Век нынешний и век минувший

Как я отмечал в первой части, логика становления марксизма — это логика политического прагматизма, ставящего своей целью во что бы то ни стало и как можно скорее осуществить социальную революцию. Но содержание и успех марксизма — нечто отличное от логики его становления. Политический прагматизм бывает свойственен лидерам движений, рядовые же участники вовлекаются в них не в результате хитрого расчета, а под действием эмоциональных и интеллектуальных факторов, имеющих более глубокую природу и часто не осознаваемых. Марксизм — социализм 19-го века. Марксистский нигилизм, идейную основу тоталитаризма, нельзя объяснить одним лишь политическим прагматизмом, он имеет корни в научном мировоззрении той эпохи.

Картина мира, которую рисовала Марксу и Энгельсу современная им наука, была в общих чертах такова. В более или менее пустом трехмерном пространстве (то есть совершенно пустом, по одним теориям, и заполненном почти нематериальным эфиром, по другим теориям) движутся весьма малые частицы вещества. Эти частицы действуют друг на друга с силами, которые однозначно определяются их взаимным расположением и скоростью. Силы взаимодействия, в свою очередь, однозначно (по законам Ньютона) определяют дальнейшее движение частиц. Таким образом, каждое следующее состояние мира однозначно определено (детерминировано) его предыдущим состоянием. Детерминизм был характерной чертой научного мировоззрения того времени.

В этом мире нет места для свободы, она иллюзорна. Человек, который сам есть лишь совокупность частиц, не принадлежит самому себе, а движется, подобно заведенному часовому механизму. Вообще, вся духовная жизнь человека и человеческая личность — иллюзорные понятия.

Конечно, философы всегда понимали относительность всякой картины мира. Тот факт, что все наши знания о мире — продукт чувственного восприятия, был осью, вокруг которой вращалась вся европейская философия. Великий критик Иммануил Кант, предвосхищая науку 20-го века, даже пространство, время и причинность — святая святых механистического мировоззрения — отказался признать "вещами в себе", а объявил формами нашего восприятия действительности. Но как раз философы-материалисты в то время были наименее чувствительны к критической философии. Вместе с неискушенным "простым человеком" они стояли на позициях наивного реализма, который критическую философию просто отбрасывал, не зная, что с ней делать. По-видимому, большинство естествоиспытателей также стояло на наивно-реалистических позициях. И это было естественно. Наука в то время еще не нуждалась в критической философии. В некотором смысле для ученого было даже "правильнее" быть наивным реалистом, чем критиком: это активизировало работу в рамках механистической концепции, пока она себя не изжила.

Социализм 19-го века возник на почве материалистической наивно-реалистической философии. Маркс и Энгельс воспитывались как гегельянцы, то есть в духе предельно некритическом, антикритическом. Перейдя в материализм, они лишь сделали, как говорят в математике, некоторые переобозначения. Ленин был в такой степени политическим прагматиком, что не ясно, можно ли говорить о наличии у него взглядов как чего-то .отличного от целей. А его целям, разумеется, соответствовал наивный реализм "простого человека"; со страстью и руганью защищал он его от подъема научно-критической философии в начале 20-го века.

Итак, основатели социализма и первые поколения их последователей действовали на фоне механистической картины мира 19-го века. Строения, которые они воздвигли, хорошо вписываются в этот пейзаж. Неудивительно, что в них неуютно жить человеку. Основу общества, как и основу мира, составляют бездушные, абстрактные сущности: производительные силы, производственные отношения, классы. И они неумолимо трансформируются под действием столь же бездушных и внеличных сил.

Даже самый рьяный сторонник научного мировоззрения (а я себя отношу к таковым) не может не признать, что в социализме 19-го века ровно столько человечности, сколько осталось в нем от христианского, то есть донаучного, мировоззрения. Для Маркса и Энгельса понятия о личности и свободе были чем-то само собой разумеющимися. Они употребляли их довольно часто и не видели большой беды в том, что эти понятия не входят в основания их системы. Вероятно, они этого просто не замечали. Но это так, и это очень важно. В лучшем случае понятия личности и свободы в качестве наследства предыдущей эпохи могли быть пристегнуты к системе, умерив "социалистичность" социализма. Так и произошло в тех странах, где это наследство прочно укоренилось в общественной традиции. А там, где такой традиции не было, марксистская система взглядов действовала в чистом виде и привела к своему естественному результату: тоталитарному обществу.

В 20-ом веке мировоззрение претерпело радикальное изменение: оно включило в себя критическую философию, сделало ее своей непременной и неотъемлемой частью. Произошло это под давлением необходимости и не без сопротивления со стороны ученых, привыкших к наивно-реалистическому подходу. Оказалось, что физические явления на атомном уровне не могут быть поняты в рамках наивного реализма, а требуют подхода с позиций критической философии. Таким образом, наряду с конкретными открытиями 20-го века в области физики микромира, мы должны рассматривать неизбежность критической философии так же, как научное открытие, — величайшее научное открытие 20-го века.

