3

Выше мы определили образ жизни как единство, возникающее на «пересечении» мышления, коммуникации и деятельности. Такая формулировка позволяет построить исчерпывающую классификацию жизненных форматов, но, может быть, это излишне. Ограничимся здесь простейшей и самой важной из возможных типологий и ранжируем образы жизни по типу мышления.

Самым простым и, возможно, самым действенным является обыденное мышление. Оно материалистично, работает с объектами (предметами) физического мира и событиями. При этом события объективны, а предметы операциональны, их можно перемещать с места на место, разбирать, конфигурировать (для чего требуется соответствующий навык и способность трудиться). Это — мышление рабочего и крестьянина, инженера и конструктора, военного и предпринимателя. Оно является очень конкретным и очень сильным. Именно обыденному мышлению мы должны быть благодарны за современный удобный и комфортабельный мир.

Научное мышление характеризуется работой с абстрактными категориями, из которых выделяются «истина» и «ложь». Важнейшим элементом научного мышления является понятие «доказательства». Что это такое, научное мышление не определяет, но операционально доказательство есть логическое преобразование некоторого высказывания либо к конвенционально признанной истине, либо — к противоречию с такой истиной. В первом случае высказывание считается доказанным, во втором — опровергнутым и ложным. Научное мышление подразделяется на естественнонаучное, где конвенционально признанной истиной является опыт, гуманитарное (компендиум классиков, основателей данной дисциплины либо богооткровенные тексты), юридическое (истиной является следование закону). Этот тип мышления также является очень сильным. По существу оно являет собой философский бэкграунд, рамку мышления обыденного, позволяя действовать вне пространства обыденного опыта. Это мышление ученых, современных политиков, бизнесменов, управленцев — всех людей, обладающих соответствующей квалификацией и способных профессионально и с удовольствием мыслить. Научному мышлению мы обязаны наличием в мире правил и закономерностей, философским осмыслением действительности, наличием экзистенциальных представлений о Реальности.

Диалектическое мышление работает с двусторонними противоречиями, то есть оно начинается там, где заканчивается мышление научное. Для научного мышления: мы пришли к противоречию, следовательно, исходное предположение неверно. Для диалектического, мы пришли к противоречию, следовательно, система, которую мы рассматривали как неизменную данность, развивается и мы должны сменить рамку анализа. К этому типу мышления относятся компетентные люди: умные священнослужители, философы, высшие управленцы военного и мирного времени. На этом уровне «живет» настоящее проектирование, стратегирование и сценирование, прогнозирование будущего, высшие формы творчества. Едва ли в мире наберется более 0,1 % людей, способных мыслить диалектически и поддерживать соответственные поведенческие паттерны, но в действительности они — и есть Человечество (в его способной к развитию части). Диалектическое мышление порождает развитие как образ жизни.

Совсем немного в мире триалектиков[222], анализирую, ших противоречия с более чем двумя сторонами[223] и балансы между ними. Этот тип мышления требует не навыка, не квалификации, не компетенции, а чего–то иного, не определенного до сих пор, и создает образ жизни, основой которого являются свобода, спонтанность, «прикол».

Все перечисленные выше типы мышления и соответствующие образы жизни (трудящиеся, мыслящие, развивающиеся, свободные) составляют, наверное, около 10 % населения, причем этот показатель неуклонно падает. А что же все остальные?

Все остальные — это люди, не способные ни поддерживать определенный тип мышления, ни, тем более, управлять переходами между типами. Их мышление случайно по своему содержанию, эклектично по форме, не обладает предсказательной силой, не способно к развитию. Собственно, оно и мышлением не является: в современных социальных моделях такие люди названы немыслящим большинством. Люди с пятью «не»: не трудящиеся, не понимающие, не развивающиеся, не «прикалывающиеся», даже не живущие. Средний класс по–европейски, менеджеры (в том значении этого слова, которое используется как ругательство), «офисный планктон».

Однако не так все просто, как кажется.

«Немыслящее большинство» возникло не просто так: это естественная реакция человеческого общества на нарастающую информационную агрессию со стороны рукотворных и самозародившихся големов, левиафанов, скриптов и других информационных объектов и — на государственную политику снижения пассионарности.

В мире больших информационных систем выходом может стать или немереная личная «крутость», или включение в соответствующую большую систему. «Немыслящее большинство» и создало такую систему — социальную ткань. Социальная ткань способна поглощать и даже утилизировать любое информационное воздействие, вплоть до рекламы включительно. Она, в сущности, также является информационным объектом, поэтому не зависит от своих конкретных носителей — индивидуумов. Да, индивидуумы не способны — и не ставят такой задачи! — ни мыслить, ни действовать. Но ткань, как целое, способна и к тому, и к другому. Она, конечно, гораздо лучше приспособлена к современной эпохе, нежели те немногие, кто позволяет себе оставаться личностями и мыслить свободно. Можно предположить, что в течение всего горизонта прогнозирования социальная ткань будет вытеснять «обычных людей» на социальную периферию.

Социальные ткани не могли развиваться в прошлом, когда насыщенность информационного пространства была невелика и, главное, отсутствовали необходимые коммуникационные устройства. Ситуация изменилась с появлением Интернета; окончательно оформили «тканый мир» через распространившиеся в последние годы социальные сети.

Нетрудно предсказать, какой образ жизни окажется господствующим в 2010?е годы. Социальные сети, господствующие в экономической, политической и культурной жизни. Люди, основная жизненная функция которых — поддерживать существование социальных сетей. Разрушение всех прочих форм организованности, атомизация семьи. Окончательный переход кино и литературы в сервисную позицию по отношению к сетям, что означает безраздельное господство сериальности. Все это — на фоне финансового и политического кризиса, кризиса демократической формы правления, кризиса индустриальной фазы развития, кризиса идентичности, кризиса поведенческих факторов.

Что к этому можно добавить? «…Крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым, и нет никого, чтобы поднять эти короны…»[224].