2

С теоретической точки зрения у традиционной исламской культуры нет ни шанса в борьбе против позднеиндустриальной цивилизации Запада. В конце концов, все это мы уже проходили: индийские сипаи, китайские «боксеры», суданские махдисты. Исповедовали они ту же стратегию, что нынешние ваххабиты или маджахеды. Но для борьбы с ними европейцам не приходилось даже толком напрягать силы. Что же изменилось?

Во–первых, разумеется, резко увеличилась связность и перемешанность мира. Это резко увеличило мобильность террористов и, следовательно, количество потенциальных объектов захвата или уничтожения. Во–вторых, страх Запада перед людскими потерями, особенно среди гражданского населения, неизмеримо вырос. Современный европеец утратил трансцендентальную составляющую своей жизни, поэтому он стал очень бояться смерти. Эта слабость, конечно, будет эксплуатироваться снова и снова. В-третьих, скорость технического, социального, экономического развития Запада к концу XX столетия резко снизилась и принципиальный разрыв между «цивилизацией» и «варварством» сократился до минимума.

Наконец, в-четвертых, а на каком основании мы решили, что столкновением европейской и исламской идентичности исчерпывается все содержание современной террористической войны?