Принятие позиций критической философии означает, что смысл и задачу научных теорий видят не в том, чтобы раскрыть сущность вещей "как они есть, независимо от наблюдения", а лишь в том, чтобы упорядочить наши ощущения и частично предсказать их. Мы стали гораздо скромнее, бесконечно скромнее, чем были ученые в 19-ом веке. А мир стал гораздо таинственнее. Оказалось, что объект и субъект познания неразделимы, и из-за этого при попытке зайти дальше некоторой черты в исследовании "вещей в себе" мы натыкаемся на различные невозможности и парадоксы.

Мы знаем теперь: представление, что мир "на самом деле" есть пространство, в котором по определенным траекториям движутся маленькие частицы,— иллюзорно; оно приходит в противоречие с экспериментальными фактами. Картина мира, которую дает современная наука, не выходит за рамки наших ощущений. Метафизическое "на самом деле" отвергнуто окончательно и бесповоротно. Но этого мало. Вместе с "на самом деле" пал и его постоянный спутник - детерминизм, убеждение, что "на самом деле" все явления имеют свои причины и однозначно определяются ими. И это не просто абстрактный результат принятия критической философии, а глубокая черта современной физической теории, многократно подтвержденная экспериментом. Мы знаем теперь, что есть явления, у которых нет и не может быть причины.

Критическая философия и крушение детерминизма лишают нас права объявить элементы нашего духовного опыта, и в частности свободу воли, "иллюзией", которой "на самом деле" не существует. Ибо это такой же факт бытия, как и данные пяти органов чувств. Крушение детерминизма не только оставляет в современной научной картине мира место для свободы личности, но, я сказал бы (хотя здесь, конечно, кончается наука и начинается философия), оставляет пустое место, которое нельзя не заполнить. В новом, таинственном мире науки 20-го века понятия о личности и свободе органически входят в научное мышление. Механистическая модель мира как часового механизма больше не застилает нам глаза.

Энгельс называет три научных открытия 19-го века, которые имели фундаментальное значение для марксистского мировоззрения. Это закон сохранения энергии, клеточное строение живого вещества и эволюционная теория Дарвина. Я хочу назвать три открытия 20-го века, имеющие фундаментальное значение для научного мировоззрения нашего времени. Это, впрочем, не открытия, а целые группы открытий.

1. Новая физика: теория относительности и квантовая механика. Именно эти открытия заставили пересмотреть наши представления о пространстве, времени и причинности.

2. Новая математика: математика и теория алгоритмов. Наиболее важные открытия здесь — знаменитая теорема Геделя и существование алгоритмически неразрешимых проблем. Они нанесли еще одни удар по самоуверенности ученых, уже потрясенной открытиями новой физики. Новая математика изучает так называемые знаковые системы, которые имеют двоякое значение. Во-первых, их можно представить себе как идеализированные материальные устройства, например — механические. Эти устройства сравнительно просты и могут находиться лишь в совершенно четко отличающихся друг от друга состояниях. Идеализация же состоит в том, что они могут работать сколь угодно долго без сноса и что в их распоряжении может быть сколь угодно много памяти, например, ленты с квадратиками, в которых можно ставить и стирать точку. Во-вторых, значение знаковых систем в том, что все наши теории (в том числе и теории о знаковых системах) являются знаковыми системами. И вот оказалось, что даже в этом идеализированном мире знаковых систем, где нет ошибок измерения, случайных сбоев и т.п.,— даже в этом чистом и благородном мире существует уйма невозможностей, которые ограничивают нашу способность предсказания. Уже такая несложная система как арифметика обладает тем свойством, что не существует конечного набора аксиом, из которого можно вывести все истинные арифметические утверждения. Другая невозможность: берем знаковую систему, приводим ее в некоторое начальное состояние и запускаем в движение; не существует такого алгоритма (общего метода), который по начальному состоянию всегда определил бы, остановится ли система в конце концов или нет.

3. Новая научная дисциплина — кибернетика, со своими понятиями и подходами, применимыми к объектам любой природы, в том числе к живым организмам и человеческому обществу. О ней у нас речь пойдет особо.

К какой же концепции общества ведет современное научное мировоззрение? Каким может быть социализм 20-го и 21-го века? В чем он может совпадать и в чем отличаться от социализма 19-го века? И нужен ли вообще социализм? Какие есть альтернативы?

Обсуждение этих вопросов я построю следующим образом. Сначала мы рассмотрим, опираясь на исторический опыт социалистического движения, два общих вопроса, важных для религиозно-этических учений: о роли трансцендентного и о взаимоотношении между знанием и волей. Затем, отталкиваясь опять-таки от марксизма, я перейду к понятию эволюции как связующего звена между описанием действительности и Высшей Целью. Затем я сформулирую свое представление о научном социализме 20-го века и перейду к обсуждению его некоторых конкретных черт в сопоставлении с социализмом 19-го века.