своей практической части – размышления о социуме и человеке[808].

Наконец, своеобразный ответ Хайдеггеру относительно греческого начала в философии дает известный сенегальский ученый, историк, социолог и философ Шейк Анта Диоп в своей программной статье «Существует ли африканская философия?» Он выдвигает теорию, согласно которой египетская мысль была тесно связана с Черной Африкой, т.е. имеет негритянское происхождение. Греки же многое позаимствовали от египтян и в целом от Востока. Поэтому греческое начало ставится под вопрос[809]. В современной науке эта точка зрения Шейка Анти Диопа в свою очередь ставится под сомнение.